Счастливая звезда Хомы и Суслика - Альберт Иванов

И ничего удивительного не было в том, что в яму Суслик угодил.

— Ну, убедился? — сказал Хома, вытаскивая лучшего друга. — Кто попался, я или ты? Я рыл, а ты рухнул. Нет, неправильная пословица.

Суслик выплюнул стручок вместе с землей и проворчал:

— А ты снова проверь. Я случайно попался. В пословице ничего о приманке не сказано.

— Но и против неё ничего не сказано, — возразил Хома. — Я мог и без приманки яму сделать. Прямо у твоего порога. Так бы и ухнул в неё с утра! Ты, а не я, — упрямо повторил он.

Затем Хома вырыл потайную яму побольше. Для наглядности.

Так в эту яму Заяц попал. Тоже на приманку польстился — на морковку.

Потом Хома третью скрытую яму выкопал, ещё большую. На тропинке между норами Суслика и Ежа. И безо всякой приманки. Для бесспорности.

В неё с ходу Ёж и Суслик сверзились. Сначала Ёж, а Суслик следом. Ох, как лучший друг завопил, когда на Ежа свалился!

— Понаделал повсюду ям, — орал он, — проходу нету!

Вытащил их Хома. И беспокойно задумался: «Ну, даже и огромную ямищу сделаю. Сам не сумею, знакомых кротов позову. И что? Лиса провалится. Или Волк. А то и Медведь загремит. Всё равно же не я туда попаду!»

Пришёл он к Суслику. А тот сидит и из себя ежиные иголки выдёргивает.

— По-моему, Ёж линяет, — сердито сказал лучший друг.

— Когда линяют, шерсть лезет.

— А у него — иголки, — буркнул Суслик.

— Погоди. Давай-ка всё же разберёмся в этой пословице. Как там? «Не рой другому яму, сам в неё попадёшь». Так?

— Так, так, — заскрипел зубами Суслик, продолжая вытаскивать иглы. — Тебе бы не ямы, а могилы копать!

— Не ной. Попробуем эту пословицу понять. Выходит, чтобы не угодить в яму, надо не рыть её другому. Да?

— Да, да, — скрежетал зубами Суслик. — Себе рой.

— Ясно! — воскликнул Хома. — Чтобы другие в яму не попали, нужно её копать для себя.

— Для себя и копай! — взревел Суслик.

— Спокойно, — сказал Хома. — Будь попроще. Продолжим: что из пословицы получается?

— Ёж на дне ямы — вот что! — язвительно ответил Суслик. — Больше ничего не получается.

— Отстань. Из пословицы следует, — напористо продолжил Хома, — если сам себе выроешь яму, другие в неё не попадут. Видишь? Себе яму! Проверить бы, — озаботился он.

— А зачем? — неожиданно удивился Суслик, даже про боль з; абыл. — У тебя уже яма есть.

— Где?

— А твоя нора? Глубокая яма!

— Ну-ну-ну? — заволновался Хома.

— Ты в свою нору давно угодил. Сам выкопал, и сам угодил.

— И я её не другому рыл. Всё сходится. Голова у тебя варит, — похвалил Хома лучшего друга.

Столько времени, столько трудов и сил потрачено, а такой простой ответ! Да и то его Суслик дал.

— Ну кто прав? — зычно спросил Суслик. Голос у него всегда крепчал, когда он чувствовал свою правоту.

— Пословица-то про яму — правильная, но не совсем. Была бы пословица поточнее, не пришлось бы мне ямы рыть, а тебе — на Ежа падать, — посочувствовал им обоим Хома.

— Ты себе всегда что по легче выбираешь, — вскрикнул Суслик, со свистом выдёргивая последнюю иголку.

— Глянь на мозоли, глянь, — вытянул лапы Хома. — Кто ямы делал?!

— Глаза бы мои на тебя не глядели, — отвернулся Суслик.

— Ведь что получается, — опять принялся за своё Хома, — если другому яму копаешь, сам в неё ни за что не свалишься. Проверено. На тебе. А если себе копаешь, сам в неё попадёшь. Верно?

— Давай покороче.

— Пожалуйста. Пословица должна быть ясная: «Рой себе яму, сам в неё попадёшь», — чётко сказал Хома.

Так-то и впрямь точнее. Кто только не роет себе яму в жизни, кто только в неё не попадает!

Даже у Медведя такая берлога — ахнешь!

Как Суслик цветы обидел

— Какая красота! — взглянул Хома на ромашку. Она прямо возле его норы удачно выросла.

— Думаешь, ромашки — красивые? — с сомнением сказал Суслик.

— Очень!

— Ну, пусть красивые. Но не очень, — заупрямился Суслик.

— Очень-очень, — настаивал Хома.

— А толку? Никакой пользы от их красоты.

— Глаза радуют.

— Кому как, — пренебрежительно заметил Суслик. — Да только ничего хорошего от них не жди.

— Здрасьте! А кто пчёл и шмелей кормит? Они лишь на красивые цветы садятся.

