Танец Жизни - Ирина Громова

На сцене ничего особенного. Оля просто бегала, прыгала, изгибалась, садилась на шпагат и выделывала грациозные движения. Гибкая, конечно, девочка, на сцене царит, завораживает. Глаза огромные и синие, как васильки. Коса русая – настоящая русская пава. Но чем берёт, всё равно, не понятно. А зритель в зале понимал: это– бухгалтер, это-компьютер, а это добрый налоговый инспектор – она проигрывала сцену от каждого лица. Но самое главное, после того, как Оля проблему станцевала – человек наутро просыпался без головной боли. И бухгалтер у предприятия в порядке, и компьютер отремонтирован и отчет в срок и качественно.

Стали гнусные охальники искать сальные истории про клуб. Но получили жёсткий ответ. Богатые мужики из клуба чуть политтехнологов не побили. Сказали, Ольга Ивановна, это национальное достояние, она помогает нашей экономике на ноги встать, потому как у неё глубокий и особенный дар.

Любой из них готов жениться на ней прямо сейчас. Каждому нужна жена, которая вечером на кухне станцует тебе, например, сценку про австрийскую сыроварню, а утром, считай, сыроварня у тебя в кармане. И переговоры проведены, и деньги откуда-то подтянулись, и оборудование – без задержки. Таможня – как по струночке, процесс отладки производства – в три дня. И со второй недели работы – дикая прибыль.Но вот любит она только одного человека, Сергея Михайлова, очень уважаемого в деловых кругах. Поэтому, идите-ка отсюда парни, пока вам не надрали бока. Люди в нашем клубе солидные, каждому хватит только дунуть, чтобы вас в пыль растёрло.

Политтехнологи из клуба, конечно, дёру дали, но с усердием копали дальше. В чем-то же был подвох? Может, дамочка на этом деле деньги зарабатывала? При таком размахе, она могла уже так разбогатеть, что сама бы уже трижды скупила все Михайловские заводы.

Так нет же, зарплату она в доме культуры получала. А здесь принципиально помогала хорошим людям распутать их проблемы. Причём у криминала заказы не брала, тоже из принципа.

Просто смотрела на свою бусину, потом человеку в глаза и говорила: «Вы, я вижу, человек добрый и порядочный. Хотя и запутались – вам помогу». А другому: «Вам надо быть внимательнее к людям, зачем сегодня уборщицу незаконно уволили? У неё трое детей и куча кредитов. Она только за счёт вашей зарплаты и держалась. Примете обратно, приходите, помогу». И ни в жизнь, ни заставить, ни уговорить танцевать, если сказала «нет».

Потом подумали, что, может, эта Оля шпионка, какая, и к Михайлову приставлена схемы подводных лодок воровать?

Но Михайловские службы безопасности так её перепроверили, что политтехнологам против их аргументации делать нечего.

Как ни пытались политтехнологи отговорить Михайлова от «мутной» невесты, как ни просили найти, хотя бы на время кампании нормальную спокойную жену без двусмысленных талантов, чтобы с пирогами на кухне и рукодельем в комнате, а всё зря. Серёга только обозвал их ретроградами и послал к едрене фене. Сказал: «Все пошли вон! Желает девушка танцевать, пусть танцует. Думает, что экономике помогает, пусть думает. В моём клубе она под присмотром. Ежели что не так пойдёт, узнаю первым. Докладчиков и без вас полно. А узнаю, так точно без вас, сопляков, разберусь.»

Разозлился Михайлов. Набрался смелости, пошёл и выпалил Ольге своё предложение-просьбу – срочно выйти за него замуж.

Ничего не смогли сделать ушлые политтехнологи с любовью директора и танцовщицы. Но успокаиваться не стали. Нутром чуяли умники, что такая невеста в любую минуту что угодно выкинуть может и полетит их выборная кампания, а главное, несметные заработки, в тартарары. И как в воду смотрели.За неделю до свадьбы – пропала Олечка.

Глава 4

В это самое время, за три моря, на краю света, между двумя антиподными вселенными солнцеголовых и кабачкорылых, опять разрослось напряжение в отношениях.

Пробил час, когда следовало передать людям новый спецконтейнер «Ларь» с облаком свежей информации. Кое-что по математике, формулы какие, теоремки, свежие мысли по энергетике, химии да передовым технологиям. Надо ведь как-то выводить людей из мрачного средневековья. Доколе позориться человечеству и топливо из навоза лепить? Пора получать энергию из света звезд, например, для летающих пиджаков. В пиджак прыгнул, горизонтальное положение принял, на Кассиопею настроился и вперёд, к цели.

