Убийство в запертой комнате - Эд Макбейн

— Спасибо, доктор, — сказал Карелла.

— Не за что, — отозвался Рандольф. — Удачи вам обоим. Через несколько недель еще раз покажетесь мне, миссис Карелла, а вы берегите ее.

— Разумеется, — ответил Карелла, и супруги покинули кабинет врача. В коридоре Тедди крепко обняла и поцеловала мужа.

— Эй! — весело окликнул Стив жену. — Разве так должны вести себя беременные?

Тедди кивнула, и в глазах ее появилось озорство. Резко мотнув головой, она показала рукой в направлении лифта.

— Домой?

Тедди опять кивнула.

— А что дома?

Тедди многозначительно промолчала.

— Придется немного повременить, — сказал муж. — Меня ждет небольшое самоубийство. Надо разобраться.

Он нажал кнопку лифта.

— Я вел себя как осел, да?

Тедди отрицательно покачала головой.

— Просто я очень разволновался. Из-за тебя и из-за ребенка. — Он помолчал. — Но у меня есть идея. Во-первых, чтобы показать, как я люблю мою драгоценную супругу, плодовитее которой не сыскать во всем городе…

Тедди широко улыбнулась.

— …я предлагаю немного, выпить. За тебя и за ребенка. — Он обнял ее. — За тебя, потому что тебя я обожаю. А за ребенка потому, что мы его будем обожать вдвоем. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Теперь я бегу на свое самоубийство! Думаешь, это все? Ни в коем случае. Сегодня знаменательная дата. В этот день самая красивая женщина в Соединенных Штатах, нет, самая красивая женщина в мире — черт побери, во вселенной! — узнала, что ждет ребенка. И потому… — Он взглянул на часы. — Я вернусь в участок самое позднее к семи. Давай встретимся там? Я напишу отчет, и мы отправимся пообедать в какое-нибудь уютное местечко, где я буду держать тебя за руку и время от времени целовать. Договорились? В семь?

Тедди радостно закивала.

— А потом домой. Пристойно ли беременной женщине заниматься любовью?

Тедди выразительно закивала, показывая, что это не только пристойно, но в высшей степени нравственно и вообще просто необходимо.

— Я люблю тебя, — хрипло проговорил Карелла. — Ты об этом знаешь?

Она знала. Она молчала. Она молчала бы, даже если могла бы говорить. Она взглянула на него влажными глазами, а он сказал:

— Я люблю тебя больше жизни.

Глава 3

На территории 87-го участка жили девяносто тысяч человек.

Начинался он у реки Гарб, а кончался у Гровер-парка, недалеко от которого и находилась полиция. Вдоль реки тянулось шоссе, за ним шла первая улица, Силвермайн-роуд, в высотных домах которой еще принято было держать швейцаров и лифтеров. К югу от нее пролегала оживленная деловая Стем, потом Эйнсли-авеню и Калвер-авеню с ее унылыми многоэтажками, пустыми церквями и вечно переполненными барами. Следующей была Мейсон-авеню, которую пуэрториканцы называли «Ла виа де путас», а полицейские — Улицей шлюх, и за ней — Гровер-авеню, примыкавшая к Гровер-парку, парк уже относился к соседним участкам, восемьдесят восьмому и восемьдесят девятому. С севера на юг восемьдесят седьмой был короче, чем с запада на восток. Его не слишком большую территорию пересекали тридцать пять густонаселенных улиц — не так уж и много, если принять во внимание число жителей.

Пройдясь по улицам 87-го участка, начинаешь яснее представлять себе картину того, что называют расовой интеграцией в Америке. Население здесь смешанное — большей частью ирландцы, итальянцы и евреи, переселенцы в третьем поколении, и недавние иммигранты — пуэрториканцы. Никто из них не строил себе трущоб. Наоборот, сама атмосфера трущоб привлекала сюда иммигрантов. Вопреки расхожим представлениям, плата за жилье здесь не отличалась дешевизной. Она была, конечно, ниже, чем в других районах, но если учесть скверное качество услуг, которые предоставлялись за эти деньги, то плата показалась бы просто баснословной. Впрочем, и гетто может стать родиной. Обретя крышу над головой, обитатели 87-го участка украшали картинками и фотографиями плохо оштукатуренные стены, устилали дорожками и ковриками щербатые деревянные полы. Они быстро осваивали правила хорошего трущобного тона — колотили по трубам и батареям отопления, чтобы в комнатах стало теплее, давили тараканов, разбегавшихся врассыпную, когда на кухне включали свет, ставили капканы на мышей и крыс, маршировавших по квартирам, словно солдаты вермахта по Европе.

