Журнал «Вокруг Света» №04 за 1979 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Представьте себе ярко раскрашенные цистерны, в которых прорезаны окна и входная дверь. Снятые с колес, живописно расположившиеся на снегу, они напоминают лежбище диковинных животных. Однако экзотические жилища эти удобны — тамбур, кухня, санузел, комнаты, оснащенные центральным отоплением и водоснабжением (иногда местным), — и выгодно отличаются от вагончиков тем, что значительно теплее, мобильнее, их можно интересно размещать и совмещать, создавая неожиданные и привлекательные зоны внутри города.
Разумеется, «бочки» — вариант сугубо трассовый, но на Севере быстро оценили удобство новых жилищ, и фраза «Пошли в бочку!» здесь ни у кого не вызывает удивления, хотя для непривычного уха звучит несколько странно.
А снег все сыплет и сыплет. Машины становятся белоснежными, у колес вырастают сугробы. Снежный покров растает только в июне, чтобы возродиться в сентябре. Игольников щурится на знакомый пейзаж и говорит негромко:
— Здесь приходилось взрывать каждый кубометр земли, потому что вечная мерзлота достигает крепости гранита. Но УКПГ, как видите, стоит. И город будет. Такой, как надо.
Владимир Игольников знает толк в городах, которые ставят «как надо». Молодым инженером вместе с друзьями высадился он когда-то на «кочечку» в районе Пунгинского газового месторождения. Здесь решено было построить поселок Светлый, и ребята добивались назначения сюда, как другие, более «практичные» их товарищи «выбивали» назначена в Киев, Одессу или Прибалтику...
Время показало: практичными, с любой точки зрения, оказались именно эти, начинавшие «с кочечки». Ибо они получили такой рабочий плацдарм, такие возможности роста и продвижения, какие не снятся в больших городах начинающим специалистам.
Владимиру Игольникову вместе с Анатолием Мандриченко довелось возглавлять первое комсомольско-молодежное строительно-монтажное управление в стране. В процессе строительства Светлого сложился удивительный коллектив личностей и единомышленников. Комсомольцы принимали участие в проектировании поселка, строили его собственными силами, ревниво охраняя каждое дерево. Планировка, интерьеры — все было своим, неповторимым, жизнерадостным, как знаменитое на всю Тюменщину кафе «Комарик»...
Вот уже который год социологи, руководители, комсомольские работники с пристрастием исследуют: отчего, почему? Как родилась эта большая удача?
— Как? — спрашиваю и я.
Лицо Владимира Михайловича теплеет. Главный инженер Уренгойгазпромстроя словно смотрит сквозь стены своего кабинета, сквозь годы.
— Пожалуй, главным в истории Светлого было изначальное стремление всех, сверху донизу, преодолеть унылый стандарт, делать все по-новому, по-настоящему, с пользой и радостью. Сейчас тут собралось много людей, связанных в прошлом со Светлым, — от управляющего трестом Василия Даниловича Чернышева до бригадиров, рабочих, даже, кажется, поваров... Поговорите с ними: для всех без исключения Светлый — лучшая пора их жизни.
— Знаю. Говорила. Но ведь у будущего многоэтажного, широкопроспектного Уренгоя совсем другие параметры?
— Дело не только в параметрах. Успех, даже самый крупный, не имеет смысла калькировать — получится то, да не то. Здесь по сравнению со Светлым действительно все значительнее: масштабы, темпы, задачи. И новый коллектив надо, наверное, строить с учетом всех особенностей Уренгоя.
...С утра 22 апреля действительно потеплело. Снег развезло в серую кашу, но и это воспринималось как радостное предвестие весны. Люди шли нарядные, оживленные, отовсюду слышалось:
— С праздником!
Наверное, нигде так не ощущается торжество, как на больших стройках, где к живому горячему делу при-частны все.
Мы ехали на торжество пуска первого уренгойского газа. В машине светилась шкала приемника, приглушенно звучал голос диктора:
«В день Всесоюзного коммунистического ленинского субботника вступила в строй первая на Уренгое установка комплексной подготовки газа. Голубое топливо месторождения-гиганта начало поступать на Урал и в европейскую часть страны...»
И был праздник — митинг, духовой оркестр; на трибуне рядом с начальством — передовики стройки с алыми лентами через плечо, среди них Иван Ратиев. Теплый влажный ветер далеко разносил звуки музыки, и даже микрофон, ненадолго вышедший из строя, не омрачил общей радости.
Сыпал мелкий снежок, вспыхивали блицы фотокоров, управляющий Уренгойгазпромстроя Василий Данилович Чернышев произнес речь, и все сняли перчатки, чтобы хлопки звучали громче...