Информация до поры до времени хранилась, ясное дело, у светлых сил, у солнцеголовых – на дне ущелья. Уникальные мастерицы плели информационное облако из невидимых нитей и день и ночь.

Руки у солнцеголовых всегда были на месте. Сформовали великое множество удивительных предметов. Правда, охранять созданные богатства не умели. Вот кабачкорылые и приноровились приумноженное трудягами Светлого ущелья, из хранилища подтаскивать.

У самих-то мрачных никогда ничего собственного за душой. Никакого там производства полезных волшебностей.

Одни только гадости на уме. Как украсть-поделить, отобрать-отвоевать, а потом выкрутиться, мол, так всегда и было – тут они мастаками значились. В мрачных делах плавали как угрюмые рыбы в гнусном болоте. Вот где шустрили, да легко соображали. Весь рэкет на земле от них произошел. Сами ничего произвести не умеем, но отберём. А тут такое дело. Контейнер с информацией светлые на землю будут передавать, можно будет перехватить.

Ну, и отобрали. А как на Угрюмый Бугор привезли, вызвал тёмный царь, Хозяин Мрачного пригорка на разговор главного исполнителя, лучшего своего воина Тхэю.

– Работу сделал хорошо, – к Тхэе Хозяин был привязан как к сыну, иногда от думы о нём светлел взгляд властителя, что считалось, вообще-то, серьёзным нарушением законов кабачкорылых. – Как припёр ты этот ларец к нам? Трудно было?

– Да, – удрученно принял похвалу Хозяина Тхэя, – радоваться пописиндеру его ранга по статусу не позволялось. А Тхэя был не просто пописиндером, а пописиндером высшей касты. Считай, заместитель Самого. И жил, ясное дело, не среди фриконафтов у подножья, а на самом верху, в самой, что ни есть, склизкой башне. Элита, выше уже некуда. А доброе слово правителя, единственное, за что стоило жизнь положить на его чёрном пути.

Как пёр этот ларь – Тхэя, боялся вспоминать. Информационное облако, не диск и не флэшка. На самом деле, это ящик, размером с хороший сундук и весит, сволочь, не меньше пуда. В скважину под море нырнул нормально. Вот обратно выдирался из последних сил. Пришлось в канат многокилометровый превратиться. Одним концом на берегу за скалу обмотался, а другим, на дне – вокруг ящика. И тащил себя, как лебёдкой. Едва чресла от натуги не порвал.

Хозяин мрачного пригорка поставил ларец на стол, пахнувший сыростью и мышами, скрюченные пальцы нащупали потайные кнопки. От ларца запахло жареными бананами в карамели, клубникой со сливками в ванильном облаке и прочей позитивной гадостью. Гнусный Тхэя заткнул нос. Ларец распахнулся. Из него начал расти цветок с тысячью лепестками.

Лепестки быстро открывались один за другим, разбрызгивая праздничное разноцветное сияние. А если учесть, что на горе никогда не было ничего краше мокрого велипундера, (маленькой кусачей зверюшки, похожей на крысу, скрещенную с большой креветкой, которая начинала светиться ночником, если её дернуть за восемнадцатую лапу), то ничего хорошего из этого не вышло. Потому что отчетливо стали видны, слизняки, пауки мышиные морды и паршивые склизкие стены.

Но ради успеха гадкого дела стоило выдержать. Мрачный, выполнив задание, становился еще мрачнее. И однажды мог даже достичь уровня Главного, который вообще страшная жуть. Правда никто никогда не знал, куда девается сам главный, когда его место занимает заместитель. Но разве замов, рвущихся к власти, это волнует?

А цветок все раскрывался и раскрывался. И когда засиял последний лепесток, то света на Мрачном пригорке было столько, что даже последний фриконафт (люмпенизированный житель угрюмого бугра), который зарылся метра на три в подножие, решил, что унылые холмы сейчас снесет к едрене фене ядерным взрывом. Так дурно воспитывали бедолаг. Если свет, то непременно какая-нибудь гадость для фриконафта.

Когда цветок раскрылся до последнего лепестка – его сердцевина открыла глазам свиток. Хозяин Мрачного пригорка быстрее схватил рукопись, чтобы цветок уже, наконец, начал закрываться обратно, а подданные не успели привыкнуть к красоте, и не принялись задавать политические вопросы. А то снова начнётся: почему это светлым умываться можно, а у нас вокруг всегда одни только жабьи морды?

– Вот, – Хозяин развернул свиток. – Украсть – это половина дела. Теперь это надо расшифровать.