Любовь Лилы - Нора Робертс

Занятый ежедневной круговертью, Макс и не подозревал, что обладает репутацией в исторических кругах. Несколько хорошо принятых статей, пара наград — но все это в пределах замкнутого академического мирка, в котором Макс с удовольствием захоронил себя. Если он и является хорошим преподавателем — а он чувствовал, что так и есть, — то только потому, что получает истинное удовольствие от вовлечения в прошлое студентов, погрязших в трясине настоящего.

Макса приятно удивило, что Кофилд, непрофессионал, слышал о нем и уважал настолько, что предложил такую интересную работу.

Что может быть более захватывающим, чем пребывание на яхте, хороший заработок и возможность летнего проживания в Бар-Харборе для мужчины с таким складом ума, как у Максвелла Квартермейна, ощущающего историю в каждом клочке бумаги, предоставленном ему для изучения и сортировки.

Квитанция на дамскую шляпку, датированная 1932 годом. Список гостей на прием 1911 года. Копия счета на ремонт «Форда» 1935 года. Рукописные инструкции по изготовлению и применению растительного лекарственного средства от крупа. Письма, написанные перед Первой мировой войной, газетные вырезки с такими именами, как Карнеги и Кеннеди, накладные на получение больших шкафов чиппендейл[2] и уотерфордской люстры, старые танцевальные карточки[3], пожелтевшие рецепты.

Для человека, проводящего большую часть интеллектуальной жизни в прошлом, это просто драгоценный клад. Макс был бы счастлив и бесплатно просматривать эти документы, но Эллис Кофилд связался с ним и предложил больше, чем профессор заработал бы за целых два семестра.

Это была сбывшаяся мечта. Вместо того чтобы провести лето, изо всех сил пытаясь заинтересовать скучающих студентов культурным и политическим статусом Америки перед Первой мировой войной, он получил такую невероятную возможность. С деньгами, половина которых уже поступила на его банковский счет, Макс мог позволить себе надолго бросить преподавание и начать писать вожделенную книгу.

Макс чувствовал себя в огромном долгу перед Кофилдом — целый год жизни в свое удовольствие. Это больше того, на что он когда-либо смел даже надеяться. Благодаря успехам в учебе Макс получал в Корнуэлле стипендию. Умственные способности и упорный труд способствовали тому, что в возрасте двадцати пяти лет он стал доктором философии. Все восемь лет после этого Макс вкалывал, как раб на галерах, обучая студентов, проверяя письменные задания, выкраивая время только для написания нескольких статей.

Теперь, благодаря Кофилду, он сможет тратить дни на любимое дело и начать проект, который тайно лелеял в сердце и мыслях.

Макс мечтал написать роман, действие которого происходит во втором десятилетии двадцатого века. Не только урок истории или размышления о причинах и следствиях войны, но — что гораздо важней, — и судьбы людей. Самые разные человеческие типажи, которые хотелось узнать и понять, копаясь в старых бумагах.

Кофилд предоставил ему время, документы и возможность. И все это золотое лето Макс проведет на роскошной яхте. Какая жалость, что он и не подозревал, с каким негодованием воспримет качку его организм.

«Особенно такую неистовую», — подумал профессор, потирая рукой липкое лицо. Он изо всех сил пытался сосредоточиться, но блеклые крошечные снимки в газетах раздваивались и расплывались перед глазами, добавляя к изматывающей морской болезни невыносимую головную боль. Необходимо немного воздуха, решил Макс. Большой глоток свежего воздуха. Зная, что Кофилд хотел бы, чтобы вечерами Макс оставался внизу и занимался исследованиями, сейчас он полагал, что работодатель предпочтет видеть его здоровым, а не скорчившимся и стенающим на кровати.

Вставая, он действительно слегка застонал — желудок поднимался к горлу вместе с очередной волной — и практически ощутил, как зеленеет кожа. Точно, пора на воздух. Макс выполз из каюты, задаваясь вопросом, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к морской качке. Хотя бы через неделю, мечтал он вначале пребывания на яхте, но при каждом волнении на море испытывал тошноту, как в первый раз.

Хорошо, что он не плыл — как иногда воображал — на «Мэйфлауэре»[4]. Он никогда бы не добрался до Плимутских скал.

Опираясь рукой на обшивку из красного дерева, профессор доковылял по коридору до лестницы, ведущей на верхнюю палубу.

Дверь в каюту Кофилда была открыта. Макс никогда не имел привычки подслушивать, но, задержавшись только для того, чтобы дать время желудку успокоиться, невольно уловил разговор своего работодателя с капитаном. И когда голова перестала кружиться, понял, что они беседуют вовсе не о погоде или прокладке курса.

— Не намерен упустить ожерелье, — нетерпеливо заявил Кофилд. — Я преодолел массу проблем, да и расходы понес немалые.

Ответ капитана был таким же взвинченным:

— Не понимаю, с какой стати ты привлек Квартермейна. Если он сообразит, зачем нужны те бумаги, и каким образом они у тебя оказались, то станет помехой.

— Он ничего не узнает. А если наш распрекрасный профессор полюбопытствует, скажу, что документы принадлежат моему семейству. Я достаточно богат, достаточно эксцентричен, чтобы пожелать сохранить и каталогизировать архивы.

— Если он что-нибудь услышит…

— Что-нибудь услышит? — со смехом прервал капитана Кофилд. — Он настолько погружен в минувшее, что не разберет собственного имени. Почему, ты думаешь, я выбрал именно его? Потому что хорошо подготовился, Хокинс, и досконально изучил Квартермейна. Он — академическое ископаемое, у которого мозгов больше, чем сообразительности, и интересуется он исключительно прошлым. Текущие события, наподобие попытки вооруженного ограбления и калхоуновских изумрудов, его не занимают.

Макс замер в коридоре, физическое недомогание воевало с тошнотворными подозрениями. Вооруженное ограбление. Эти два слова стучали в голове.

— Лучше бы мы остались в Нью-Йорке, — пожаловался Хокинс. — У меня наклевывалось выгодное дельце в Уоллингфорде, когда в прошлом месяце ты застучал копытами. Мы могли бы заполучить бриллианты той старой леди в течение недели.

— Бриллианты подождут, — отрезал Кофилд. — Я хочу изумруды и твердо настроен добыть их. Я уже двадцать лет занимаюсь кражами, Хокинс, и знаю, что только один раз в жизни человеку предоставляется шанс совершить что-то настолько грандиозное.

— Бриллианты…

— Просто камни, — теперь голос Кофилда звучал мечтательно и, возможно, слегка безумно. — А эти изумруды — легенда. Они станут моими. И неважно, что потребуется для достижения цели.