Суть времени #27 - Сергей Кургинян

Итак, кто именно убил Буданова, это вопрос, который я уже обсуждал, и к которому не хочу возвращаться… Просто меня трогает… трогательно вот очень, когда вот так пытаются концы в воду прятать по–детски.

Не в этом дело. Дело в том, что там возникла живая проблема. Живая. Шла эта контртеррористическая операция на своей территории. Она проводилась достаточно резко и должна была проводиться резко. Во–первых, потому что иначе её проводить не умели, во–вторых, потому что это всё было очень запущено, а, в–третьих, просто потому, что это было так. В результате возникли издержки в виде человеческих судеб без вести пропавших. У них есть родственники. Это часть нашей территории. Мы что, должны им сказать: «А ну, всем заткнуться, падлы, сидеть, лежать, молчать»? Мы просто сознательно там провоцируем взрыв? Или что мы хотим там делать?

Националисты, не националисты… Ермоловы, не Ермоловы…

Так себя никто не ведёт.

Начинаются запросы. Запросы попадают в руки органа: де–юре – общероссийского, а де–факто – чеченского. Это предоставляет данному органу возможность чинить суд и расправу по отношению к русским офицерам, преданно выполнявшим свой долг в Чечне. Эта ситуация абсолютно недопустима. Но проорать, что она недопустимая: «Рятуйте, чеченцы идут сейчас всех резати! Точат ножи булатные, хотят меня зарезати!» – может и должен истерик, желающий привлечь к себе внимание. Политик обязан говорить, что делать. 

Что делать? Заткнуть рот тем, у кого без вести пропали родственники? А как это можно сделать (даже если этого хотеть)?..

Значит, весь шквал этих обращений направится куда? В международные суды. И кто энергию–то схватит эту и переключит на себя? Враг схватит и переключит на себя эту энергию. И мы наедимся по горло потом неприятностей от этого дела не только международных, но и очень конкретно–политических.

Значит, с этим вопросом надо как–то разбираться. Как?

Нужно было давно всю чеченскую историю закрыть. Но её надо закрыть так, как закрываются подобные страницы на мировом опыте. Не люблю Франко. Не люблю. Но он как–то эту страницу закрывал. И когда сейчас, так сказать, есть желающие её открыть, то, извините, есть уже закон. Закон есть, по которому открыть эту страницу нельзя. Она закрыта forever, навечно.

Для этого нужен механизм. Этим механизмом может быть только одно – изъятие рассмотрения данных ситуаций из рук органа, который называется Следственный Комитет, и который не может этим не заниматься, потому что к нему обращаются.

Значит, нужно изъять из его рук ведение этим конкретным делом, придать этому делу общенациональный, высший статус. Потому что действительно шла война, потому что она была серьёзная и не одна, потому что рана глубокая. Создать соответствующую высочайшую комиссию – она уже никак не будет чеченской. Включить в неё, помимо всего прочего, безусловных авторитетов, если такие ещё остались, и для офицеров, и для всех. И этой комиссии рассмотреть каждый случай. Придать этой комиссии огромные возможности, создать для неё блестящий аппарат. Рассмотреть каждый случай. По каждому из этих случаев принять конкретное решение. После чего вопрос закрыть. И принять закон, подобный тому, который принимался в поздние франкистские, если мне не изменяет память, времена. Если в средне–франкистские, прошу меня извинить. Мне кажется, что в поздне–франкистские. Всё.

Никакого другого решения быть не может. Эта высочайшая комиссия является третейским судом. Задача заключается не в том, чтобы суда вообще не было, а в том, чтобы суд был высочайше авторитетный и полномочный, и чтобы суд не был чеченским. Что действительно является абсолютным абсурдом в данной ситуации. А когда на это отвечают, что этого абсурда нет, потому что следственный Комитет не чеченский, то это то, о чём Ленин говорил: «Формально правильно, а по существу – издевательство». Формально он, конечно, не чеченский. Это общефедеральный Комитет. А на практике мы прекрасно понимаем, как обстоят дела.

Значит, если мы хотим любое направление процесса поменять, мы должны предложить вместо одного механизма другой. Мы просто можем сказать: «А этот механизм не нужен». А что нужно? Что нужно? Международные суды? Или своя комиссия?

При чём тут…

— Он призывает судить русских офицеров!

И истерика покатилась.

— Да, да, если он к этому призывает, так я выхожу из организации… Я … Я думал, а теперь я…

Вот, вообще политика – не занятие для слабонервных. Со слабыми нервами занимаются другими профессиями, творческими в том числе. Но политикой не занимаются.

