Любовь и искусство - Евгений Басин

М. Ю. Лермонтов

«Возьми!» – и печальный он взор устремилНа то, что дороже он жизни любил,» (с. 10);«Ах! Я любил,»«…сердце у меняЕсть жертвенник, сгоревший от огня.» (с. 20);«Не верят в мире многие любвиИ тем счастливы; для иных онаЖеланье, порожденное в крови,Расстройство мозга иль виденье сна.Я не могу любовь определить,Но это страсть сильнейшая! – любитьНеобходимость мне; и я любилВсем напряжением душевных сил.» (с. 31);«…созданье есть одноСпособное любить – хоть не меня;До этих пор не верит мне оно,Однако сердце, полное огня,Не увлечется мненьем,» (с. 35);«В ребячестве моем тоску любови знойнойУж стал я понимать душою беспокойной,» (с. 50);«То истиной дышит в ней все,То все в ней притворно и ложно!Понять невозможно ее,Зато не любить невозможно.» (с. 120);«Чувства, страсти,В очах навеки догорев,Таятся, как в пещере лев,Глубоко в сердце; но их властиОно никак не избежит.Пусть будет это сердце камень —Их пробужденный адский пламеньИ камень углем раскалит!» (с. 177);«Ее безумье даже былоЛюбовь к нему, и мысль об нем…» (с. 206);«Где сердце чистое такой Любовью билось огневой,Давно без пищи уж бродилКровавый червь – жилец могил!» (с. 258);«Как увижу ее, я и сам не свой:Опускаются руки сильные,Помрачаются очи бойкие;Скучно, грустно мне, православный царь,» (с. 263);«Немой, но внятный разговор.Язык любви, язык чудесный,Одной лишь юности известный,Кому, кто раз хоть был любим,Не стал ты языком родным?» (с. 283);«Прикованный незримой силойОн с новой грустью стал знаком;В нем чувство вдруг заговорилоРодным когда – то языком.» (с. 327);«Все чувства в ней кипели вдруг,Душа рвала свои оковы,Огонь по жилам пробегал,» (с. 332);«Не жить как ты мне стало больно,И страшно – розно жить с тобой.» (с. 339);«Могучий взор смотрел ей в очи. Он жег ее.» (с. 346);«Ты про любовь свою рассказываешь мне,И голова твоя в огне,И мысль твоя в глазах сияет живо,» (с. 384).

«Одно мне всегда было странно: я никогда не делался рабом любимой женщины; напротив, я всегда приобретал над их волей и сердцем непобедимую власть, вовсе об этом не стараясь. Отчего это? – оттого ли, что я никогда ничем очень не дорожу, и что они ежеминутно боялись выпустить меня из рук? или это – магнетическое влияние сильного организма?» (с. 547);

«Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки,» «…это не та беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости,» (с. 559);

«…идеи – создания органические, сказал кто – то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие, тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует;» «Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца,» (с. 560);

«Как быть! Кисейный рукав слабая защита, и электрическая искра пробежала из моей руки в ее руку; все почти страсти начинаются так, и мы часто себя очень обманываем, думая, что нас женщина любит за наши физические или нравственные достоинства; конечно, они приготовляют, располагают ее сердце к принятию священного огня, а все – таки первое прикосновение решает дело.» (с. 563);

«Любовь, как огонь, – без пищи гаснет.» (с. 569).

Л. Н. Толстой

«Люблю тебя, милая девушка!» – а я слышала, что он говорил: Люблю! Люблю! – твердил его взгляд, его рука; и свет, и тень, и воздух, и все твердило то же самое».

«Пускай он скажет: люблю, словами скажет: люблю…» (3; 101).

«Не знаю, но люблю, – отвечал он, глядя на меня своим внимательным, притягивающим взглядом» (3; 115).

«Я только что хотел сказать тебе «ты», – проговорил он, – только теперь мне кажется, что ты совсем моя, – и спокойный, счастливый, притягивающий взгляд остановился на мне (3; 116).

Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика (7; 31).

«Это должен быть Вронский», – подумал Левин и, чтоб убедиться в этом, взглянул на Кити. Она уже успела взглянуть на Вронского и оглянулась на Левина. И по одному этому взгляду невольно просиявших глаз ее Левин понял, что она любила этого человека, понял так же верно, как если б она сказала ему это словами. Но что же это за человек? (8; 64).

Старый князь встал и погладил рукой волосы Кити. Она подняла лицо и, насильно улыбаясь, смотрела на него. Ей всегда казалось, что он лучше всех в семье понимает ее, хотя он мало говорил о ней. Она была, как меньшая, любимица отца, и ей казалось, что любовь его к ней делала его проницательным. Когда ее взгляд встретился теперь с его голубыми, добрыми глазами, пристально смотревшими на нее, ей казалось, что он насквозь видит ее и понимает все то нехорошее, что в ней делается (8; 115).

У них шел свой разговор с Левиным, и не разговор, а какое – то таинственное общение, которое с каждою минутой все ближе связывало их и производило в обоих чувство радостного страха пред тем неизвестным, в которое они вступали (8; 457).

Он схватил мел напряженными, дрожащими пальцами и, сломав его, написал начальные буквы следующего: «мне нечего забывать и прощать, я не переставал любить вас».

Она взглянула на него с остановившеюся улыбкой.

– Я поняла, – шепотом сказала она.

Он сел и написал длинную фразу. Она все поняла и, не спрашивая его: так ли? Взяла мел и тотчас же ответила.

Он долго не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастьем глазах ее он понял все, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да.

В разговоре их все было сказано; было сказано, что она любит его и что скажет отцу и матери, что завтра он приедет утром» (8; 465–467).

«Она не шла, но какою – то невидимою силой неслась к нему.

Он видел только ее ясные, правдивые глаза, испуганные той же радостью любви, которая наполняла и его сердце. Глаза эти светились ближе и ближе, ослепляя его своим светом любви. Она остановилась подле самого его, касаясь его. Руки ее поднялись и опустились ему на плечи» (8; 473).

Левин уже привык теперь смело говорить свою мысль, не давая себе труда облекать ее в точные слова; он знал, что жена в такие любовные минуты, как теперь, поймет, что он хочет сказать, с намека, и она поняла его (9; 148).

Она подошла вплоть к барабану, из – под него выгребая колос, и обожгла его своим смеющимся взглядом.

Взгляд этот говорил о веселой, беззаботной любви между ними, о том, что она знает, что он желает ее, что он приходил к ее сараю, и что она, как всегда, готова жить и веселиться с ним, не думая ни о каких условиях и последствиях» (12; 273).

Ф. М. Достоевский

– Как будто греют тебя мои очи! Знаешь, когда любишь кого… Я тебя с первых слов в сердце мое приняла (1; 276).

Но в иную счастливую, нетревожную минуту в этом взгляде, проницавшем в сердце, было столько ясного, светлого, как день, столько праведно – спокойного; эти глаза, голубые как небо, сияли такою любовью, смотрели так сладко, в них отражалось всегда такое глубокое чувство симпатии ко всему, что было благородно, ко всему, что просило любви, молило о сострадании, – что вся душа покорялась ей, невольно стремилась к ней и, казалось, от нее же принимала и эту ясность, и это спокойствие духа и примирение, и любовь. (2; 229)

Не смеялась одна только Настенька. Полными любовью глазами смотрела она на жениха своего и как будто хотела вымолвить: «Какой ты, однако ж, прекрасный, какой добрый, какой благороднейший человек, и как я люблю тебя!» (2; 157).

– Позвольте, мсье, – продолжала она, кладя перо, вставая со стула и подходя ко мне с самым любезным видом, – вот сюда, два шага, к окну. Надо разглядеть цвет ваших глаз. Гм, светлые…

И она опять посоветовалась глазами с мужем. Они, видимо, чрезвычайно любили друг друга (4; 67).