Наше счастье украли цыгане - Олег Лукошин

Не счесть фантазий, в которых я представляю себя с набухшим членом во рту.

Не исключено, что я маленькая блядь.

В своё оправдание могу лишь сказать, что в подавляющем большинстве этих будоражащих видений я откусываю его и выплёвываю.

ВОСПОМИНАНИЯ БЕСПУТНОЙ МАМОЧКИ

Я вся в мать. Такая же беспутная. Такая же гордая и творческая натура. Она артистка в областном драмтеатре. Видели её в «Грозе»? Нет? Вы многое потеряли. Я так вот каждый раз плачу, когда она мечтательно произносит монолог Катерины: «Почему люди не летают?» И далее по тексту. Сто раз слышала — а всё равно плачу.

Она взлетела. Сумела. Ну, насколько это было возможно для деревенской девчонки без высокопоставленных родственников и связей. Поступала после школы в университет на филфак — срезалась. Через год в политехнический на финансовое отделение — опять баллов не хватило. Пришлось ещё на год в деревню возвращаться. Работала полеводом. Туда без образования берут. Отец с матерью говорили: «Ну и хватит. Ума нет — сиди дома». Утешали. И алчно алкали девичью энергию.

— Они же вампиры, — говорила она мне, взбудораженная, похорошевшая, расхаживая по квартире после спектаклей. — Настоящие энергетические вампиры. Я читала в одном умном журнале, такие существуют.

Верю. Бабку не помню, а дед определённо вампир. Сколько вот он из меня сегодня выпил кровушки. Пилил и пилил. Пилил и пилил. Был момент — хотела схватить сумку и смотаться на фиг. Обратно. Ему ведь не меня на самом деле жалко, а себя. Мнения окружающих боится. Ветеран Великой Отечественной, блин.

Ну ладно, так-то он нормальный. Успокоится.

На следующее лето мать подалась в театральный.

— Денег они мне не дали, губы скривили, руками махнули. Прокляли фактически. А я лишь сильнее стала!

Она поступила.

И на первом же курсе родила меня. Она никогда не сдерживалась на мой счёт и всегда давала понять, что ребёнок я нежелательный. Последний подарочек ненавистной деревни.

— Не будь тебя, я бы уже играла во МХАТе! — произносила она гневно в мою сторону в те моменты, когда я, озорной ребёнок, заигрывалась, шалила и терпения на меня не хватало.

Позже стала произносить подобные реплики и в минуты спокойствия. Правда, я всегда ощущала в этих словах иронию. Она и присутствовала там. Всё же она любит меня. Не переубеждайте меня, дети всегда чувствуют это. Она и трёхэтажным матом может обложить, и пощёчину залепить, но истинных чувств за циничной маской не скрыть. Я нужна ей. Я делаю её жизнь менее страшной. Да что там, она бы просто не выдержала без меня.

Кто мой отец? Понятия не имею. И до определённого времени этот вопрос меня не интересовал.

Но в день своего пятнадцатилетия — а случился он четыре месяца назад — я прямо спросила её об этом.

— Кто?

Гости к тому времени разошлись, очередной любовник и почти сразу сожитель, двадцатичетырёхлетний актёр Серёжа Костылев (первый год в театре) спал мертвецки пьяным на диване, мы вдвоём убирали со стола посуду.

— Ого! — взглянула она на меня внимательнее. — Вот так, значит…

И, усаживаясь в кресло, закурила сигарету.

— Его звали Марком, это понятно, — продолжала давить я, чувствуя, что матери сейчас не отшутиться. — А как его фамилия, кем он работает? Что он вообще за человек?

Выпуская струйку дыма, провинциальная актриса усмехнулась.

— Марковна — ещё не значит, что отец твой был Марком. Отчество я дала тебе с умыслом. Чтобы жизнь легче сложилась. Может, второй Гурченко станешь. А как звали твоего отца — не знаю.

— Надежда, — я зову её по имени, ей это дико нравится, — сегодня ты должна рассказать мне об отце. Мне это нужно. Я заслуживаю это, в конце концов!

Она снова затянулась и снова элегантно, по-актёрски, выпустила дым из тонких, красивых и надменных губ. Далее последовал следующий рассказ:

— В последний год жизни в Ключах я гуляла с тремя парнями. Со всеми тремя имела интимную связь. Да, я никогда не сдерживала себя в сексуальном плане. Секс — это жизнь. Только обнимая мужчину и раздвигая перед ним ноги ощущаешь себя живой и цельной. Не сочти мои слова за совет, тебе ещё рано вступать в половую жизнь. Хотя я в твои годы…

— Ну так вот, их было трое. Кто именно започатал меня тобой — неизвестно. Это мог быть любой. Я всегда позволяла кончать в себя. Мужчинам это нравится, а презервативы, или там достать перед извержением — это извращение. Это не любовь, это не жизнь. Иногда мне кажется странным, как я могла при таких взглядах на половую жизнь забеременеть всего раз (это было неправдой, я знала, что только за последние три года она как минимум дважды делала аборты), но факт остаётся фактом. Должно быть, это божественное предопределение. Меня, как это ни ужасно, послал к тебе сам Господь Бог.

— Первого звали Сашей. Саша Елизаров. Хороший парень, знаешь ли. Механизатор. Высокий такой, крепко сбитый. По крайней мере в те годы. Надеюсь, в дальнейшем его судьба сложилась удачнее. В поле с ним работали. Там и валялись. Чаще всего.

— Второй — Егор. Пахомов его фамилия вроде бы. Тоже высокий. Блондинчик с голубыми глазами. Симпатяга. Интеллигентик. Учитель истории. Меня ещё в своё время учил. Но тогда у нас ничего не было, ты не подумай, я не такая — с учителем бы не стала. Это потом у нас началось. После кино домой меня любил провожать. Со всеми вытекающими, — она хмыкнула.

— Третий — Слава. Фамилия у него — Куркин. Одноклассник мой. Из армии его комиссовали — ступню оторвало. На гранате подорвался. Я с ним из жалости больше. Проведать заходила, поддержать. Морально и физически. Он в большой депрессии тогда был. Говорил, что повеситься хочет. Совершенно некрасивый. Веснушчатый, кривоватый какой-то. Невысокий, да. Насколько помню, девственности со мной лишился. Всерьёз его не воспринимала.

Все имена, названные матерью, я аккуратно записала в блокнотик.

— Ты чего это, деваха? — усмехнулась Надежда, взирая на меня с прищуром. — Неужели найти его хочешь?

— Представь себе, — отозвалась я язвительно, захлопывая блокнот. — И обязательно найду. Летом в деревню, на три месяца. Повезёшь меня?

— Больно надо! Если дед приедет за тобой — езжай. Хотя ты и сама уже в состоянии добраться. Делов-то — на автобус сесть.

СЛЕДСТВИЕ НАЧИНАЕТСЯ

— Елизаров — председатель наш колхозный, — ответил мне дед. — Александр Геннадьевич. Отличный мужик, прекрасно его знаю. Здорово с ним работали, во всём помогал. Хотя, скорее я ему. Совсем молодым в председатели его назначили, тридцати не было. Но верное решение. Ответственный, принципиальный. Настоящий коммунист, а не то что всякие там.