В ловушке - Улья Нова

– А я ведь говорил, что надо купить то, овальное, в раме. Плитки на липучках – это, конечно, современно, стильно, но ненадежно.

Впервые мы поругались в дорогой парикмахерской, куда он на днях привез меня. Мимо шла худая длинная кукла, он указал на нее глазами, склонился ко мне и на ухо пробормотал: «Вот какой тебе надо быть». А я про себя весь вечер дерзила ему, и даже, вернувшись домой с новой стрижкой, перед новым надежным зеркалом в кремовой раме, говорила своему отражению:

– Спасибо, как-нибудь сама разберусь, какой мне быть.

Иногда, в городе, на меня наваливалось необъяснимое состояние небытия, я была невидимкой, разглядывала женщин, пытаясь определить, понравится ли ему та или эта. К красивым и ярким, доведенным любовью или судьбой до безупречно-кукольной красоты, я ревновала, казалось, ему нравятся именно такие. Наверняка, он бы обратил внимание вон на ту, проводил взглядом, может быть, даже подошел познакомиться. Я задыхалась от ревности и злобы и могла расплакаться прямо в метро или в магазине. Так бывает со многими, которых любят не так, не достаточно или не любят вовсе.

Два дня назад мы познакомились, он – синеглазый студент ВГИКа, будущий продюсер, стоял у окна и читал газету. Я прислонилась к колонне в рекреации и ждала, когда начнется просмотр дипломных фильмов, выискивала взглядом друзей в толпе. Взгляд остановился на нем. Прокатился с головы до ног. «Не плохо». Остановился на его ботинках и гипнотически прилип к ним. «Ты пойдешь за мной, я, конечно, никчемный гипнотизер, но ты сейчас увидишь меня и пойдешь за мной». Каково же было мое удивление, когда после просмотра дипломных фильмов, продвигаясь по темной улице в сторону метро ВДНХ, я услышала быстрые шаги за спиной. Человек поравнялся со мной. Я повернула голову в его сторону, чтобы рассмотреть, кто нагнал меня на темной улице. Он шел рядом. Молчал, смотрел на меня. Так продолжалось некоторое время, потом он сказал:

– Привет.

На следующий день было Рождество, мы пошли гулять по зимней Москве. Дошли до Красной площади, на Кремлевской стене кто-то снежками вылепил телефон 453-75-84 и снежками же подписал – «Позвони мне». Грот в Александровском саду был завален снегом, с него, как с горки, катались дети. Мы забрались на вершину грота. За спиной была Кремлевская стена, из-за которой выглядывали крыши в снегу. Манежная площадь была еще пуста. На ее середине стояла огромная елка, гуляли люди. Он показывал рукой «это вон купол журфака, а там – Большой Манеж». Потом притянул меня к себе, с силой присосался к губам. На виду у всей Москвы. Мы стояли рядом. Я опустила глаза и вдруг заметила, что сегодня, 7 января 1992 года, при температуре 15 градусов ниже нуля между ним и мной медленно летит большая серая стрекоза, похожая на военный вертолет.

– Ты тоже это видишь? – спрашивает он.

– Да.

– Зловещие призраки Кремля, – он обнимает меня за плечи, сбивает с ног, и мы кубарем скатываемся с грота.

Через полгода он закончил институт. Устроился в частную компанию по производству клипов и рекламных роликов. Вскоре у него появилась машина, мобильный телефон. Постепенно он перестал носить старые студенческие джинсы, сменил гардероб, читал совсем другие газеты. Ему нравилось играть делового мужчину, наводить на себя глянец, будто с дерева содрали ветви, потом кору, острогали, обмазали лаком, и осталось блестящее глянцем лака, похожее на туловище куклы, полено. Он менялся, и менялось все вокруг, связанное с ним. Должна была меняться и я.

Когда он звонил и предлагал увидеться, на всю квартиру играла музыка, все вещи из шкафа летели на пол – эта кофточка мало обтягивает и довольно блеклая; быстрыми шагами в ванную, там сохнет юбка; колготы зацепились за косяк двери, теперь на боку стрелка… балансируя в воздухе стянуть колготы, разодрать пакет с длинноногой куклой на картинке, достать другие, черные… под черные нужна клетчатая юбка, но, где же она? Вещи из шкафа летят на пол. Громко-громко, на всю квартиру, поет Милен Фармер, а в клипе этой песни она убегает от множества мужчин в военной форме. Зеркало. Золушка в черных колготах прикладывает к тельцу три разноцветные кофточки, надевает на одну ногу туфель с хищным острым мысом, а на другую сапог на высоком каблуке, с квадратной пряжкой на боку. Оранжевый свитер не подходит к юбке, поэтому под вопли Милен Фармер летит на пол, а красный слишком яркий, он гасит глаза. Опять придется надеть тот же черный с косами свитер, что и в прошлый раз, который ему так нравится. Но как не хочется повторяться, как же хочется быть всегда новой и лучшей для него. Только для него. Духи «Channel allure» из пульверизатора, как писали в «Cosmopolitan», – сначала за уши, потом на запястья, под свитер на грудь и под юбку. Когда-нибудь я приучу его к себе такой, какая я есть, а пока придется быть такой, какая ему нужна. Выйти в длинном пальто, плавно, как фея, открыть дверь машины (кажется, в английском журнале «The Best» недавно целая статья была посвящена тому, как правильно садиться и вылезать из машины – если бы я читала побольше этих журналов, кто знает, может быть, все было бы проще).