И был праздник: среди шумного застолья поднялся Владимир Игольников и предложил почтить память Виктора Константиновича Пошукайло, бывшего управляющего Уренгойгазпромстроя, молодого, веселого, погибшего здесь в разгар работы. За столом стало очень тихо, все поднялись. Люди вдруг вспомнили о том, что обычно смывается праздничным весельем, — о жертвах, самоотверженности, долге, без которых невозможна победа...
А снег все шел и шел, в сгущающихся сумерках прямоугольник УКПГ казался высоким и мощным — еще один форпост человеческого труда и мужества на земле, под которой мирно тек по трубам первый газ Уренгоя.
Уренгой — Москва
Л. Неменова, наш спец. корр.
Флаговый корабль
В редкое для конца ноября солнечное утро на польском побережье Балтийского моря я испытывал странное чувство: для меня образ Гданьска складывался пока из судоверфи, улицы Длуги-Тарг в старом городе и ивового дерева на ночном ветру. Старую улицу я еще не видел — только представлял ее по восторженному рассказу моей польской колежанки Цецилии Пашек из журнала «Разем». Устроившись в гостинице, я пошел бродить под дождем в темноте и недалеко, на повороте к пляжу, наткнулся на иву: ветер с моря собирал ее ветви в тугой шелестящий пучок. А судоверфь... Мы приехали из Варшавы поздно вечером и теперь, прямо с утра, неслись на Гданьский судостроительный завод. Мне хотелось остановить машину, найти Длуги-Тарг, потолкаться среди людей, всмотреться в лица и только потом, дойдя до цели своими ногами, приступить к делу. Может, поэтому встречу с гигантской металлической верфью хотелось немного отдалить...
Стоило нам подъехать и выйти к открытым воротам судоверфи, как Цецилию словно сдуло лавиной гулкого эха, доносящегося откуда-то из глубины, где клокотали знакомой мне дрожью корабельные корпуса. Постояв немного перед воротами, над которыми серебрились латинские буквы «STOCZNIA GDANSKA im LENINA», я вслед за Цецилией вошел в бюро пропусков.
Облокотившись на стену, она с каким-то изяществом лепетала по телефону, при этом, казалось, слегка пританцовывала на месте. Шляпка вельветовая, в глазах застенчивое ожидание, брюки сафари, светлые волосы, разметавшиеся по плечам... Повесила трубку, заглянула в записную книжку и снова потянулась к аппарату. Цецилия делала своими звонками великое дело — как дипломат добивается права на въезд. Говорила она с тем обаянием в голосе, которое и на расстоянии подкупает, а рука на том конце провода того и гляди тянется к кнопке, чтобы открыть все двери.
Вскоре появился молодой человек. Пока он не увидел Цецилию, шел, ровно неся свой торс, но, заметив ее, улыбнулся и, галантно изогнувшись, пропустил вперед. И только на улице, когда она обратила его внимание на меня, представился:
— Марек Млодинский. Рад вам, но должен заметить, что приехали вы в самые горячие для верфи дни.
Цецилия на ходу шепнула, что Марек — заместитель председателя заводского комитета Союза социалистической польской молодежи. Я ждал объяснений насчет горячих дней. Мы шли навстречу шуму, Цецилия переводила слова Марека:
— ...Шестого ноября тысяча девятьсот сорок восьмого года мы спустили на воду первое судно «Солдек», названное так в честь одного из строителей Гданьской судоверфи. Тогда он был рабочим, позже стал директором. Вот именно сейчас идут дни празднования тридцатилетия этого события.
— А где сейчас Солдек?
— В плавании.
В разговоре мы и не заметили, как объединили живого Солдека и судно в одно целое. Но Марек продолжал:
— В том же сорок восьмом со стапеля спустили «Рабочее единство»... Прошу вас сюда.
Уже в передней его кабинета Цецилия бросилась к парню, который ожидал Марека с какими-то бумагами.
— Сколько вам лет? — послышался ее вопрос. — Как зовут? Виктор? Вы женаты?.. Ах у вас двое детей и вы корпусник?..
На помощь парню подоспел Млодинский:
— И у меня тоже двое детей, жена, и я молод.
Марек пригласил нас к себе.
За длинным столом сидели двое, один из них в рабочей одежде, с чертежами, похожий на человека, только что вышедшего из горячего цеха. В другом цепкий взгляд моей переводчицы угадал журналиста... Коллега из ГДР, к его профессиональной чести, ни на секунду не отвлекся от своего собеседника. На столе покоился кофр, из которого торчали объективы диаметром с пушечный ствол, а сам журналист сидел, погрузившись в блокнот.
