Дела и ужасы Жени Осинкиной - Мариэтта Чудакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С того дня он и стал клеить на эти жизнеопасные двери свои предупреждения:
«Обязательно, обязательно придержи дверь — сзади идет чья-то мама или бабушка!»
Фурсик был уверен, что это не может не подействовать.
И был, конечно, прав.
Когда наутро ни свет ни заря к нему заявилась Осинкина, он еще спал — после тяжелого трудового дня. Быстро вскочил, наскоро ополоснул физиономию — и они долго шептались о чем-то в его комнате. Следует, пожалуй, добавить, что Фурсик был одним из самых верных товарищей, на которого можно при случае полностью положиться. То есть — именно таким другом, иметь которого мы от души пожелали бы каждому читателю. Именно он по замыслу Жени должен был стать Координатором.
В конце разговора она вручила Фурсику большой пухлый конверт — и бегом побежала дальше.
Вскоре ее можно было видеть уже на другом конце Москвы, недалеко от Новодевичьего. Именно там, в доме с видом на маковки монастырских церквей, жила Маргаритка.
Глава 4. Маргаритка
В доме с утра был переполох.
Выпускница той же школы, где училась Женя, и старшая ее подруга Маргаритка, вместо того чтобы сидеть с семи утра за учебниками (все лето шла подготовка к экзаменам в Высшую школу экономики), уже давно ползала по полу, заглядывая под шкаф, под тахту и даже под холодильник.
— Ну где ежишка? Что он, с двенадцатого этажа, что ли, убежал? Так и протопал по лестнице до первого?..
Женя стояла в ожидании.
— Ой, вот он!
И Маргаритка стала палкой выгребать что-то из самого дальнего угла под тахтой.
— Ой, какой он толстый! Что это он так растолстел, а?
— Ест хорошо, — сказала Маргариткина мама. — Всю ночь молоко лакал — три блюдца вылакал.
А высокий, спортивный Маргариткин отец повел себя странно — выскочил из комнаты и в кухне, видела Женя из коридора, стал беззвучно сотрясаться, наклонясь над столом.
— Надо же — за ночь так разросся!
При этих Маргариткиных удивленных словах ее мама выскочила вслед за отцом. Он же, оставаясь в кухне, зажал себе рот ладонью и только глядел на жену выпученными глазами. А она уткнула лицо в ладони и тоже затряслась!
Так ничего и не поняв, озабоченная своими мыслями Женя пошла за Маргариткой, которая, ловко подхватив ежа ладонями под живот, понесла его в свою комнату.
Там они долго шептались. Результатом этого шепота стали переговоры Маргаритки по мобильному с неведомым Стасом:
— Дело идет о жизни человека… При чем тут киллеры? Не заказали, а посадили…Сколько сможешь, Стас. Если не можешь свои — переговори с вашим генеральным. Он же интересуется правами человека. Вот тут и нарушено право человека на свободу. Ты понимаешь, что такое — пожизненное? Читал про «позу Ку» в «Известиях»?…Совершенно невинен, Стас, можешь мне поверить. Мы все хорошо его знаем. Он не из тех, кто убивает, а из тех, кто спасает. Вот все и были уверены, что его в конце концов оправдают — по кассации. Да, можешь считать, что оказались наивными. Сегодня, сегодня, Стас. Крайний срок — завтра рано утром.
Женя слушала и глядела на говорившую во все глаза.
Это была совсем не та Маргаритка, которая только что ползала по полу, разыскивая своего ежишку. Теперь она говорила с приятелем — успешным предпринимателем. И казалось — по тону этого разговора и по самим словам, что она давно учится в одном из самых престижных вузов страны (куда, как известно читателю, только готовилась поступать), а может, уже и закончила его.
После Маргаритки набрала чей-то номер и Женя, кратко предуведомив кого-то, что минут через 35–40 она у него появится.
Далее путь Жени лежал к любимым москвичами Патриаршим прудам, точнее — на Малую Бронную.
Что касается странного поведения Маргариткиных родителей, вызвано оно было следующим обстоятельством, которое, тайком от нее, будет открыто читателю, пока Женя преодолевает немалый путь от Пироговки на Патриаршие. Маргаритке же не суждено будет узнать об этом обстоятельстве долго-долго — до того времени, когда она сама обзаведется дочкой, и Маргариткины родители решат рассказать эту историю дочери и внучке — в неизвестно какое назидание.
