Наваждения - Макс Фрай

Я послушно поднялся и начал спускаться по пологому склону холма, благо уже успел уяснить, что если сэр Лойсо Пондохва начинает командовать, лучше делать так, как он говорит, — дешевле обойдется!

Одолев половину пути, я все-таки упал и покатился вниз, стараясь защитить лицо от колючих стеблей сухой травы. Мой собственный горький опыт свидетельствует, что царапины, заработанные в этом сновидении, останутся при мне и после пробуждения. А объясняться спросонок с проницательной Теххи… Нет уж, увольте!

Падение мое завершилось, как обычно: я проснулся под теплым меховым одеялом и с удовольствием обнаружил, что, пока я спал, в обитаемом мире произошло множество перемен, одна другой приятнее. На небе появилось солнце, а на краю постели — Теххи, да еще и с маленьким подносом. Камру в постель мне подают редко, можно сказать, никогда. Но такой уж, видать, сегодня выдался замечательный день.

— Хорошо, что ты сам проснулся, — обрадовалась она. — Ненавижу будить людей. Особенно, если они так мило улыбаются во сне.

— Ничего, теперь я буду мило улыбаться наяву, — пообещал я. — А зачем ты собиралась меня будить? Неужели так соскучилась?

— Да нет, не то что бы… — насмешливо протянула она. — Просто внизу сидит сэр Мелифаро. И плачет.

— Ты его обидела? — обрадовался я.

— Нет, что ты. Его обидел сэр Джуффин. Этот злодей велел бедняге доставить тебя в Дом у Моста. У вас там, если я правильно поняла, что-то стряслось. Поэтому сэр Мелифаро заявился в мой трактир, выпил все, что под руку подвернулось, и угробил чуть ли не полчаса своей единственной и неповторимой жизни, чтобы уговорить меня подняться в спальню и совершить порученный ему подвиг. Говорит, после того как ты в его присутствии отдал свой знаменитый приказ об уничтожении племени манухов, он окончательно понял, с каким чудовищем имеет дело, и теперь ни за что не решится будить тебя самостоятельно. Он, дескать, великий герой, но не настолько же!

— Какой же он молодец, — нежно сказал я. — Как он все славно организовал! Проснуться в твоем обществе… и в обществе этого маленького симпатичного кувшинчика с камрой — это гораздо лучше, чем обнаружить в постели сапог сэра Мелифаро! А кстати, что у них там случилось?

— Понятия не имею, — Теххи гордо пожала плечами. — Нужны мне ваши тайны! У меня своих, хвала Магистрам, хватает.

— Правда? — весело спросил я, с удовольствием делая первый, самый вкусный, глоток ароматного горячего напитка. — Нет, так не годится. У жителей Ехо не должно быть никаких секретов от Тайного Сыска. А ну выкладывай все свои тайны!

— С какой начинать?

— С самой страшной!

Я скорчил грозную рожу, каковую, теоретически говоря, положено иметь вместо нормального человеческого лица всякому уважающему себя Тайному Сыщику, приступающему к допросу очередного злодея.

— А, ну это просто, — улыбнулась Теххи. — Ты и есть моя самая страшная тайна. Страшнее и не придумаешь!

Она быстро поцеловала меня, вскочила, рассмеялась и опрометью бросилась к лестнице. Мгновение спустя ее уже не было в спальне. Не женщина — морок. Сладостный, впрочем, морок.

— По городу ходят слухи, что ты уже проснулся, чудовище! Население в панике, беременные женщины в ужасе прячутся за спины стариков и детей!

В спальне появилось ослепительное ярко-желтое лоохи сэра Мелифаро. К лоохи прилагалась довольная рожа, снабженная безупречной голливудской улыбкой, открывающей восхищенному взору наблюдателя как минимум полсотни белоснежных зубов.

— Правильно делают, что прячутся, — проворчал я. — Я бы сейчас сам с радостью спрятался, да некуда… Притормози, парень, я же только что проснулся!

— Не только что, а целых десять минут назад. А посему поднимайся! — потребовал он. — Я сам толком еще не знаю, что происходит. Но, безусловно, нечто из ряда вон выходящее! Куда-то подевалась команда ребят Багуды Малдахана, вместе с преступником, которого они собирались доставить в Холоми. И еще несколько человек куда-то подевались. А шеф сидит в кресле с таким умным видом, словно сегодня вечером должен состояться конец света и он своим носом отвечает за поголовную явку жителей столицы на это мероприятие. В общем, поехали со мной, чудовище. Будет очень весело, останешься доволен!

— Ну, если ты обещаешь… — Я позволил себе последний сладкий зевок и понял, что проснулся окончательно. — Брысь отсюда, душа моя, дай мне одеться!

— Как это — брысь?! Ишь, размечтался! А может быть, я отложил все дела и специально приехал издалека, чтобы полюбоваться на твою голую задницу! — возмутился Мелифаро.

Орать-то он орал, но из спальни, хвала Магистрам, убрался. Так что я получил возможность спокойно отправиться в ванную, вернуться, одеться и даже покрутиться перед новеньким зеркалом. На сей раз отражение показалось мне совершенно безобидным. Рожа как рожа, и глаза вполне обыкновенные. В настоящий момент радужная оболочка как раз приобрела теплый светло-коричневый оттенок. Глаза такого цвета чаще бывают у добродушных плюшевых игрушек, чем у настоящих живых людей, но это было гораздо лучше, чем неподвижные белые глазищи моего утреннего двойника.

— Неужели ты действительно кажешься себе таким неотразимым красавчиком? — несчастным голосом спросило отражение Мелифаро, внезапно возникшее в зеркале рядом с моим. — Я уже полчаса топчусь на лестнице, а ты, оказывается, просто не можешь наглядеться на свою ужасающую рожу.

— Никакая она не ужасающая. Я только что раз и навсегда решил для себя этот вопрос, наконец-то! Ладно уж, поехали.

Этот злодей даже не дал мне поболтать с Теххи на прощание. Молча ухватил меня за шиворот и поволок к выходу. Это было довольно смешно, но я действительно не смог высвободиться из его железной хватки, хотя старался почти по-настоящему.

— Ненавижу насилие, — проворчал я, усаживаясь за рычаг амобилера. — Тоже мне, великий силач… Вот обижусь, заберу назад свою жену, будешь знать!

— Кстати, о твоей — то есть моей — жене, — встрепенулся Мелифаро. — У меня к тебе огромная просьба, чудовище. Эта наивная девочка все еще готова верить каждому твоему слову. А посему будь добр, объясни ей, что меня не так уж легко сглазить. А то у меня в доме уже почти не осталось посуды…

— А при чем тут твоя посуда? — удивился я.

— Ох, это отдельная история! Понимаешь, у Кенлех есть одна причуда. После того как я что-нибудь съем, она тут же разбивает тарелку, которой я воспользовался. Оказывается, у них — о, прошу прощения, ваше величество, у вас! — в Пустых Землях считается, будто все мужчины необыкновенно хрупкие, уязвимые существа. Дескать, сглазить нашего брата легче легкого. Вот Кенлех и защищает меня, как может. Причем битье использованной посуды представляется девочке самым простым и надежным ритуалом. Когда она была маленькая, какая-то «мудрая старуха» научила ее этим глупостям. Попадись мне сейчас эта грешная ведьма, собственноручно придушил бы!