Легион Фалькенберга - Джерри Пурнелл

— Я…

— Только честно, — предупредил Хартманн. — Открою вам одну тайну, тайну нашего Флота. Мы никогда не лжем своим. — Он взглянул на гардемаринов, и те кивнули, Роль-ников с легкой улыбкой, Бейтс серьезно, как в церкви.

— Там, — продолжал Хартманн, — там лгут, мошенничают, используют друг друга. Но у нас не так. Нас используют, это верно. Но мы знаем, что нас используют, и мы честны друг с другом. Поэтому наши люди всегда нам верны. И поэтому мы сами верны Флоту.

И это имеет какое-то важное значение, подумал Джон: ведь Хартманн взглянул на флаг Совладения на стене, но ни слова не сказал о СВ. Только о Флоте.

— Я здесь потому, что отец хотел убрать меня из дома и сумел получить для меня назначение, — выпалил Джон.

— Вам придется найти другую причину. Или вы с нами не останетесь, — сказал Хартманн. — Пейте.

— Да, сэр.

— Правильный ответ: есть, сэр.

— Есть, сэр.

Джон осушил свой стакан. Хартманн улыбнулся.

— Прекрасно. — Он снова наполнил свой стакан, потом налил остальным. — Какова миссия Вооруженных Сил Совладения, мистер Фалькенберг?

— Сэр? Выполнять волю Большого Сената…

— Нет. Их цель — существовать. И своим существованием поддерживать определенную степень мира и порядка в этом углу нашей галактики. Выиграть время для людей, чтобы те могли убраться достаточно далеко от Земли. И когда эти проклятые придурки перебьют друг друга, они не смогут уничтожить все человечество. Такова наша единственная миссия.

— Сэр? — гардемарин Рольников говорил негромко и настойчиво. — Лейтенант, сэр, стоит ли вам столько пить?

— Да, стоит, — ответил Хартманн. — Спасибо за заботу, мистер Рольников. Но, как видите, в настоящее время я пассажир. Служба не запрещает выпивку. Совсем нет, мистер Фалькенберг. Строго запрещено быть непригодным к исполнению обязанностей. Но выпить — нет. А у меня в данный момент нет никаких обязанностей. — Он поднял стакан. — Кроме одной. Поговорить с вами, мистер Фалькенберг, и рассказать вам правду, чтобы вы либо сбежали от нас, либо до конца жизни были прокляты вместе с нами, потому что мы никогда не лжем друг другу.

Он замолчал, и Джон задумался о том, насколько пьян Хартманн на самом деле. Офицер подбирал слова гораздо тщательней, чем отец, когда выпивал.

— Что вы знаете об истории Флота Совладения, мистер Фалькенберг? — спросил Хартманн.

Вероятно, больше тебя, подумал Джон. Лекции отца по истории создания Совладения пользовались большой известностью.

Все началось с разрядки. Она рухнула, но была восстановлена, и вскоре был заключен целый ряд формальных договоров между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Договоры не покончили с враждой этих великих держав, но их общие интересы оказались значительнее различий; очевидно, лучше, чтобы было только две великие державы, а не…

— Очень немного, сэр, — ответил Джон: Хартманну совсем не нужно выслушивать лекцию профессора Фалькенберга.

— Мы созданы на основе Французского иностранного легиона, — сказал Хартманн. — Мы легион чужаков, который должен защищать искусственный союз двух государств, ненавидящих друг друга. Как человек может посвятить такой цели свою жизнь и душу, мистер Фалькенберг? На чем основан союз? Что обеспечивает верность солдат?

— Не знаю, сэр.

— Они тоже не знают, — Хартманн взмахом руки указал на двух гардемаринов, которые откинулись в креслах и вели себя так, словно то ли слушают, то ли нет — Джон не мог точно сказать.

Может, решили, что Хартманн слишком пьян? Хороший вопрос.

— Не знаю, — повторил Джон.

— Ага. И никто не знает, потому, что ответа нет. Человек не может умирать за союз. Но мы сражаемся. И умираем.

— По приказу Сената, — негромко сказал гардемарин Рольников.

— Но мы не любим Сенат, — возразил Хартманн. — Вы любите Большой Сенат, мистер Рольников? А вы, мистер Бейтс? Мы знаем, что такое Большой Сенат. Продажные политики, которые лгут друг другу и используют нас, чтобы разбогатеть, чтобы урвать большую власть для своей группы. Если могут. Нас они используют не так часто, как раньше. Пейте, джентльмены. Пейте.

Виски начал действовать, и в голове у Джона зашумело. Он чувствовал, как на висках и под мышками выступил пот. Живот протестовал, но Джон поднял стакан и снова выпил вместе с Рольниковым и Бейтсом, и никогда еще в совместном пьянстве не было столько смысла. Он попытался спросить себя, почему, но никаких мыслей не было — только чувства. Его место здесь, с этим человеком, с этими людьми, и он единое целое с ними.

