Мегрэ, Лоньон и гангстеры - Жорж Сименон

И удивительнее всего то, что инспектор Лоньон был вовсе не глупым и действительно на редкость добросовестным и честным человеком.

— Она лежит? — спросил он, прерывая затянувшееся молчание.

— Когда я приехал, она была на ногах.

— Сердится?

— Располагайтесь поудобней, Лоньон, и не отводите глаз. Вне зависимости от того, что мне наговорила ваша жена, достаточно взглянуть на вас, чтобы понять: с вами происходит что-то неладное. Вы мне непосредственно не подчиняетесь, следовательно, ваши дела меня как бы не касаются. Но раз уж ваша супруга обратилась ко мне, может быть, все же лучше посвятить меня в то, что приключилось. Как вы думаете?

— Думаю, вы правы.

— В таком случае я попрошу вас рассказать мне все, вы понимаете, все, а не почти все.

— Понимаю.

— Очень хорошо. Курите, пожалуйста.

— Я не курю.

Это было правдой. Мегрэ просто забыл, что Лоньон не курит из-за жены, которой делается дурно от запаха табака.

— Что вы знаете об этих гангстерах?

— Я думаю, это настоящие гангстеры.

— Американцы?

— Да.

— Как вы с ними связались?

— Сам толком не пойму. Я оказался сейчас в таком положении, что, наверное, лучше вам во всем чистосердечно признаться, даже если я потеряю из-за этого место.

Он не сводил глаз с письменного стола, и его нижняя губа дрожала.

— Все равно рано или поздно это должно было случиться.

— Что именно?

— Вы сами знаете. Меня держат только потому, что нет повода меня уволить, потому что им еще ни разу не удалось ко мне прицепиться, все они уже много лет так и норовят застукать меня…

— Кто они?

— Да все.

— Послушайте, Лоньон!..

— Да, господин комиссар!

— Пожалуйста, не считайте себя жертвой, которую все преследуют, — это просто смешно!

— Извините, господин комиссар.

— Да что вы стоите точно в воду опущенный? Взгляните хоть разок на меня.

Ну вот, так-то оно лучше, так вы хоть похожи на мужчину. А теперь выкладывайте, в чем дело.

Лоньон не плакал, но от насморка глаза его слезились, он ежесекундно подносил платок к лицу, и это раздражало Мегрэ.

— Ну так я вас слушаю.

— Это случилось в понедельник, вернее в ночь с понедельника на вторник.

— Вы дежурили?

— Да. Было что-то около часа ночи. Притаившись, я наблюдал за происходящим вокруг.

— Где вы стояли?

— За оградой церкви Нотр-Дам де Лорет, на улице Флешье.

— Выходит, на чужом участке?

— Нет, как раз на границе двух участков; правда, улица Флешье относится к третьему кварталу, но следил я за баром на углу улицы Мартир, которая входит в мой участок. Мне донесли, что туда по ночам захаживает один тип, торгующий кокаином. Улица Флешье плохо освещена и в такой поздний час всегда пустынна.

Вдруг из-за угла улицы Шатодэн появилась какая-то машина, резко затормозила и на мгновение остановилась метрах в десяти от меня. Люди, сидевшие в машине, меня не заметили. Дверца распахнулась, и на тротуар выбросили человека, точнее, труп человека; затем машина сорвалась с места и умчалась по улице Сен-Лазар.

— Вы записали ее номер?

— Да. Прежде всего я кинулся к трупу. Я мог поклясться, что человек этот мертв, но все же мне надо было в этом убедиться. В темноте я ощупал его грудь и тут же отдернул руку — рубаха была пропитана липкой, еще теплой кровью.

Нахмурив брови, Мегрэ пробормотал:

— Что-то я ничего об этом не читал в сводке происшествий за ту ночь.

— Знаю.

— Каким же образом?..

— Сейчас я вам объясню. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что поступил неправильно. Быть может, вы мне даже не поверите…

— Что стало с телом?

— Вот именно об этом я и хочу рассказать. Полицейского поблизости не оказалось. Бар — он находился метрах в ста от места происшествия — был еще открыт. Я бросился туда, чтобы позвонить.

— Кому?

— В комиссариат третьего квартала.

— Вы позвонили?

— Я подошел к стойке, чтобы взять жетон для автомата, и, машинально бросив взгляд через окно на улицу, увидел вторую машину, которая свернула с улицы Флешье на улицу Нотр-Дам де Лорет и затормозила у того места, где лежал труп. Тогда я выскочил из бара, чтобы записать ее номер, но машина была уже слишком далеко.

— Такси?

— Не думаю. Все это произошло очень быстро. Я почувствовал что-то неладное и со всех ног кинулся к церкви. Трупа у решетки не оказалось.

— И вы не доложили об этом?

— Нет.

