Книга теней. Роман-бумеранг - Евгений Клюев

- Нет, я… ветеринар.

- А животных держите каких-нибудь?

- Держал многих. Но всех отпустил на свободу. Кроме одной собаки. Ее зовут Анатолий.

- Почему же Анатолий?

- А она на Анатолия похожа. Но ее сейчас нет дома. Она к Игорю пошла.

- Игорь это тоже собака?

- Игорь - это человек. Маленький человек, восемь лет ему. Он с первого этажа. У него нет собаки. Только родители, но злые. Они не дают ему завести собаку. Поэтому, когда родители уходят, я посылаю к нему Анатолия. Стоит только родителям появиться на углу Сивцева Вражка - моя собака моментально возвращается сюда как ни в чем не бывало. До сих пор ни разу не попалась.

- А какой она у Вас породы?

- Шут ее знает. Разной. Как-то мы с ней… не думали об этом. Скаучная материя. Вот вы, скажем, какой породы?

- Человеческой, - сострил, что ли, Петр.

- А она собачьей, - исчерпал вопрос Станислав Леопольдович и добавил: - Вы не нервничайте сейчас… Потом нервничать будем. А с Анатолием я Вас за чаем познакомлю. Он чай любит пить - из блюдца. Чай должен быть горячий и сладкий. Я бы Вас еще с кроликом познакомил, его звали Козлов. Но он ускакал в лес и теперь живет там. Наверное, в качестве зайца. Однако я устал держать чайник в руке.

Поставив чайник на стол, Станислав Леопольдович подошел к платяному шкафу, приоткрыл его и достал две чашки - себе средних размеров желтую, а гостю большую зеленую. Потом подмигнул и, запустив руку в недра шкафа, извлек из недр этих крохотную бутылочку без наклейки. В бутылочке, как следовало из его пояснений, был прекрасный ликер, который вот уже много лет сохранялся для какого-нибудь хорошего гостя.

- Знаете, сколько он ждал Вас?

- Наверное, очень долго, теперь таких не выпускают.

- Пожалуй. Мне подарили этот ликер в 1798 году. - Станислав Леопольдович усмехнулся. - С тех пор никто так и не заходил ко мне в гости. М-м… шутка.

Ликер он поставил на стол, к чайнику и чашкам. Потом принес из кухни чайник побольше, блюдечко с нарезанной плюшкой, банку варенья, масло и вазочку, на дне которой лежали две карамели без оберток.

- Кажется, больше ничего нет к чаю. Я бедно живу, видите ли.

- Это грустно, что бедно, - отнесся Петр.

- Да нет! Жить надо бедно. Впрочем, Вам трудно понять… не будем об этом.

- Почему же трудно… мне не трудно понять, я…

- Одеты Вы очень модно - пардон, что воспользовался паузой!

- А надо как? - Петр приготовился к конфронтации.

- А надо - никак. Чтобы не быть иллюстрацией места и времени… это привязывает и лишает свободы. - Станислав Леопольдович разливал чай.

- Я не понимаю, - сказал Петр.

- Я предупреждал, что Вам будет трудно понять. Вы молоды - немножко слишком. Это пройдет.

- К счастью, - пошутил Петр.

- К счастью, - очень серьезно и чуть ли не холодно повторил Станислав Леопольдович, от чего у Петра засосало под ложечкой. - Вы вот… чай пейте - с этими, как их… яствами. И сейчас будем открывать ликер.

Пробка на бутылочке оказалась притертой - Петр никогда не видел ничего подобного на посуде такого назначения - и не поддавалась.

- Можно я попробую? - предложил он, покрутил бутылочку в руках, потряс ее, подергал за пробку. Пробка не поддавалась. - А тогда надо подержать ее под горячей водой - и легко будет открыть.

Станислав Леопольдович проводил его в кухню к огромному мраморному умывальнику и стал лить на горлышко бутылки кипяток из чайника, однако никаких перемен не обозначалось. Петру начинала уже надоедать вся эта возня вокруг ликера, тем более что он и вообще-то ликеров не любил, так что оценить достоинства данного "прекрасного ликера" все равно бы не смог.

- Но это действительно прекрасный ликер, - возразил Станислав Леопольдович, читая мысли Петра, и улыбнулся: - Надо же, досада какая!..

И Петру сделалось его жалко: смешные они люди, старики, и трогательные с этими своими "цацками" - ликерами незапамятных времен и прочее, и прочее… "Бахнуть ликер об умывальник мраморный - и дело с концом. Чтобы уж никаких больше проблем", - подумал Петр, неловко эдак повернулся и - бах!… Бутылочка выскользнула и, ударившись об угол умывальника, разлетелась вдребезги. Крохотная липкая лужица со странно правильными очертаниями ("загустел ликер-то…") нарисовалась возле туфель Станислава Леопольдовича, который произнес: "Так-ну-и-ладно" - и, покачав головой, проследовал в "зало".

