Все перемелется - Ольга Карпович

Письмо-то Анна помнила, а вот телеграммы никакой не получала. Выходит, этот красавец и есть тот самый Кирилл, о котором писал брат.

Кирилл ходил за Аней как привязанный уже четыре месяца, провожал на работу, ровно в семь встречал и всегда улыбался, шутил, дарил нехитрые подарки – то ленту шелковую для волос, то самое крупное большое красное яблоко, то кулек рассыпчатой карамели, купленной в ее же сельпо. За эти четыре месяца он и по хозяйству помог – залатал крышу, заново поставил изгородь, старался быть полезен чем мог.

Однако Аня до сих пор стеснялась своего красавца-кавалера и на ночь уходила в другую комнату, предварительно заперев дверь на щеколду с той стороны. Спокойный и как будто не замечавший холодности своей подруги, Кирилл оставался спать возле печки на видавшем виды топчане и, казалось, был всем доволен.

Анна же, с детства считавшая себя дурнушкой, не понимала, зачем она понадобилась этому мужчине, боялась его. Ей казалось, стоит пойти с ним на сближение, поддаться его мужскому обаянию, как он тут же ее бросит. Тем более, на Кирилла с интересом поглядывали и сельские девицы из сельпо, незамужние продавщицы и вдовые соседки-молодухи. Война скосила мужское население, и каждый неженатый мужик был на вес золота. Тем более такой – рукастый, ладный и вдобавок получающий военную пенсию. За такого можно и побороться, и не грех замуж выйти.

Анна все эти взгляды товарок понимала, все те улыбки, посылаемые ее квартиранту, ловила сразу и еще больше путалась в собственных чувствах. Всем был хорош ее постоялец. Но Аня, глядя на себя в зеркало, видела низенькую, коренастую дурнушку. Вспоминала также и слова матери о том, что она некрасива и замуж ей выйти будет очень сложно. Ей казалось, она Кириллу не пара. Старалась держаться скромно с ним, делово, на личные темы не заговаривать, в будущее не заглядывать. Пусть идет как идет, думала Аня. Все равно куда-нибудь да вывезет.

Но однажды воскресным утром Кирилл, чисто выбритый, наодеколоненный, в выглаженной рубахе, постучался в дверь Ани.

– Анна Федоровна… – важным тоном начал он. – Я давно хотел тебе сказать, – Кирилл запнулся, помолчал несколько секунд и вдруг прямо, искренне заглянул девушке в глаза и улыбнулся: озорно, по-мальчишечьи. – Ань, ну что мы с тобой как два бирюка ходим, давай поженимся, а? Я ведь люблю тебя, Анечка, родная моя, и ни на кого никогда не променяю…

И они, конечно, поженились – коренастая круглолицая Анечка и высокий красивый белорус Кирилл. И тут же, не успев опомниться, продали хозяйство и уехали в Караганду к брату Мите и его семье. Там было тепло, цвели лиственницы, дымились тандыры, расцветали магнолии. Караганда, небольшой городок, затерянный в сопках Казахстана, понравился Анечке сразу – своей открытостью, гостеприимностью местных жителей. Советский Союз стоял крепко, и представители разных национальностей дружили от всей души.

Первое время жили в доме у Мити. Жена его, Таня, приняла их радушно:

– Живите, Анечка, сколько хотите. Ведь не чужие же люди.

Да только Анне неловко было обременять добрых людей.

– А что, Танюш, магазины у вас тут есть? – осторожно начала расспрос она. – Я ведь пять лет в сельпо кассиром проработала, опыт имею. Как бы мне на работу устроиться?

– И-ии, – махнула рукой Татьяна. – И не думай! У нас тут полтора магазина, и на каждый – пяток продавцов. И все за свои места держатся – страшное дело.

Анна пригорюнилась:

– Как же быть, Тань? Деньги ведь нужны как никогда. Негоже нам с Кириллом у вас на шее сидеть. Да и свой угол иметь хочется.

– Так а вы же дом в родном селе продали, – удивилась Таня. – Разве вам недостаточно заплатили?

– Заплатили-то заплатили, – смущенно пояснила Анюта. – Да только мама мне написала из Ашхабада – трудно им там живется с Валенькой, каждая копейка на счету. Вот я деньги ей и выслала. Мы-то с Кириллом что – молодые, здоровые – заработаем.

– О-хо-хо, ну и наивная ты душа, – невесело засмеялась Таня. – Денег им не хватает, как же! Уж всяко побольше зашибают, чем ты в своем сельпо имела. Ладно, Бог им судья. А ты давай-ка вот что – иди-ка смотрителем на железнодорожную станцию. Будешь следить, как вагоны разгружают и собирают. Баба ты честная, внимательная, тебя уж не обжулят.

Так Анна и поступила.

