Презент - Борис Алмазов

А перед ним всё плыло и качалось. И, проваливаясь в сон, он шептал:

— Всё, отвоевался… Дома я…

8

Утром на хуторе узнали, что Харлампий пришёл. И народ стал собираться к нему в дом: новости узнать, про близких порасспросить. За взрослыми увязывались и ребятишки. Они уже прослышали о диковинном звере медведе, что привёз сотник. Медведи у нас на Дону не водятся, и никто из ребятишек зверя этого не видал. Каждого малыша, что возникал в проёме двери и опасливо жался к косяку, Харлампий проводил в горницу и одаривал твердокаменным бубликом, связку которых прихватил на станции. И хотя бублики и вообще всякие сласти были по тем временам большой редкостью, но ребятишки видели только медвежонка. Харлампиевы дочки спешно сшили ему платье, наперебой поили его молоком и учили служить. Медвежонок ворчал, отмахивался, а когда его тормошили, бежал прятаться под печку. Гости выманивали его оттуда кусками хлеба с мёдом. И веселились, глядя, как он тянет за мёдом чёрную блестящую пуговицу носа.

Дед Тимоня вспоминал, что когда его полк стоял в Москве, то он видел у одного замоскворецкого купца медведей — вместо цепных собак — и что медведи эти стерегли двор в тысячу раз лучше собак.

Гости засиделись допоздна. Последних Харлампий провожал уже с лампой в руках. Дед Тимоня всё не мог досказать, как он с отцом Харлампия рубал турок на Шипке, а одноногий гармонист Васька (тот, что считал себя счастливейшим человеком, потому что на войне ему оторвало ногу, а не руку и он мог продолжать играть на гармошке) во всю ширину развернул мехи расписной гармоники и закричал в темноту тёплой ночи:

— Начинаются дни золотые…

И тут в горнице раздался страшный грохот. Когда Харлампий вскочил в комнату, медвежонок был уже под печкой, а хозяйка подбирала по всему полу черепки и складывала их рядом с поломанным самоваром. С печи испуганно таращились девчонки.

— Чтоб ты прокис, окаянный! — приговаривала женщина. — Скатерть стянул! Всю посуду вдребезги, у самовара носик отломал.

— Начинаются дни золотые! — радостно подсказал Васька-гармонист. — Взяли зверя в дом, он вам теперя пропишет…

— Да будет вам! — сказал смущённый Харлампий. — Махонький он, не понимает.

— Не понимает? — сказала жена. — Небось где мёд стоял — понял! Это он за мёдом на стол полез — вот скатерть и стянул! Вот я тебе! — погрозила она веником под печку.

«Ре-ре-ре…» — ответил медвежонок.

— Ничо! — сказал Харлампий. — Где посуда бьётся, там весело живётся! Я ему завтра конуру сколочу — нехай во дворе живёт, к сторожевой службе приучается!

9

Но медвежонок во дворе жить не смог. Как только Харлампий вынес его из хаты, дворовый пёс Цыган стал яростно рваться с цепи. Он захлёбывался лаем, глаза у него наливались кровью.

«Загрызёт!» — подумал казак, прижимая к себе медвежонка, а у того тоже шерсть стала дыбом от злости. — Ишь ты какой! — Харлампий похлопал Презента по круглому задику. — Маленький, а храбрый. Ладно. Живи в сенях! — Он вытащил в сени папаху и устроил там зверёныша.

Но как только он уехал в степь, а его жена ушла с девчонками по воду, Презент вытащил папаху из сеней и, ворча, затолкал её под печку обратно. В сенях он жить не хотел. В горнице никого не было, только Сашка плыл, качаясь, в люльке. Медвежонок долго поворачивал за нею свой любопытный нос. Он пытался достать колыбель лапой. Не достал — высоко. Закряхтел, почесался. Оглядел комнату. На что бы такое влезть? Недалеко от люльки стояла табуретка. На табуретку Презент вскарабкался легко. Теперь люлька плавала совсем близко от носа.

Мишка толкнул её лапой. Колыбель качнулась, он толкнул её сильнее. Люлька сделала большой размах и спихнула медвежонка с табуретки. Он грохнулся на пол. Зарычал! Вскочил на табуретку и вцепился в край колыбели острыми когтями. Люлька понесла его по комнате. Понравилось. Стал прыгать с табуретки на люльку.

Когда хозяйка с дочерьми вернулась от колодца, нагруженная вёдрами и кринками с водой, то увидела, что по всей комнате, едва не переворачиваясь, летает колыбель, а на ней, прямо над спящим Сашкой, сидит довольный Презент.