Дело в том, что отец Маргаритки привез ей с дачи маленького ежонка — то ли отбившегося от матери, то ли потерявшего ее в ночной схватке с неведомым ему врагом. Отец хотел как-то скрасить дочери целодневное сидение за учебниками в жаркие летние дни. Из-за жары занятия шли в основном на балконе. И действительно — Маргаритка уверяла, что Ежишка — такое имя ему она дала — ей очень помогает. Она зубрила, а он цокотал коготками по балкону или спал, свернувшись в колючий клубок.
Но родители не знали, что именно ежата, в отличие от взрослых ежей, в неволе не выживают. И вчера поздно вечером, когда Маргаритка уже спала, ежонок вылез на середину комнаты и умер.
Родители держали семейный совет. Конечно, жалко было ежонка (отец вынес его из дома и где-то зарыл), но их волновала дочь: очень любившая животных Маргаритка могла, по их мнению, сильно расстроиться и вообще выпасть из плотного графика занятий.
Тогда Маргариткина мама, склонная, как и Женина, к нетрадиционным решениям, решила в шесть утра, пока дочь спит, поехать на Птичий рынок, купить там маленького ежа и запустить в дом. По-видимому, в мамином сознании или в подсознании застряла сказка, которую она в Маргариткином детстве читала ей вслух, — о том, как еж соревновался с зайцем в беге. Там весь обман простодушного зайца основан был на полном сходстве одного ежа с другими: иголки и иголки. Маргаритке и уготована была теперь роль этого простодушного зайца.
Но ни маленького ежонка, ни среднего даже ежа на всем Птичьем рынке в то утро не нашлось. Ищущей объяснили: недавно пошел слух, что ежачий жир лечит от каких-то болезней, и теперь для этой сомнительной цели живодеры скупают ежей. Пришлось забирать единственного, который был раза в три больше и толще погибшего.
Маргаритка, как мы видели, сильно удивлялась, но обмана не заподозрила. И именно это заставляло ее отца, а потом и мать давиться от смеха и выбегать в кухню, чтоб дочь не увидела и не заподозрила неладное.
Вновь забегая вперед, сообщим также, что Маргаритка с еще большим рвением продолжила свои занятия и в Высшую школу экономики поступила. А о невинном родительском обмане в последующие годы так и не догадалась.
Глава 5. Дима
Женя шла к дому, твердо и быстро ступая, будто отталкиваясь при каждом шаге от земли. Казалось странным, как это не заплетались при ходьбе ее ноги, начинавшиеся, как говорила одна подруга ее мамы, даже не от шеи, а прямо от ушей.
Если б кто посмотрел сейчас на Женю со стороны, он, возможно, нашел бы, что у нее слишком неподвижное, не по возрасту неулыбчивое лицо.
Диме такие мысли в голову не приходили.
Он смотрел на нее из своего окна не отрываясь.
Когда-то Дима прочел в рассказе про одну высокую девочку, что у нее рук и ног было много, и это-то влюбленному мальчику особенно нравилось. Теперь он чувствовал что-то похожее.
Если бы кто попытался залезть сию минуту в его красиво постриженную, плюшевую на ощупь голову, то, наверное, разглядел бы там такие быстро-быстро, быстрей, чем в любом компьютере, бегущие строчки: «Какое милое личико. Какие глупые лица у других девчонок, особенно когда они смеются во весь рот! Какой маленький ротик — будто какой-то невиданный цветочек. Как я люблю ее ротик, и глазки, и тонкие бровки, и тонкие ручки, и длинные-длинные стройные ножки. Как мне нравятся ее волосы — не длинные пряди, неряшливо падающие на плечи и грудь, как у Синицыной, а легкие короткие волосики цвета расплавленного золота. Они стоят как облачко, так и хочется их пригладить и почувствовать под ладонью ее теплую головку…»
Но если бы тот, кто проник в Димины мысли, записал их и дал ему прочесть, то Дима, наверно, страшно бы удивился. Сам он не мог и не пытался выразить словами то, что чувствовал, когда смотрел на Осинкину.
Что касается золотистого облачка над Жениной головой, тут стоит упомянуть случившуюся с ней необъяснимую историю.
Дело в том, что до десяти лет волосы у Жени были такие же золотистые, но совершенно прямые. Мама делала ей обычно стрижку «каре». Но в десять лет Женя убедила маму постричь ее на лето совсем коротко. И одновременно заболела каким-то азиатским гриппом с температурой почти 41. А когда выздоровела, обнаружилось, что ее подрастающие волосы уже не хотят ложиться ровными прядями, а предпочитают топорщиться — этаким пушистым ореолом. В чем была истинная причина этой метаморфозы, установить не удалось. Но теперь их приходилось часто подстригать, чтобы они стояли все-таки облачком, а не дыбом.