– Ты слишком много времени тратишь на трудные тяжелые книги. Девушка не должна быть слишком умной, – сказал он как-то, без интереса пролистнув Мисиму. И снисходительно кинул книгу обратно на диван.

Я зашла к нему в гости, он сидел на кухне при свете настольной лампы, что-то кропотливо высчитывал на калькуляторе, обложенный разноцветными прайс-листами и каталогами, а я смотрела какой-то нудный черно-белый фильм в его комнате, где большой черный кожаный диван и два компьютера. Он ходил по квартире с телефоном, что-то говорил, спорил с кем-то, потом, прикрыв трубку рукой, прошептал:

– Сева приглашает нас поиграть в бильярд, можно поехать в «Армадилло».

Я согласилась, потом вспомнила, что приглашена на вечеринку к друзьям, прокричала через все три его комнаты:

– Саш, забыла, нас сегодня ждут в гости, у друзей подруги новоселье, «Армадило» отменяется.

– Ну, хорошо, – сказал он, – значит, едем к твоим друзьям.

Она была в черном шерстяном сарафанчике без рукавов, надетом на голубую рубашку. Короткие черные кудряшки и острый носик с большой родинкой. Шустрая и затаившаяся, как маленький хищный зверек, она сидела на стуле, картинно держалась за спинку, что-то объясняла, помогала готовить салаты… Он задумчиво разглядывал город из окна шестого этажа; осенним вечером были видны мигающие бенгальские огни фонарей и черные фигуры домов, кое-где инкрустированные светящимися окнами. На нем были черные брюки и серая шерстяная рубашка с костяными пуговицами. Они перебросились всего парой фраз. Оказалось, у них много общих знакомых.

– Он гордый и грозный, – сказала она потом…

– Она грязноватая, у нее прыщи на плечах. Она похожа на ведьму. Вечно ты общаешься, с кем попало, – бросил он.

– Когда ты успел разглядеть ее прыщи, – возмутилась я, – ты же весь вечер стоял у окна, потом проглотил салат и утащил меня, даже не дав толком поговорить.

– И не надо было приглядываться. У нее отвратительные красные прыщи на плечах. Хоть бы кофточку с длинным рукавом надела.

– Она – моя лучшая подруга, у нее много других достоинств.

– Хорошо, общайся с ней, мне-то какое дело…

– Так странно, – ворковала она как-то по телефону, – я встретила этого твоего Сашу на эскалаторе. Я ехала вниз, а он вверх, он помахал мне рукой, спустился, мы немного поговорили…

– Представляешь, что за человек! Я опять встретила его в ГУМе, он был с какой-то девицей.

– Ну и как девица?

– Ничего себе, что надо…

– Кто эта девица, с которой ты был вчера в ГУМе?

– Секретарша моего шефа, мы искали подарок…

– Ты представляешь, твой Саша теперь работает в соседнем отделе, продюсером рекламного ролика.

– И как он тебе?

– Мы частенько пьем с ним кофе…

– Ты совсем меня забыл, не звонишь. У тебя что-то случилось, проблемы?

– Все нормально. Знаешь, нам надо бы встретиться, поговорить.

Я еду, раздумывая о том, что он собирается мне сказать. Вдруг, предложит переехать к нему или выйти за него замуж… Мечтаю, рассматривая прямоугольные лампы вагона. Когда мы с ним поженимся, я буду в белом брючном костюме, с кремовой розой в петлице, и подстригусь совсем коротко, а он будет в черном камзоле с кружевными манжетами.

В вагоне очень много людей. Я стою, прижавшись виском к стеклу двери, и думаю, что когда-нибудь у нас будет ребенок, пытаюсь представить, как это, когда в тебе ребенок от человека, которого любишь; интересно, ведь все сразу изменится: и мысли, и мир вокруг. И я…

Спустя час, в машине, на Воробьевых горах. Перед нами остров и церквушка на фоне желтых листьев и серого неба.

– Мы разные, нам лучше расстаться.

– Наверное, ты прав, – шепчу, мастерски сдерживаю слезы, от неожиданности происходящего сердце бьется так сильно и громко, кажется, там, на острове, и то слышен его стук.