В каждой армии мира есть суд. Армия без суда не существует. У Махно был суд (чтобы вы знали…), вы откройте страницы истории и посмотрите… «История военно–полевого суда от (чего там – не от Рима Древнего, а от ещё более древних времён) и до…». Она есть всегда. Сколь бы карательный характер ни носила операция – это всё равно есть. Даже когда мародёрство дозволяют, его дозволяют на определённое время. В Средние века – три дня на разграбление города. «Кто на четвёртый день что–нибудь тронет, того повесить». В Великую Отечественную, в любую войну так было везде. Я повторяю, и у Махно тоже. И в бандах это есть. То, где этого нет, – это беспредел, это слизь. Сказать, что у тебя нет суда, – значит расписаться в том, что ты грязный, жалкий, криминальный слизняк.

Это неправда? Это не так? А почему это не так? Кто, успокоившись, в тот момент, когда вой истерический заканчивается, – кто, успокоившись, скажет, что это не так? Какой вменяемый человек? А, главное, никто ничего не предлагает. И процесс продолжает идти в том самом пагубном направлении, по поводу которого воют.

Как только выносятся предложения, способные реально поменять всё это в русскую сторону, в русском направлении, в том направлении, в котором это нужно русским, – воют, что ты враг русских и пособник Рамзана Кадырова. Вот так.

А зачем это нужно Рамзану Кадырову? Если считать, что Рамзан Кадыров – это «средоточие всех видов зла» (такая версия наших психопатов), то Рамзану Кадырову нужно, чтобы ничего не было И я ему тогда ставлю палки в колёса, потому что всё, что хочет Рамзан Кадыров (тот Рамзан Кадыров, которого рисуют оппоненты; вот я в момент, когда я это обсуждаю, принимаю этот образ – предположим, что это так)… Что ему нужно? Следственный Комитет в Чечне находится под его полным контролем де–факто. Де–юре это не так, а де–факто это так. Ему нужно, чтобы всё осталось там, и тогда он будет править суд и расправу так, как он хочет.

А я говорю, что это нужно из рук Следственного Комитета вырвать немедленно и передать в другие руки, к которым Рамзан Кадыров уже никакого отношения не имеет. Или имеет, мягко говоря, отношение в тысячу раз меньшее, чем к Следственному Комитету в Чечне.

Значит, что я предлагаю? Ну, что я предлагаю? Извилины надо напрячь на три секунды и понять, что. Нет, истерика… У одних потому, что им просто надо, ну, надо развернуть эту истерику, – мы им мешаем… «Плачет киска в коридоре, у неё большое горе – злые люди бедной киске не дают украсть сосиски». Ну, я не даю им развалить страну, посягнуть на территориальную целостность. Они воют. А другие чего воют? Что воют–то?

А это и есть регресс. Если бы регресса не было, если бы общество находилось в состоянии высокого морального духа и высокой степени интеллектуальной адекватности, то давно бы все процессы были повёрнуты. И как только мы переведём общество из нынешнего состояния в подобное состояние, они и будут повёрнуты. Будут, будут. Немедленно. При таких цифрах, которые я обсуждал в предыдущей передаче, они будут повёрнуты. А как только мы придадим энергии другое качество – и цифры станут ещё более другие, такие, что… это самое… «Чемодан, вокзал, Антибы» («самолёт, Антибы»)… Без альтернатив.

Не в этом дело. Дело в том, что на пути у всего этого стоят преграды чисто психологического характера. Да, сломали хребет. Да, осуществили социокультурный шок. Да, в какой–то степени повредили сознание, повредили все эти структуры идеального. А дальше всё это пошло, эта болезнь существует.

По счастью, она оказалась не столь страшной, как должна была быть. Если бы так ударили по любому другому народу мира, он бы вообще не выстоял. А я только что зачитывал в предыдущей передаче данные, говорящие о том, что русский народ выстоял, народы нашей страны выстояли. Всё! Невероятной силы давление в течение 20–ти лет обернулось ничем. Не сломали. Не сломали. До конца не сломали.

Теперь задача заключается в том, чтобы начать процессы поворачивать в другую сторону, меняя, меняя состояние этой энергии, просветляя чувство, просветляя разум, проясняя, чем слепая политическая ненависть отличается от осознанной политической страсти. Вот чем надо заниматься. Вот чем. Ясно же, что противник будет заниматься обратным. Но истерики–то здесь к чему?

Подумаем над несколькими вопросами, ещё более сложными.