— Вам не пришло в голову, что если сообщить номер первой машины, ее, может быть, удалось бы задержать?

— Я подумал об этом, но решил, что люди, способные на такие вещи, не настолько глупы, чтобы долго разъезжать на этой машине.

— И вы не написали рапорта о происшедшем? Мегрэ, конечно, понял, в чем дело. Долгие годы бедняга Лоньон ждал, что ему посчастливится напасть на какое-нибудь громкое дело, которое привлечет к нему всеобщее внимание. И, как нарочно, всякий раз, когда на его участке происходило что-нибудь серьезное, он либо не дежурил, либо по тем или иным причинам розыск поручали оперативной группе с Набережной Орфевр.

— Я знаю, что поступил неправильно. Я понял это очень скоро, еще ночью, но, поскольку я тут же не доложил начальству, было уже поздно…

— Вы нашли машину?

— Утром я отправился в префектуру, просмотрел списки и установил, что эта машина приписана к гаражу у ворот Майо. Я пошел туда и выяснил, что в этом гараже можно взять машину напрокат — на день, два или даже на месяц.

— Машина была на месте?

— Нет. Ее взяли за два дня до этого на неопределенный срок. Мне показали регистрационную карточку клиента — это был некий Билл Ларнер, подданный США, проживающий в гостинице «Ваграм» на авеню Де Ваграм.

— Вы застали там Ларнера?

— Нет, он ушел из гостиницы в четыре часа утра.

— Вы хотите сказать, что до четырех утра он находился в своей комнате?

— Да.

— Значит, в машине его не было?

— Наверняка. Портье видел его, когда он поднимался к себе в номер, — это было около двенадцати ночи. В половине четвертого утра Ларнеру позвонили, и он тут же ушел.

— Вещи он взял с собой?

— Нет. Он сказал, что идет на вокзал встретить друга и вернется к завтраку.

— Конечно, он не вернулся?

— Нет.

— А машина?

— Утром ее обнаружили возле Северного вокзала. — Лоньон снова высморкался и с виноватым видом поглядел на Мегрэ. — Повторяю, я поступил неправильно.

Сегодня уже четверг, а я со вторника, с самого утра, безуспешно пытаюсь во всем этом разобраться. Двое суток я не был дома.

— Почему?

— Жена вам, наверное, сказала, что во вторник, едва я ушел, они явились ко мне домой. Ведь это о чем-то говорит, верно?

Мегрэ его не перебивал.

— По-моему, здесь может быть только одно объяснение: выбросив труп на тротуар, они заметили, что кто-то стоит в тени у решетки. Они подумали, что, вероятно, я записал номер их машины, и бросили ее у вокзала, а потом позвонили Биллу Ларнеру и предупредили его — ведь по регистрационной карточке в гараже его теперь легко найдут.

Мегрэ слушал, рисуя что-то в блокноте.

— А дальше что?

— Не знаю. Я ведь только высказываю предположение: должно быть, они просмотрели газеты и убедились, что об этом деле молчат.

— А как узнали ваш адрес?

— Я нахожу этому только одно объяснение, и оно доказывает, что мы имеем дело с очень ловкими людьми, с профессионалами высокого класса. Видимо, кто-то из них дежурил возле гаража, когда я приходил туда справиться о машине, и выследил меня. А как только я, позавтракав, ушел из дому, они проникли в мою квартиру.

— Они что, надеялись найти у вас труп?

— Вы тоже так думаете?

— Не знаю… Почему вы с тех пор не были дома?

— Потому что они, скорее всего, наблюдают за домом.

— Вы их боитесь, Лоньон?

Щеки Лоньона стали такими же пунцовыми, как и его нос.

— Я предполагал, что меня в этом заподозрят. Но это неправда. Я хотел только сохранить свободу передвижения. Я снял комнату в маленькой гостинице на площади Клиши. С женой я говорю по телефону. Все это время я работаю без устали. Я обошел больше ста гостиниц в районе Терн, вокруг авеню Де Ваграм и авеню Дел Опера. Жена описала мне тех двух типов, которые ворвались к нам в дом. Я побывал в префектуре, в отделе иностранцев. При этом я делал и всю свою текущую работу…

— Короче говоря, вы надеялись, что сумеете один расследовать это дело?

— Сперва — да. Я считал, что это мне окажется под силу. А теперь я отступаю. Пусть будет что будет.

Бедный Лоньон! Несмотря на свои сорок семь лет и неприятную внешность, он минутами напоминал обиженного мальчишку, повзрослевшего сорванца, ненавидящего взрослых, от которых зависит.

— Сегодня они нанесли вашей жене второй визит, и она, не сумев вас найти, позвала меня.

Инспектор был в отчаянии. Он посмотрел на Мегрэ с таким видом, словно хотел сказать, что теперь ему уже все безразлично.