Революция, которую мы ждали - Клаудио Наранхо

Мы — существа, в цикле развития которых имеется стадия личинки и стадия зрелости, сильно различающиеся между собой. Однако об этом известно немного, и это знание не является частью нашей культуры, в которой зрелость как жизненная стадия встречается довольно редко. Напротив, в нашем обществе поддерживается незрелость, распространяемая с помощью эмоциональной эпидемии, по выражению Вильгельма Райха. Эмоциональная эпидемия передается через поколения, мешая эмоциональному росту, который позволял бы людям полностью реализовать свой потенциал.

Я мог бы сформулировать проблему иначе: «Что делать, если принять во внимание теории невроза?» При этом «теория невроза» — слишком современный термин, который в то же время устаревает, потому что, к сожалению, слово «невроз» исчезает из лексики в сфере психопатологии. Это было очень полезное слово, так как оно намекало на некую общность, скрывающуюся за многими синдромами, за, казалось бы, различными проявлениями эмоциональной патологии. Сейчас (по крайней мере, в современной американской психологии, представленной в Диагностическом и статистическом руководстве по психическим расстройствам DSM-V) общепринятыми являются только различные поверхностные синдромы, без идеи общего корня. Идея невроза была бы очень полезна.

Однако я возьму на себя смелость говорить о «теориях невроза», предшествовавших научной психологии. Разве менее правдивым является психоаналитический взгляд Будды на причины человеческих страданий?

Объяснение сансары, которой в буддизме называется обычное состояние ума, буквально означающее «череда перерождений», является великой теорией невроза, сформулированной Буддой. Будда отмечал, что страдание и зло происходят от нашего незнания.

На первый взгляд, современному человеку такая теория может показаться несколько устаревшей и упрощенной, но только потому, что мы уже забыли, что означает незнание, считая этот недостаток отсутствием информированности. Сегодняшние учителя стараются вбить ученикам в голову как можно больше знаний, в то время как древних интересовало не столько их количество, сколько качество, и под мудростью они понимали способность воспринимать вещи такими, какие они есть.

Мудрость в изначальном понимании не зависит от количества знаний или даже от ума, поскольку требует от нас способности видеть явления в их совокупности, а также улавливать контекст. Такой навык гештальт-восприятия, как мы сегодня знаем, является интегративной способностью правого полушария мозга, он не может быть заменен дискурсивным мышлением, в основе которого лежит анализ разрозненных элементов. Наш аналитический мозг, воплощающий сумму охотничьих инстинктов, направленных на добывание и захватывание, достигает наивысшего развития в способности к овладению науками и освоению новых технологий, которые послужили основанием для легенды о прогрессе современного мира. И хотя, вне всякого сомнения, в Новейшей истории произошел огромный научный и технический скачок, это в то же время принесло свои проблемы, потому что одновременно с тем, как мы шли семимильными шагами вперёд в чём-то одном, в другом мы отступали назад, что-то упрощалось в одной области по мере усложнения другой. Правое полушарие, которое является вместилищем мудрости человеческого мозга, которое воспринимает явления в их совокупности, позволяет мыслить метафорами и является хранителем ценностей и способности к эмпатии, стало у нас практически глухим, потому что левое полушарие, которое может быть охарактеризовано как «изворотливый ум», имеет свойство во внутренних разговорах заглушать все остальные голоса разума: мы стали односторонними, непробиваемыми догматиками, присваивающими себе высокомерие науки, отрицающей всё интуитивное знание, начиная с нашего восприятия наиболее очевидного.

Были времена, когда учителя, убеждённые в ценности гуманизма, считали необходимым приучать детей к классической литературе, читая с ними древнегреческих и латинских авторов, переоткрытых заново после свержения монополии христианства в Средние века. Считалось, что таким образом прививаются некоторые способности — например, классические доблести истинных римлян, то есть те гражданские достоинства, которые не так просто объяснить, но которые передаются через восприятие произведений искусства и литературы.

