Тайна булавки - Эдгар Уоллес

— В прошлом году я провел у него неделю, — на лице Рекса появилась гримаса брезгливости. — Все же я очень многим ему обязан. Если бы я не был так ленив, не любил бы так дорогие вещи, то мне хватило бы того, что он мне дает…

Тэб некоторое время курил молча.

— Про Джесса Трэнсмира ходят разные странные слухи. Например, один из моих друзей рассказывал мне, что он редкий скряга, что все свои деньги он хранит дома, чтобы только с ними не расставаться. Впрочем, очень может быть, что все это сплетни…

— Я только знаю, что у него нет счета в банке и что он держит очень большую сумму денег в Майфильде. Дом его похож на тюрьму, а подвал представляет собой настоящий сейф, в котором он хранит свои сокровища… Я сам никогда не был в этом подвале, но видел, как дядя в него не раз спускался. Вы совершенно правы, Тэб. Нельзя сказать, чтобы мой дядя был щедр… Несколько месяцев назад ему стало известно, что сторож из Майфильда и его жена отдают объедки каким-то бедным родственникам, и он тотчас же со скандалом их выгнал… Когда я гостил у него в прошлом году, он запирал на ключ все комнаты, кроме спальной и столовой, которая служит ему также и рабочим кабинетом.

— У него много слуг?

— Лакей Вальтерс и приходящие кухарка и уборщица. Для первой он построил отдельную от дома кухню.

— Вероятно, вам не очень весело было у него?

— Еще бы… Кухарку он меняет каждый месяц. Последний раз, когда я встретил Вальтерса, он сказал мне, что они наконец-то нашли прекрасную кухарку…

Какое-то время молодые люди молчали. Тэб выкурил всю трубку, вытряхнул пепел в камин и лишь тогда задумчиво произнес:

— Она, несомненно, очень, очень хороша…

Рекс окинул его подозрительным взглядом: его друг думал явно не о кухарке.

3

Джесс Трэнсмир сидел за длинным столом, один конец которого был накрыт скатертью, и с наслаждением ел тощую котлету. Убогая обстановка столовой не свидетельствовала ни о богатстве хозяина, ни о его художественном вкусе, ни даже о былом пребывании в Китае. Голые стены, сильно потертая мебель, отсутствие хотя бы намека на какой бы то ни было стиль. Трэнсмир купил мебель по случаю и любил хвастать, как дешево она ему обошлась. Книг в комнате также не было: Трэнсмир не любил читать, почти никогда даже не просматривал газет. Одним словом, спартанский образ жизни как никакой другой устраивал хозяина этого дома.

Несмотря на то что был уже час дня, Трэнсмир сидел в халате, накинутом поверх пижамы. Он всегда ложился на рассвете, а вставал после полудня.

Ровно в половине седьмого его слуга Вальтерс помогал ему надеть — в зависимости от времени года — пальто, легкий плащ или тяжелую меховую шубу, и Трэнсмир отправлялся на прогулку или деловое свидание. Перед уходом он тщательно запирал все двери и требовал, чтобы лакей ушел в свою комнату. Любопытный Вальтерс часто смотрел из окна, как он медленно удалялся, неся в одной руке закрытый зонтик, а в другой — потертый черный чемодан.

Ровно в половине девятого старик возвращался. Каждый день он обедал вне дома. Вальтерс приносил ему чашку черного кофе и в десять часов удалялся в свою комнату, тяжелую дверь которой старик неизменно запирал каждую ночь на ключ. В начале своей службы у Трэнсмира Вальтерс пытался протестовать против такого порядка вещей.

— Предположите, сэр, что в доме случится пожар, — говорил он своему хозяину.

— Вы можете пробраться через окно вашей комнаты в кухню, а оттуда каждый здоровый и нормальный человек может выпрыгнуть на улицу, — отвечал тот. — Если вам у меня не нравится, можете уйти. Если же вы желаете оставаться, извольте подчиняться моим требованиям.

Таким образом, изо дня в день Вальтерс удалялся в свою комнату, а старик шлепал за ним в ночных туфлях и с ворчанием запирал дверь на многочисленные засовы. Порядок был нарушен лишь однажды в ту ночь, когда старик заболел и не смог дойти до двери. После этого он повесил запасной ключ в стеклянной коробке, похожей на те стеклянные ящики, в которые помещают сигналы тревоги в железнодорожных вагонах.

В случае болезни старика или какого-нибудь другого непредвиденного несчастья Вальтерс должен был, услышав звонок, помещавшийся над его кроватью, разбить стекло и взять ключ. Однако пока ему ни разу не пришлось этого делать.