Среди многочисленных обязанностей, возложенных на сотрудников 87-го участка, была и такая: держать в узде еще одно проявление трущобного быта, а именно — преступность.

Вирджиния Додж пожелала узнать, сколько человек в участке занимается этой работой.

— У нас шестнадцать детективов, — ответил лейтенант Бернс.

— Где они сейчас?

— Трое здесь.

— А остальные?

— Кто-то свободен от дежурства, кто-то на вызовах, кто-то в засаде.

— Кто именно и где?

— Тебе нужен подробный отчет?

— Да.

— Послушай, Вирджиния… — Ствол револьвера чуть-чуть придвинулся к сумке. — Ладно. Коттон, дай-ка сюда расписание дежурств.

Хоуз мрачно взглянул на женщину.

— Можно хоть с места сдвинуться? — спросил он.

— Можно. Но не открывать никаких ящиков. А где ваше оружие, лейтенант?

— Я его не ношу с собой.

— Неправда. Где оно? В кабинете?

Бернс заколебался.

— Проклятье! — воскликнула Вирджиния. — Поймите же, черт побери, что я не шучу. Первый, кто соврет или не подчинится моим приказам…

— Будет тебе, угомонись, — перебил ее Бернс. — Мой револьвер в кабинете, в столе.

Он повернулся, чтобы идти к себе.

— Стоп! — остановила его Вирджиния. — Мы сходим все вместе. — Аккуратно подхватив сумку одной рукой, другой рукой, с револьвером, она показала детективам, куда им идти.

— Вперед! — распорядилась она. — За лейтенантом.

Послушно, как стадо овечек, детективы двинулись за Бернсом. Последней в кабинет вошла Вирджиния.

— Выньте револьвер из ящика, — приказала она лейтенанту, — и положите на стол. Брать за ствол. Если только приблизите палец к спусковому крючку, я тут же…

— Понял, понял, — оборвал ее Бернс.

Вытащив револьвер из ящика, он положил его на крышку стола. Вирджиния схватила револьвер и быстро сунула его в левый карман пальто.

— Теперь обратно! — скомандовала она.

Детективы послушно вернулись в дежурную комнату. Вирджиния села за стол, ставший ее командным пунктом, положила на стол сумку и наставила на нее револьвер.

— Теперь расписание! — потребовала она, и Хоуз отправился выполнять приказ.

Расписание висело в углу возле окна — маленький черный прямоугольник, в который вставлялись белые целлулоидные пластинки с фамилиями. Заступая на дежурство, детектив должен был заменить фамилию сменившегося своей собственной. В отличие от патрульных, которые работали одним составом пять смен по восемь часов, а затем их бригады перетасовывали, детективы объединялись в постоянные группы. В каждую группу входило пятеро и еще один на подмену — всего шесть человек. В тот ясный октябрьский день дежурила группа, трое из которой — Майер, Клинг и Хоуз — были в участке.

— Где еще трое? — спросила Вирджиния.

— Карелла повел жену к врачу, — сказал Бернс.

— Как трогательно, — съязвила она.

— А потом ему предстоит заняться одним самоубийством.

— Когда он вернется?

— Не знаю.

— Хотя бы примерно?

— Понятия не имею. Придет, как только освободится.

— А остальные двое?

— Браун в засаде. В швейном ателье.

— Что значит в засаде?

— Значит, что он сидит и ждет, когда заявится грабитель.

— Без глупых шуток, лейтенант.

— Какие там шутки! За последнее время средь бела дня кто-то четырежды нападал на швейные ателье. Есть основание думать, что и на это нападут. Вот Браун там и сидит в ожидании грабителя.

— Когда он вернется сюда?

— Как только стемнеет. Если, конечно, ничего не случится. Который сейчас час? — Бернс взглянул на большие настенные часы. — Тридцать восемь минут пятого. Значит, будет к шести.

— А где последний, Уиллис?

Бернс неопределенно пожал плечами.

— Полчаса назад был здесь. Кто-нибудь знает, где Хэл?

— Я знаю, — сказал Майер.

— Где же?

— Пошел на вызов. Поножовщина на Мейсон-авеню.

— Ты слышала? — спросил Бернс Вирджинию.

— А когда он вернется?

— Не знаю.

— Скоро?

— Наверное.

— Кто еще в помещении?

— Сержант и лейтенант на дежурном посту. Ты видела их, когда входила.

— И еще кто?

— Капитан Фрик, который в некотором смысле всеми нами командует.

— В каком таком смысле?

— Личный состав подчиняется мне, но официально…

— Где он?

— Его кабинет внизу.

— Кто еще?

— В участке сто восемьдесят шесть патрульных полицейских, — сказал Бернс. — Треть из них на дежурстве. Кто-то болтается поблизости, кто-то патрулирует улицы.