Путь к золотым дарам - Дмитрий Дудко

Только тут гордый князь понял, что превратился в обычного лазутчика. Но отступать было поздно — где укроешься от чар? Л наградой могло стать царство... Расплёскивая вино из серебряного кувшина, он наполнил чашу и рывком поднял её:

   — За погибель Ардагаста, Убийцы Родичей, беззаконного царя!

Безлюдными горами, поросшими лесом, ехал всадник в гребенчатом шлеме, панцире и красном плаще, со знаками различия трибуна. Всадника звали Гай Флавий Ситалк, и лишь по последнему его имени да ещё по весёлому нраву, прорывавшемуся сквозь римскую сдержанность, в нём можно было признать фракийца. В Пятом Македонском легионе он был на хорошем счету, особенно за умение вести переговоры с варварами, превосходно знал Цицерона и Сенеку и любил комедии Плавта. Но Ситалк помнил, что Фракия много веков была богатым и славным царством и лишь последнюю четверть столетия — римской провинцией. От него Фарзой и Диурпаней вовремя узнавали обо всех кознях римлян.

У пояса всадника висел длинный сарматский меч, среди золотых украшений которого можно было разглядеть тамгу Инисмея, сына Фарзоя. А ножны меча с нефритовой скобой были сделаны в далёкой Серике[6]. Больше двадцати лет назад посол Сына Неба подарил дорогой меч аланскому князю Фарзою, когда тот справлял свою свадьбу на берегу Яксарта. Потом Фарзой ушёл со своим родом на запад и стал великим царём аорсов. В бою с легионерами меч сломался, но царь велел отковать его заново и подарил своему подросшему сыну. А два года назад, когда благодаря Ситалку сарматы смогли вернуться из похода за Дунай с добычей и толпами освобождённых из рабства соплеменников, Инисмей обменялся с фракийцем оружием.

Въехав в незаметное тенистое ущелье, Ситалк спешился. Из-под скалы вытекал говорливый ручей, а над ним была высечена фигура всадника, на скаку пронзающего копьём вепря. Ореол солнечных лучей окружал голову всадника. Справа был изображён алтарь, и копыта вздыбленного коня не смели его коснуться — из почтения к стоявшей за алтарём богине — матери солнечного всадника, которого фракийцы звали просто Херосом — «героем».

Ситалк простёр руки к рельефу, сосредоточенно вгляделся, и вот уже в скале над ручьём словно бы открылось окно и в нём показалось спокойное и мудрое лицо человека с высоким лбом, длинными седеющими волосами и такой же бородой, в простом белом хитоне. За спиной человека были видны колонны из жёлтого песчаника, покрытые иероглифами.

   — Да светит тебе Солнце, учитель Аполлоний, — почтительно склонил голову фракиец.

   — Да светит Солнце всем людям! А мысленный разговор тебе всё ещё плохо даётся... Да, легче так — из святилища в святилище. А если бы я сейчас был не в развалинах храма Ра в Гелиополе, а где-нибудь в рыбачьей хижине? — Аполлоний вздохнул. — Печально смотреть на руины, оставшиеся от средоточия солнечной мудрости. Ещё печальнее — на жрецов, которые похваляются знанием тысячелетних тайн, а сами воруют из храмов и продают древние папирусы, которые уже едва умеют прочитать...

   — Слишком долго эту мудрость прятали за храмовыми стенами, слишком долго величали Солнцем всякого тупого тирана. А теперь некроманты, колдуны и прочие шакалы рыщут по Египту и скупают или воруют папирусы, амулеты, мумии и всё, что только можно раздобыть в храмах и гробницах.

   — Один такой шакал недавно вертелся возле курганов фракийских царей, выспрашивал о Секире Богов, а теперь подался в Дакию. Это — Левий бен Гиркан, он же Валент. Не к Чёрному храму ли он подбирается?