Каждое утро Вальтерс находил дверь отпертой. Он недоумевал, в котором часу старик ее открывал, и мог только догадываться, что Трэнсмир отпирал дверь перед тем как лечь спать, то есть под утро.

Вальтерсу не разрешалось выходить по вечерам из дому. Дважды в неделю он мог отсутствовать в течение двадцати четырех часов, но ровно в десять должен был быть дома.

— Если вы опоздаете хотя бы на минуту, то можете вовсе не возвращаться, — говорил ему старик всякий раз, когда Вальтерс уходил.

Вальтерс знал про своего хозяина гораздо больше, чем Трэнсмир того желал бы. Особенно же Вальтерса интересовал подвал дома. Однажды он разговорился с рабочим, участвовавшим в постройке дома, и узнал, что в подвале есть комната с бетонными стенами. Хотя Вальтерс во время отсутствия хозяина старательно подбирал ключи, чтобы открыть ведущую в подвал дверь, все его усилия были напрасны. По-видимому, от этой двери существовал только один ключ, который старик всегда носил на цепочке на шее.

Так продолжалось до того злополучного утра, когда Вальтерс нашел своего хозяина сидящим за столом почти в бессознательном состоянии. Подобные припадки случались у старика довольно часто. Вальтерс обратил внимание на кусок мыла, лежавший на туалетном столе…

Джесс Трэнсмир, придя в себя, продолжал спокойно есть котлету и лишь спросил, на минуту подняв глаза от тарелки:

— Никто не заходил сегодня утром?..

— Нет, сэр.

— А письма были?..

— Было несколько писем, которые я положил на ваш стол, сэр.

— Вы поместили в газетах извещение о том, что я уезжаю из города на два или три дня?..

— Да, сэр.

Джесс Трэнсмир что-то проворчал.

— Из Китая должен приехать человек, которого я не хочу видеть, — объяснил он.

Старик бывал иногда с ним очень откровенен, но Вальтерс, отлично знавший нрав хозяина, не задавал никаких вопросов.

— Я не хочу его видеть, — повторил старик, и на его лице появилось выражение гадливости. — Лет двадцать или тридцать назад мы с этим человеком участвовали во многих делах. Он пьяница и картежник, однако много о себе воображает, хотя совершенно неизвестно, почему… Вот такой это человек.

Старик перевел взгляд на камин, выложенный красным кирпичом, и некоторое время сидел в глубокой задумчивости.

— Если этот человек придет сюда, не впускайте его. И скажите, что вы ни о ком ничего не знаете… Почему он приезжает сюда — это вас не касается… Он не воспользовался удачей, когда она ему улыбалась, и должен пенять исключительно на себя… Он мог бы стать богачом, но продал все свои акции… Пьянство его сгубило…

Вдруг старик как бы вспомнил о присутствии слуги и закричал:

— Почему вы здесь?..

— Простите, сэр, я…

— Вон отсюда!

После ухода Вальтерса Трэнсмир около получаса сидел неподвижно, погруженный в свои мысли. Затем встал, подошел к маленькому бюро и, открыв его, вынул небольшую фарфоровую чернильницу, наполовину наполненную индийскими чернилами, и лист толстой почтовой бумаги.

Усевшись удобно за столом, он начал писать по-китайски, с правого верхнего угла, и, спускаясь все ниже, испещрил весь лист таинственными знаками. Тогда он вынул из жилетного кармана крошечную печать и приложил ее в углу страницы. Этой печати Трэнсмира было достаточно для оплаты в Китае чека на фантастические суммы. Имя его было известно всем от Шанхая до Фи-Чена. После этого он сложил письмо и подошел к камину.

Вальтерс, все время за ним наблюдавший через стекло в верхней части двери, в этот момент потерял его из виду: сейчас он мог видеть только треть комнаты. Когда старик вернулся в поле его зрения, бумаги в его руках не было.

Трэнсмир позвонил, и лакей тотчас же вошел в комнату.

— Помните, что меня ни для кого нет дома, — строго повторил он.

— Да, сэр.

Днем пришел ожидаемый стариком посетитель. Если бы Трэнсмир читал газеты, то знал бы, что пароход пришел из Китая на тридцать шесть часов раньше назначенного времени.

Вальтерс не сразу вышел на звонок. Когда же он открыл дверь, то увидел на пороге загорелого человека в потрепанном платье, грязном белье и пыльных сапогах. Незнакомец не снял шляпы и продолжал стоять, заложив руки в карманы брюк. Он был явно пьян.

— Дорогой мой, почему же вы заставляете меня так долго ждать на пороге дома моего друга Джесса Трэнсмира? — развязным тоном спросил гость.

— Господина Трэнсмира… нет дома… сэр. Я передам ему, что вы заходили… Как прикажете о вас доложить?..