Фея и лорд кошмаров - Александра Гринберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, следовало признать, Лир горазд не только на гадости. Однажды он вывел Мэйр на опушку леса, где за низеньким каменным забором одиноко ютился небольшой двухэтажный особняк, сложенный из гладкого серого камня. Мэйр зачарованно глазела на стены, полускрытые под красно-зеленым ковром девичьего винограда; на роскошное эркерное окно, стекла которого потускнели, собрав вековой слой пыли; на графитового цвета черепицу, что сияла на солнце, омытая утренним ливнем…
«Неметон избрал тебя, – сказал Лир. – А значит, когда-нибудь все это будет твоим».
Кайт-ши оказался прав: все это стало принадлежать ей. И сказочный особняк с эркером, и сад с колодцем у орешника, и весь огромный лес, порожденный магией Неметона…
И сам Неметон, простирающий свои корни на много, много миль вокруг.
А еще поганый браконьер, который устал сквернословить и теперь злобно выл от бессилия.
Мэйр неохотно открыла глаза и глянула себе под ноги. Широченная физиономия Симуса, обрамленная белесой клочковатой бородой, покраснела как бурак – то ли от злости, то ли оттого, что один из живых корней оплел его бычью шею и теперь душил – легонько, время от времени давая продышаться.
Неметон любит поиграть с едой. И совсем не любит браконьеров.
– За что?… – с усилием прохрипел Симус, трепыхаясь в объятиях Неметона, как муха в паутине. – За что ты меня так?…
Мэйр лишь развела руками и виновато улыбнулась.
– Не я. Неметон. Ты, помнится, заржал мне в лицо да велел не рассказывать сказочки? Вот тебе моя сказочка, Симус, безмозглый ты ублюдок.
– Я… я всего-то…
– Всего-то решил пристрелить реликтового меднорогого оленя. – Носком растоптанной домашней туфельки она брезгливо пихнула тяжелый двухзарядный арбалет, что валялся тут же, потерянный в неравном бою с оголодавшим тысячелетним деревцем. – За рога и шкуру на черном рынке можно получить в десятки раз больше, чем за все твои зловонные потроха, верно я говорю? – Не дождавшись ответа, Мэйр неспешно продолжила: – Я тоже ценю оленя в десятки раз дороже, чем тебя. Ты мне вообще-то никогда не нравился, да и с чего бы? Ты разбил мне нос игрушечной лошадкой, а такое, знаешь ли, не забывается!
Им тогда было лет по пять, кажется. Они ходили в один детский сад – и терпеть друг друга не могли. А потом пошли в школу – и все еще были друг от друга не в восторге. А потом за Мэйраэн пришли маги и забрали ее в столицу, в Академию – что, естественно, не прибавило Симусу добрых чувств. Он вообще был злобным мальчишкой, который предсказуемо вырос в мерзкого, грубого, горластого мужика, разоряющего леса и поколачивающего свою вечно пузатую жену…
…но как же Дакей одна, с двумя годовалыми девочками и еще одним орущим свертком на подходе?
«Вечно ты со своим слюнтяйством… Лучше пусть одна, чем с этой мразью», – решительно возразила Мэйр сама себе, стараясь заглушить робкий голос вины.
Хотя в чем тут ее вина? Она ведь предупреждала – нечего соваться к Неметону с нечистыми помыслами.
Симус не поверил – Симус сунулся – Симус мертв.
«После его смерти государство позаботится о Дакей и детях… Я сама прослежу, чтобы они были в порядке. А по этому уроду точно никто скучать не будет».
– П-по… пожалуйста…
Похоже, из браконьера вышла вся лихость и наглость – и почти вышел дух. Раньше он, помнится, никого и никогда не просил. Мэйр презрительно фыркнула, пожала плечами – «Надо было меня слушать!» – и, в последний раз любовно огладив кору дуба, зашагала в глубь леса. Чутье безошибочно вело ее к дому с графитовой черепицей, а внутри пульсировала энергия Неметона – благодарность и негласная плата за полученную жертву.
Могла ли Мэйр спасти Симуса? Да, могла. Но если Неметона не кормить мерзавцами, он начнет жрать кого попало. Что тут поделать? Невозможно уничтожить тысячелетнее дерево, под завязку наполненное магией, корнями разросшееся на сотни миль вокруг. Да и зачем уничтожать? Пользы от него куда больше, чем вреда: в зачарованном лесу не случается пожаров, деревья не вымерзают, всегда в изобилии водится дичь и рыба… иными словами, лес полон жизни. И питается всякими уродцами с полного попустительства архимагов Круга – те весьма заинтересованы как в налаженном лесном хозяйстве, так и в эндемиках, что произрастают в Западном пределе, ведь жутковатый плотоядный лесок изобилует множеством редких растений, птиц и зверей.
В общем, хрен с этим ублюдком Хэнлоном. Пусть кормит цветочки, а его убитой горем (вовсе нет) семье тем временем назначат щедрое содержание. Уж Мэйр проследит, чтобы назначили.
* * *
Мэйраэн Макинтайр уродилась темной магиней – обычное дело, если неблагая мама-фейри нагуляла тебя от демона рогатого.
Ну, чуток неправильной темной магиней: мало того, что надзиратель при плотоядном дереве, так еще и целительница. Не то чтобы она стала первым темным целителем в истории Эрмегара, однако это все еще считалось чем-то вроде аномалии. Черный маг по определению не может исцелять, сама его суть – разрушение; однако поди ж ты. Впрочем, Мэйр и по натуре ни вспыльчива, ни агрессивна. «Зануда и мямля» – так ее зовет старшая сестричка Дейдра. Видят боги, такова Мэйр и есть. Полная противоположность сестре.
И никто бы в здравом уме не подумал, что они с шумной, веселой, свирепой Дейдрой могут состоять в каком-либо родстве. Общего между ними – фамилия да рост под шесть футов. В остальном же… Вот она Дейдра – фигуристая, статная, с роскошной гривой огненно-рыжих волос, с румяным хорошеньким лицом, ясными глазами и заразительной улыбкой. И тут ее якобы сестричка – худенькая, щупленькая брюнетка, остролицая и до неприличия смуглая, с хищно горящими раскосыми глазами и чересчур пухлым ртом.
Несуразная. Странная. Чуждая.
Полукровка.
Подменыш.
«Уродина», – эхом раздался в ушах голос матери… нет, той женщины, что родила и бросила. Младенец не мог помнить ее жестокой насмешки, но Неметон помнил. Одни напасти от этого противного дерева…
Не то чтобы Мэйр на самом деле считала себя уродиной. Самооценка изрядно поднимается, когда с самой Академии за тобой вечно волочатся парни, а порой и вовсе девчонки. Однако собственное отражение – черное как головешка, с яркими злыми глазами лесного хищника, странное, – то и дело напоминало, что родная мать ее не захотела, оставила умирать; что чужая женщина взяла маленького нелюдя к себе в дом, полюбила как своего; что как бы ее ни обожало все шумное рыжеволосое семейство Макинтайр, подменышу все равно