— Было у меня четверо детей! — сказала хозяйка, стаскивая медвежонка, который вопил и отмахивался широкими лапами. — А теперь пятеро стало. Пятый — мохнатый — самый озорной! Придётся тебе, Катерина, за ним следить, кабы беды не наделал.

10

Однако уследить за Презентом было сложно. Каждый день он что-нибудь вытворял. То устроит снежную метель из пуха. Девчонки с утра подушками кидались. Медвежонок обрадовался — думал, что это с ним играют. Стал подушки ловить. Ловко ловит. Да только на лапах у него коготки острые: схватит подушку — она моментально с треском на клочки разлетается. Пока девчонки его утихомирили, он три подушки распустил. По всей хате перья летают! Девчонки в перьях! Обед весь в перьях! А сам медвежонок из бурого стал белым.

— Ну что мне с тобой делать! — говорил Харлампий, когда возвращался вечером с поля и домашние рассказывали ему, что нового натворил за день Презент.

Медвежонок лизал ему руки, тёрся крутолобой башкой о широкую грудь сотника, и не мог казак его наказывать. Так, шлёпнет для порядка по круглому задику, но мишка, наверно, и не понимал, что это наказание, — думал, новая игра. Он считал себя в доме главным и был уверен, что у людей нет другого дела, как с ним играть. Он хотел во всём принимать участие. И принимал. На горе хозяевам.

Медвежонок был на редкость смышлёным. Стоило ему один раз увидеть, как хозяйка закрывает на вертушку двери, как он тут же научился их открывать. Он научился выдвигать ящики из комода: упрётся задними лапами в нижний, а верхний тянет изо всех сил зубами. Кряхтит, старается! Хлоп! И ящик полетел — всего медведя бельём засыпал.

Прибежит Катька на грохот, а мишка посреди комнаты на куче простынь сидит, Сашкин чепчик примеряет!

Хотел Презент во всём хозяину помогать, поэтому, как только Харлампий приходил домой, Презент не спускал с него своих маленьких, как дробинки, глаз. Святой своей обязанностью считал медвежонок подавать казаку домашние чирики — тапочки. И если девчонки опережали его, сердился и начинал драться мохнатыми лапами. Стоило Харлампию сесть ужинать, как он тут же оказывался у него на коленях, и возникала его мохнатая голова над столом, и вертел он любопытным носом. Что нового? Что хозяин есть будет? Не перепадёт ли ему? И нетерпеливо стучал лапами по столу: что, хозяйка, мешкаешь, работника не кормишь!

Пока Харлампий был в доме или на базу́, медведь от него не отходил: путался под ногами и в каждое дело лез — помогал. Стал Харлампий плетень починять. Привёз тальника, начал плести. Плетёт — песню поёт. Соскучился на войне по домашней работе, а тут ещё вечер хороший такой, тёплый, лето настаёт, вишня зацветает. Мир на земле.

Плетёт Харлампий, ну и Презент тут же крутится. Хозяин на него и внимания не обращает. И напрасно. Потому что медвежонок все прутья, которые он между кольев насадил, обратно вытащил. Казак с одного конца плетень заплетает, а медведь с другого расплетает.

Вот пошли девчонки с матерью в огороде подсолнухи сажать. Мать борону тащит, Аниська большим колом ямки делает, а Катька в каждую ямку семечко кладёт. Один ряд прошли, второй… Вдруг слышат, Дашутка с крыльца кричит:

— Медя, Медя идёт! — и рукой показывает. Оглянулись — а во всех ямках пусто. Презент за ними ходил и аккуратно семечки подбирал. Так и ходили строем: мать с бороной, Аниська с колом, Катька с семенами, а позади мишка. И один раз, и второй, и третий… Пришлось подсолнухи пересеивать, а Презента в чулан запереть. Пока сеяли, он там все кринки со сметаной побил! Выскочил из чулана белый, как рождественский пряник. Одни глазёнки торчат.

Перекладывал Харлампий трубу у летней печки, что в саду стояла. Летом в доме готовить жарко, да и страшно пожар устроить. Поставил стремянку, залез, обгорелые кирпичи на новые поменял да трубу чуть не на метр выше выложил, чтобы у топки тяга сильнее была. Презент в это время по саду шатался, прошлогодние яблоки искал. И не думал Харлампий, что медведь за ним внимательно наблюдает. Закончил Харлампий трубу, слез, полюбовался. Красивая труба — высокая, белая. Пошёл руки от извести вымыть. Возвращается, а трубы нет! Сидит на стремянке Презент и старательно по кирпичику трубу разбирает. Одни кирпичи вниз сбрасывает, а другие в трубу заталкивает. От усердия язык высунул. Пришлось Харлампию всю работу сначала начинать да ещё из трубы полдня кирпичи вытаскивать.