   — Чёрный храм? Кто его видел? Я использовал магическое зеркало здесь, Стратоник — в Ольвии, совсем уже близко. И — ничего. Или этот храм — легенда, или очень хорошо защищён магией. Правду наверняка знает Реметалк, верховный жрец даков. Но этот чванливый наследник Залмоксиса и Дикинея не желает нас знать.

   — Да, но Секира — не легенда. Последним ею воевал Биребиста. А Валент, как всегда, занят не только магией. Он совещался о чём-то с наместниками Фракии, Мёзии и Малой Скифии[7], потом в Ольвии — с Рубрием, Спевсиппом и этим князьком, зятем негодяя Сауаспа.

Тень тревоги мгновенно легла на лицо Аполлония.

   — Это значит — они подбираются к Ардагасту и Колаксаевой Чаше. Вот зачем им Секира Богов!

Живые глаза фракийца загорелись.

   — Прикажи, учитель, и я своими руками убью этого мерзавца в чёрной хламиде.

   — Не рискуй собой зря. Для этого нужно быть не только воином, но и очень сильным магом — с Перстнями Зла тягаться не просто. И потом, если отсечь эту хищную лапу, к Секире и храму непременно потянется другая — у Зла их много. Лучше всего было бы самим добыть Секиру, а храм, если он существует, разрушить.

Рука Ситалка легла на рукоять сарматского меча.

   — Если нужно, я пройду походом через все Карпаты!

   — С чем — со своей когортой? Или со всем легионом? И что ты... что мы все на юге, в городах знаем о Карпатах и о том, что к северу от них? Нет, это работа для Ардагаста и Вышаты.

   — Да ведь Ардагаст собирается в поход как раз туда, на бастарнов! Вот почему зашевелилось всё змеиное кодло!

   — Немедленно свяжись с Вышатой. Тебе оттуда это проще сделать. А у меня здесь, на юге, слишком много дел. В Иудее братья продолжают сопротивляться. Несколько крепостей в пустыне, но римлянам с ними справиться трудней, чем с Ершалаимом, где евреи воевали не так с Римом, как друг с другом. — Аполлоний устало сжал пальцами виски. — О боги, если бы удалось сохранить наши общины хотя бы в пустыне! Братья в общинах называют себя «врачами» — «ессеями», «терапевтами». Пытаются излечить человечество от алчности и несправедливости. Увы, даже я, великий маг, ни в одном папирусе не нашёл заклятия, способного изгнать из человека демонов, причиняющих эти болезни.

На высокой горе над излучиной Тясмина раскинулось обширное, заросшее лесом городище. В славные времена скифов-сколотов здесь стоял Моранин-град, столица сколотов-пахарей, что кормили хлебом всю Великую Скифию, ещё и Грецию. Последние городки пахарей, звавшихся теперь венедами, запустели двадцать лет назад после нашествия росов Сауаспа. Но упрямые венеды сумели удержаться на Тясмине, найдя себе покровителя — знатного роса Сахута по прозвищу Хор-алдар, Солнечный Князь. Его стараниями и был избран царём росов и венедов Ардагаст, сын Зореслава и потомок сколотских царей. Царская ставка теперь находилась совсем недалеко отсюда, у городка Суботова.

Городище по-прежнему пустовало. От деревянного храма Даждьбога и Мораны не осталось и следа. Но на его месте, среди леса, появилось святилище. На поляне, под сенью векового дуба, стояли два деревянных идола, ограждённые неглубоким круглым ровиком. Один изображал безбородого молодого воина с тонкими усами, с позолоченными лучами вокруг головы, с секирой и чашей в руках. Второй — молодую женщину с чёрными волосами и бледными лицом, с мечом у пояса. Даждьбог и Морана, его сестра и жена. Солнце и Вода, Жизнь и Смерть. Две силы, непримиримые и неразделимые, враждой и союзом которых держится мир. И кто посмеет объявить одну из них нечистой и недостойной поклонения? Нет такого среди волхвов.