К несчастью, гуманизм превратился в ещё один энциклопедический раздел, изучаемый с филологической или академической позиций, а часто попросту ради того, чтобы блеснуть перед другими своей образованностью и приверженностью культурным ценностям, — к сожалению, в нашу эпоху культура является уже не возделыванием ума, а лишь яркой оберткой, навешанной на пустой каркас. Гуманизм не смог выполнить изначальную функцию передатчика человеческой натуры через поколения, и даже занятия искусствами исчезают из современных школьных программ, потому что чиновники, ответственные за принятие решений в области образования, считают нужным прежде всего готовить кадры со стратегическим мышлением, которые нужны производству и коммерческим предприятиям. И даже родители не заботятся о том, чтобы их детей учили гуманизму: и так понятно, что хорошие оценки в школе способствуют лучшей карьере в будущем, поэтому старшее поколение, думая в первую очередь о хорошем заработке в дальнейшем для своих детей, поддается на соблазн и соглашается на то, чтобы их отпрыски продавали душу дьяволу. И те сызмальства научаются правильно писать тесты, получать высокие баллы, и будут продолжать делать для этого усилия, которые ни ради предполагаемых вознаграждений, ни ради того, чтобы сдать экзамены, не будут способствовать их созреванию, как не дадут и настоящего знания, настоящего понимания вещей, которое могло бы уже на этом этапе заронить в них зерно мудрости.

Я говорил, что мудрость — это способность понимать, для которой требуется больше, чем дискурсивное или инструментальное аналитическое мышление, являющееся специализированной функцией одного из полушарий человеческого мозга, которое в недавнем прошлом почти полностью вытеснило интуитивное полушарие. Иэн Макгилкрист в своей недавно вышедшей книге «Учитель и его эмиссар»[4], рассуждая о связи между полушариями мозга, говорит, что эта связь подобна бинокулярному зрению: совмещая две плоские картинки под разными углами, мы имеем возможность видеть глубину и объем, и точно так же, соединяя два голоса — мудрости с одной стороны и практического разума с другой, полушария мозга дают нам в итоге глубокое, целостное представление об окружающем мире. Макгилкрист также утверждает, что именно лёгкий шёпот правого полушария доносит до сознания мудрость нашего внутреннего учителя, в то время как громоподобный глас левого полушария представляет неглубокий разум, лишь облачённый в мантию учителя, словеса которого мы ошибочно принимаем за истину.

Если мы хотим заново обрести ту мудрость, которую не только Будда, но и Сократ и святой Августин считали средством исцеления от незнания, являющегося источником наших страданий и нашей деструктивности, нам необходимо восстановить интуитивное мышление, к которому прибегали в решении сложных вопросов мудрецы всех времен. И стоит помнить, что научные знания определенной исторической эпохи по прошествии десятков лет устаревают, но мы продолжаем читать Шекспира, жившего более пятисот лет назад, Гомера, жившего более двух тысяч лет назад, и даже эпос о Гильгамеше, сложившийся у шумеров во времена зарождения письменности. Гуманистические ценности обладают большим постоянством, чем научные, и, несмотря на досужие предубеждения, создавшие множество проблем в наш информационный век, мудрость в итоге оказывается намного глубже прозорливости.

Тогда мы можем заключить, что правы были Будда и Сократ, говорившие, что одной из важных причин страданий и деструктивности в человеческой жизни является своеобразная слепота, неспособность видеть вещи такими, какие они есть. Эта слепота прекрасно совмещается с аналитическим знанием, грамотностью и чрезвычайной информированностью: сегодня мы живем в очень хорошо напитанном знаниями мире, мы постигли множество вещей, но остаёмся образованными невеждами, не замечающими ничего дальше собственного носа, и уж точно не способны совершать мудрые поступки.

Например, что происходит сейчас в экономике. Практически всем известно, что хозяевами мира сейчас являются не правители, и тем более не народ, а экономисты. По меньшей мере, можно сказать, что власть имущие прибегают к авторитету экономистов, таким образом, экономика стала инструментом политики. Но по большому счету, именно экономисты и банкиры принимают важные решения, как будто они на самом деле являются наиболее квалифицированными вождями для человечества. Однако, как это ни смешно, чем больше власти мы даём экономистам, тем больше у нас экономических проблем. Все уже поняли это, и есть люди, начинающие пересматривать экономику, а одно из замечаний критики сегодня, после экономического кризиса 2008 года, заключается в том, что экономисты не смогли предсказать этот кризис, который они сами же вызвали своей «экономической наукой», оказавшейся не наукой в строгом понимании, а скорее оправданием принятых экономических практик. И некоторые экономисты начинают говорить, что система коммерческих уравнений, составляющих основу экономики, не принимает во внимание ни человеческий фактор, ни окружающую среду. Может ли считаться научным видение, представляющее собой такую необоснованную закрытую систему (в то время как реальность является открытой системой), которое рассматривает куплю-продажу работы и имущества отдельно от людей и природы и игнорирует такие очевидные вещи, как невозможность бесконечного индустриального роста в условиях ограниченных природных ресурсов?