— Есть захочешь, на любую колючку сядешь, — стоял на своём Суслик. — И не уговаривай, лишняя у них красота, зряшная. Ни на что не пригодная.

— И у васильков?

— Никакого от них толку.

— И у ландышей?

— Никакого!

— И даже у лесных фиалок?

— Нету, — твердил Суслик. — Вся их красота никому не нужна. Баловство. Лишь бы понапрасну красоваться.

— Глупый ты, — не выдержал Хома.

— Но не настолько, чтобы на них зазря пялиться, — напыщенно проговорил Суслик. — Для меня некрасивый укроп куда вкуснее любого распрекрасного цветка!

— При чём тут красота? — накалялся Хома.

— Я и говорю — ни при чём, — ухмыльнулся Суслик.

Хома схватился за голову. Словно убедиться хотел, на месте ли она. Лучше бы проверил, на месте ли глаза у Суслика. У него особое зрение. Его глаза радует только то, что съесть можно.

Так бы ничем и закончился спор, если бы случай не помог.

Отправились как-то Хома и Суслик через всю рощу на Дальнее поле. И вдруг на них Лиса выскочила!

А они вместо того, чтобы разбежаться кто куда, бросились вдвоём в чащу. Лисе даже не пришлось выбирать, за кем гнаться. А так хоть один да непременно бы уцелел. И то утешение. Для того, кто бы сразу спасся.

Несутся они бок о бок, шныряют меж деревьев. Лиса за ними. Вот-вот схватит — обоих.

И тут выскочили они на потаённую, нехоженую лужайку. Да какую! Сплошь покрытую кипенно-белыми ромашками! Казалось, вся полянка превратилась в один огромный ослепительный кружевной цветок!

Все невольно замерли. И Лиса, и Хома, и Суслик.

Беглецы, понятно, очнулись от наваждения первыми. И дёру!

Конечно, и Лиса быстро опомнилась, но ведь даже упущенное мгновение не вернёшь. Хома и Суслик успели скрыться.

— Вот красотища так красотища! — восхищённо вспоминал потом Суслик. — Лиса и то остолбенела. Чудом спаслись!

— А ты говорил, красота бесполезна, — вздохнул Хома. — Это чудо нас чудом и спасло! Ты обидел цветы, а они тебя выручили.

— Правда, — не сразу признал Суслик. — Если б на полянке цветов не было, нам бы конец. Ты уж извини, Хома, я и впрямь глупым бываю. Иногда, — подчеркнул он. — Ты это случайно подметил.

— Случайно? — прищурился Хома.

— Ну да. Я теперь понял: когда цветов много, от них большая польза. А если мало, то и толку чуть.

— Что? — взвился Хома.

И пошло-поехало!..

А одинокая ромашка, у норы Хомы, смотрела на них и укоризненно покачивала своей прекрасной и, видать, умной головкой. Нашли, мол, о чем спорить!

Суслик внезапно остановился на полуслове, взглянув на ромашку, и смущённо сказал:

— Дождя давно не было. Полить бы её, что ли?.. Жаль, если такая красота зря пропадёт!

Как Хома с Медведем породнился

Обидел Хому как-то Медведь. Встретились они случайно на тесной тропинке, и он заорал:

— А ну, прочь с дороги, козявка!

Сам-то здоровый, все ему мелкотой кажутся.

Часто оскорблял Медведь Хому. То он у него «карлик», то «лилипут ходячий», то «мелочь пузатая». А то и вовсе «комар-пискун»! Разве можно такое выносить?!

Другой бы и на этот раз промолчал, ушёл в кусты. Но Хома слишком долго терпел.

— Нехорошо так к своему родственнику относиться, — упрекнул он Медведя.

— Родственнику? — неимоверно удивился Медведь.

— А ты у любого спроси — похожи мы или нет? И фигурой, и характером, и вкусом. Один к одному. Ты орехи любишь? — подмигнул Хома.

— Люблю…

— И я люблю. А молодой, сладкий горошек?

— Тоже люблю, — причмокнул губами Медведь.

— И я тоже. А мёд?

— Обожаю, — закатил глаза Медведь.

— И я обожаю. Мало тебе?

— Но это не повод ко мне в родичи набиваться, — опомнился Медведь.

— А я не набиваюсь. Что вижу, то и говорю, — степенно заметил Хома.

В общем, заспорили они. Да так, что Медведь чуть не прихлопнул его лапой прямо на месте. На тропе.

Да всё-таки спор меж ними силою не решишь. И без того ясно, что Хома слабее. Вот если бы он здоровее был, можно было бы и побороться. Кто победил, тот и прав. А у них не тот случай.

Пришлось им к чужой помощи прибегнуть.

Белок спросили, синиц, зябликов — похож ли Хома на Медведя? А если и похож, то как?

— Похож, — отвечали. — Но только отдалённо.

— Издали, значит, — пояснил Хома.

— А близко? — пробурчал Медведь.

— Похож, — опять отвечали. — Но лишь приблизительно.

— И вблизи, значит, — растолковал Хома.