Петр поплелся за ним. Он устал уже бесконечно: надо как-нибудь отсюда… что-то тут неловко все и ни к чему… зря я вообще сюда и так далее, - тускло обозначалось в его голове. Между тем опять сели за стол. Молчали. Петр не поднимал глаз и вдруг ни с того ни с сего произнес:

- Ужасна, ужасна жизнь.

- Вы полагаете? - безобидно, вроде бы, начал Станислав Леопольдович, а закончил обидно: - Просто, видите ли, как аукнется… Относитесь Вы к ней ужасно - вот она и ужасна для Вас.

Петр смолчал, восприняв это заявление как обиду по поводу разбитой бутылочки.

- Да бог с ней, с бутылочкой, - не в первый раз уже поймал его мысль Станислав Леопольдович. - Не о бутылочке я вовсе.

- А о чем Вы вовсе? - без интереса спросил Петр, уйдя уже в сердце своем из этого дома.

- О чем? Да вот… ушли Вы отсюда, например, рановато: не все еще случилось. Ситуация, так сказать, не исчерпана - она, я полагаю, начала только вырисовываться, а ведь интерес в подробностях… или как по-Вашему?

"Никак", - хотел сказать Петр, но опять смолчал, потому что до конца не понял, о чем он, Станислав этот Леопольдович.

- Люди живут быстро. Вы не замечали? - продолжал раскачивать его тот.

- Быстро - это… это Вы что имеете в виду? - разговор надо было поддерживать, а чай, между прочим, остывал, и чая, между прочим, хотелось. С плюшкой. И с вареньем.

- Вы пейте - с плюшкой и с вареньем, а я в виду вот что имею…

- Вы телепат? - не выдержал Петр.

- Телепат, - скучно согласился хозяин, - или, - веселее продолжал он, - просто немножко более внимателен… медлителен, я хочу сказать, чем Вы.

Петр пил чай.

- М-да… внимателен и медлителен. Впрочем, на самом деле и я недостаточно внимателен и медлителен, раз успел уже Вас запустить. Угу, - кивнул он на опять не понявший реплики взгляд Петра. - Я запустил уже Вас. Я допустил, что Вам сделалось со мной - ну, тоскливо, скажем. Не протестуйте, голубчик, - к чему протестовать? А между тем фокус-другой я бы мог Вам показать - дело, как говорится, нехитрое. Но это, видите ли, слишком уж немудрящий путь, мне стыдно таким путем идти к сердцу Вашему. Да и не надо Вам, чтобы таким путем… Вы же человек тонкий, а?

- Толстый, - сказал Петр.

- Запустил. - Станислав Леопольдович пожевал нижнюю губу и сказал себе: - Хотя… это у Вас уже рефлекторное, пожалуй.

- Что - рефлекторное? Было бы хорошо, если бы все-таки как-нибудь менее загадочно. - Петр пил чай.

- Вы воспитанный мальчик, - без насмешки заключил хозяин. - В самом деле, Вы очень деликатно сделали мне замечание. Деликатно, но зря. Я ведь не стремлюсь к загадочности - я всего-навсего переоцениваю уровень нашего… ну, взаимопонимания, что ли. И опускаю некоторые слова - вроде бы, сами собой разумеющиеся. Отсюда получается загадочность, как Вы изволили это квалифицировать. Ну ладно. А можно Вас попросить, Петр… Пожалуйста, относитесь ко мне хорошо - или хотя бы без враждебности.

- Но я хорошо… - начал Петр и осекся. Вдруг сделалось ему не по себе - сразу как-то не по себе. Он вскинул глаза на Станислава Леопольдовича и спросил: - Почему мы быстро живем? Что значит "быстро"? - И, спросив, понял уже смысл этого "быстро" и даже поежился: он знал теперь, о чем речь, - правда, в общих самых чертах.

- Вот-вот-вот, задержитесь на этом своем ощущении, задержитесь - стоп. Быстро мы живем, мальчик. Если бы мы жили не так быстро, мы могли бы заметить кое-что… кое-что интересное. Но мы действуем как бы наизусть, то есть пробегаем нашу жизнь, проборматываем, не вдаваясь, что называется, в частности, в подробности каждой ситуации, которую посылает нам судьба. Дети так читают стихи - зная уже наперед, что там дальше, и галопом скача к финалу: буря-мглою-небо-кроет-приумолкла-у-окна-своего-веретена. Нам, конечно, будут даны и другие жизни… много других жизней, поскольку с первого раза трудно все рассмотреть и расслышать, но ведь каждая ситуация уникальна и не обязательно повторится из жизни в жизнь. Схема повторится - детали не те, детали повторятся… даже одна деталь, глядь - схема другая. Так что очень желательно осмотреться, помедлить… вкус, я бы сказал, ощутить. - И Станислав Леопольдович принялся долго-долго дуть на чай, уже остывший чай в своей чашке.

А у Петра во рту был привкус мяты - холодок такой специфический, тревожный. Слова Станислава Леопольдовича задевали слух как-то по касательной: вжи-ик, вжи-ик, вжи-ик… И были, вроде бы, понятны, но в конце концов непонятны. Манили. Манили в область - нет, не обозначить эту область, не зафиксировать. Однако теперь уже молчал Станислав Леопольдович.