И, словно прочитав его мысли, лейтенант Хартманн обнял за плечи юношей: двоих слева от себя и одного, Джона, справа. И негромко сказал им:

— Нет. Мы здесь потому, что Флот — наша единственная родина, а братство службы — единственная семья. И если Флот когда-нибудь потребует наши жизни, мы отдадим их, потому что больше идти нам некуда.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГОДЫ СОВЛАДЕНИЯ

I

Принстон, Нью-Джерси, Соединенные Штаты Америки

В студенческой столовой, как всегда, было шумно. Студенты в ярких костюмах пили кофе, за который заплатили их родители-налогоплательщики, и говорили о правах человека и гражданина. Некоторые делали вид, что читают, а сами тем временем поглядывали, не найдется ли что интересное.

В углу трое молодых людей и девушка — она терпеть не могла, когда ее называли «молодой леди», — играли в бридж. Типичные студенты, дети налогоплательщиков, хорошо одетые; одежда приглушенных тонов, по последней моде. Зубы ровные, фигуры хорошие. У двух парней контактные линзы. Девушка в соответствии с модой — в больших ярко окрашенных очках с маленькими изумрудами на дужках. В остатках их ланча, вероятно, столько калорий, сколько обычный гражданин не получает за целый день.

— Тройка без козырей, итого четыре. Партия, — сказал Дональд Этеридж. Он что-то написал на листке бумаги со счетом. — Посмотрим. Я должен двадцать два пятьдесят. Мойше, с тебя одиннадцать и четвертак. Ричи выиграл девять баксов. Остальное — Бонни.

— Ты всегда выигрываешь! — обвиняюще сказал Ричард Ларкин.

Бонни Далримпл улыбнулась:

— Это от нравственной жизни.

— У тебя? — усмехнулся Дональд.

— Или от простого желания, — сказал Ричи. Он посмотрел на свои часы. — Пора на занятия. Сегодня у нас лекция гостя.

Мойше Эллисон нахмурился:

— Что за гость?

— Некий тип по имени Фалькенберг, — сказал Ларкин. — Профессор университета СВ в Риме. Читает лекции о проблемах Совладения. Сегодня тема — военное руководство.

— О, я его знаю, — сказала Бонни Далримпл.

— Он интересный? — спросил Мойше. — У меня сегодня полно дел.

— Говорит очень сжато, — ответила Бонни. — Очень многое укладывает в сказанное. У него каждый абзац очень важен. Думаю, тебе лучше пойти послушать.

— А что ты у него узнала? — спросил Ричард Ларкин.

— О, я была слишком мала, чтобы ходить на его лекции. В сущности, самого профессора Фалькенберга я знаю не очень хорошо. Я дружила с его сыном. С Джоном Кристианом Фалькенбергом Третьим. Это было, когда папа работал в посольстве в Риме. Мы с Джонни Фалькенбергом бродили по всему городу. Он о нем все знал, было очень интересно. Капитолийский холм со статуями, и еще выше — Тарпейская скала, с которой сбрасывали предателей, — на самом деле там не так уж высоко. И мы ходили по Виа Фламиниа. Шли по ней, и Джонни пел старинный римский марш: «Когда идешь по Виа Фламиниа, по дороге легионов Рима…»

— Забавное свидание.

— Скажешь тоже — свидание. Ему было четырнадцать, а мне двенадцать, мы были просто детьми, которые играют вместе. Но было очень забавно. Кажется, я тогда была усердней.

— Ха. Ты и сейчас такая. В последнем тесте обошла меня, — сказал Мойше Эллисон.

— Ну, если бы ты работал, а не бегал за девушками… Эллисон заморгал, а остальные рассмеялись. После чего

встали и вместе направились в лекционный зал. Снаружи висел тяжелый смог, но он такой всегда, так что они не обратили на него внимания.

— Так откуда же ты знаешь о лекциях старого Фалькенберга?

Бонни рассмеялась.

— Джонни часто приводил меня к себе домой. Обычно там никого не было, кроме старой черной экономки, но иногда профессор приходил домой раньше обычного и спрашивал нас, где мы побывали. И все нам рассказывал об этих местах. Всё, где бы мы ни оказались.

— О!

— Это было интересно. Рим тогда был приятным городом, со множеством старинных зданий. Думаю, сейчас они все уже снесены. И профессор все о них знал. Но Джонни, рассказывал о них гораздо интересней — думаю, я тогда в него была влюблена. — Бонни рассмеялась.

— Так вот что с ней, — сказал Ричи. — Никак не может расстаться с детской влюбленностью в этого… как его звали?