Кирилл тоже не бездействовал и на шее у приобретенных родственников сидеть не собирался. Вспомнил, что получил когда-то, еще до войны, водительские права, и стал возить фуры с бензином. Работа была ответственная, тяжелая, но он не жаловался, главное – в семье появились деньги. Кирилл и Анна сняли домик неподалеку от семьи Дмитрия. И в общем-то, все были счастливы и довольны друг другом.

Времена были тяжелые, но Кирилл на удивление любил свою жену и не ругался на нее, уважал и, как ни странно, ревновал коренастую Анечку к любому проходящему мимо мужику. Аня не обращала внимания на эти проявления мужской властности со стороны мужа, она слишком была занята работой. Иногда, когда грузчиков не хватало, а товар надо было разгрузить немедленно, сама выгружала двадцатикилограммовые мешки со щебенкой, таскала на спине стройматериалы… Караганда строилась, разгрузки было много, вдобавок ей за это хорошо доплачивали, и Анна работала наравне с мужчинами – бородатыми, вечно пьяными, – со всем разгрузочным народом, который заносило на железнодорожную станцию за увесистым рублем.

Анна была молода, сильна от природы и здорова и совсем не чувствовала усталости. Кроме того, у Мити родились близняшки, и любимому младшему брату, который тяжело и как-то надломленно управлялся с хозяйством и семьей, надо было помогать, считала Аня.

Близняшки постоянно болели, первенец Мити ни за что не хотел ходить в детский сад, и Аня была полностью поглощена проблемами семьи младшего брата. Кирилл не спорил, считал, что семья – это святое, тем более что своих родственников он давно отчаялся найти.

Митины дети с нетерпением ждали, когда к ним придет любимая тетка. Стоило Анне переступить порог, как к ней бросались младшие Наденька и Алешка.

– Тетя Нюта, тетечка Нюта, глядите, это я сам нарисовал, – Алешка тыкал ей в лицо лист, испещренный каракулями.

– А мне папка куклу купил, – хвасталась Надюшка. – Только вот платье Алешка изорвал, я ее в тряпицу завернула.

– Погодите, погодите, пострелята, сейчас, – Анна садилась к детям, прямо на деревянный чисто выскобленный пол, рассматривала их сокровища.

– Это что же, танк? – спрашивала у Алешки. – Вот на таких в войну твой дедушка Федор ездил. У куклы платья нет? Ну, это мы поправим. Сейчас у мамы лоскуток возьмем, да я пошью.

Тут выбирался из-за стола и старший Митин сын, Данила, принимался задирать младших, и начиналась веселая возня. Дети валили Анну на пол, мутузились, щекотались. Хохоча и отбиваясь, Анюта лишь на мгновение позволяла себе задуматься о том, что было бы, если бы это были ее дети, но тут же гнала эти мысли. Бог даст, будет и у нее ребенок, а пока нужно приглядеть за Митиными ребятами.

– Так это ты, что ли, была одной из близняшек? – перебил мать Вадим. – Ты и дядя Алексей?

– Ну конечно, – кивнула мать. – Так что Анна Федоровна нас практически вынянчила. До сих пор помню, как сидела с нами вечерами, пока мать с отцом в клуб кино смотреть бегали. Сказки рассказывала – чудные, сибирские, песни пела. Ну да это еще не все, ты дальше слушай.

Однажды вечно неунывающую Анну скрутили жестокие боли в спине. Это случилось как раз после того, как пришел состав с кирпичными блоками, грузчиков опять не хватило, и Аня на себе таскала тяжеленный груз.

Анна, охнув, ухватилась за поясницу. Перед глазами завертелось и поплыло серое длинное здание станции, убегающие к горизонту рельсы с торчащими между шпалами высохшими травяными скелетами, темно-зеленые грузовые вагоны, цистерны, семафоры. Загудел паровоз, но Анне его крик показался тоненьким, как комариный писк.

– Анна Федоровна, что с тобой? – подскочила к ней казашка, работавшая на станции уборщицей.

– Ох, Малика, мне что-то…

Анна не успела договорить, резкий спазм скрутил ей нутро, и ногам отчего-то стало горячо и влажно. Сквозь мутящееся сознание она успела еще увидеть, как по загорелой лодыжке ползет темная струйка крови, а затем рухнула Малике на руки.

Очнулась она только в больнице, в руку ее была воткнута капельница, а живот раздирало от невыносимой боли. У Ани случился тяжелый выкидыш, она потеряла много крови, лежала теперь полумертвая, иногда приходя в сознание и терзаясь от боли, чаще же видела странные видения: отца, молодого и смеющегося, старшего брата верхом на Булате. Они останавливались возле одиноко стоящей девочки, которой она себя ощущала, но не манили за собой, просто грезились, и видения эти были приятными и счастливыми….

Когда же Анна потихоньку начала приходить в себя, в палату к ней пришел пожилой врач, представившийся доктором Кацманом. Маленький, сгорбленный, с венчиком всклокоченных седых волос вокруг лысины и крупными хрящеватыми ушами, он присел к пациентке на койку и взял поникшую Анину руку в свои.