Завещание предков - Владислав Стрелков

Я шел по краю пашни и разглядывал странную компанию. С каждым шагом возникали новые вопросы.

Главное, где я, куда попал, и как до дому добраться?

Что это за люди?

Почему так странно одеты?

Почему пашет землю допотопным орудием, кажется рало или орало, может соха?

Мужик, напрягаясь, наваливался на ручки. Одетый в длинную серую рубаху, по колено, уже промокшую от пота. На ногах штаны чуть темней, чем рубаха, и босой.

Щёлк!

— Хей, дохлые!

Только сейчас разглядел ещё одного паренька лет двенадцати, что шагал сбоку от быков, подбадривая их хлыстом. Одет так-же. Модно наверно? В конце пашни, в тени берёзы на земле сидел малыш лет двух, голый, а рядом размахивая палкой, прыгал пацан лет шести, в одной длинной рубахе. С одеждой напряг? Или старообрядцы какие-нибудь. Мужик довёл борозду и выдернул соху из земли. Потом босой ногой счистил немного налипшей земли с резца, и отшлифованное почвой железо засияло как серебро. Надо же, совсем как плуг. Тут он перекрестился, и что-то пробормотал. Ну, точно старообрядцы.

Мне до него осталось шагов десять сделать, как мужик повернулся ко мне боком и крикнул в сторону берёзы:

— Третей, сбегай в дом, мать позови. Да скажи — пусть снедь несёт сюда, здесь поснедаем. Потом допашу.

Паренёк развернул быков, а мужик, высоко приподняв плуг, с силой вогнал его в землю. Пацан откинул к небольшому пеньку вожжи и петлёй закрепил их на нём. Потом выпряг быков из сохи. Быки тут же потянулись к траве. Средний пацан, что Третеем назвали, вприпрыжку побежал к домам, что я сначала принял за сараи.

Надо ж, Третей. Это третий значит? Если он третий, а по росту средний, значит, есть ещё один, старший. Что это сыновья этого мужика я не сомневался. Тем временем, паренёк, что помогал с быками, уселся рядом с малышом. Интересный малыш — сидит молча, не капризничает, как некоторые, что-то теребит в руках.

Я уж подошел к мужику, когда он наклонился и, подняв небольшой кувшин, стал жадно пить.

— Ух, хорошо.

Он поставил кувшин. Утёр рукавом русую бороду и посмотрел на вспаханное поле.

— Здравствуйте. — Поздоровался я.

Он продолжал, щурясь, смотреть на пашню.

— Э-э-э… мужик ты меня слышишь?

Он что-то пробормотал, перекрестился, развернулся и пошел к детям у берёзы. Не понял?

— Эй! Вы меня слышите? — Я его догнал и схватил за плечо.

Вернее хотел схватить.

Моя рука пролетела сквозь мужика и я, как говорят на второй, неофициальной части русского языка — п…ся.

— Ёк… Ай…

Все мысли вылетели из головы и, тут же, вернулись миллионным роем. В голове загудело. Больно, как шершни, стали жалить страшные мысли.

Что это было?!

Своими глазами видел, КАК МОЯ РУКА ПРОШЛА СКВОЗЬ ТЕЛО ЭТОГО МУЖИКА!

Что это значит? Что? Что? Что?

Я умер?

Когда? Когда с дуба рухн… тьфу, об дуб треснулся? Ерунда, от удара и звездюлей, тьфу, звёзд не было. Поднял руку и потрогал место, где на голове была огромная шишка.

Шишки НЕ БЫЛО! Как будто и не трескался об ствол! И не болит ничего.

Кто я теперь, дух или привидение?

Кто мне может сказать?

Я вскочил и помчался к берёзе, где мужик уже полулежал рядом с детьми и что-то с улыбкой слушал. Мне не до улыбок было. Подбежав и, размахивая руками, заорал:

— А-а-а, мужик, а мужик, скажи?

Махнул рукой, которая, как прошлый раз, прошла через тело, и я с силой приземлился на пятую точку.

— Мля!

Копчик отбил. Истерика и паника в одном флаконе немного отхлынули, и я откинулся на спину, закрыл глаза и стал думать.

Надо спокойно подумать. И подумать, как говорится в известной передаче.

Что? Где? Когда? Очень, оказываются важные вопросы.

Итак — что произошло?

Собственно, чёрт его знает. Вернулся из леса, где грибы собирал. Белые, не мухоморы, а глючит как будто собрал все мухоморы в лесу, и тут же все сожрал.

Кошмар!

Так, следующее — где?

Попал туда, не знаю куда. Местность вроде знакомая, но различия есть. Лес почти такой же, но его чересчур много. И там где должен посёлок стоять, тоже лес. А на поле, у леса, где начало пашни, старая ферма была. А сейчас нет.

Вот, насчёт когда?

Самое интересное — когда этот кошмар кончится?

Я раскинул руки и левой рукой ударился об камень. Подскочил. Больно! Рассматривая свою руку, вспомнил про часы. Времени, кажется, прошло — вечность. Часы показывали девятнадцать тридцать семь. Надо же, а думал действительно вечность прошла. По лесу, от дуба два часа, спокойным ходом. Немного, минут пять, стоял у поля. И полчаса кошмара!

А ведь рука-то болит. Значит я не привидение!

На всякий случай щипаю себя за мочку уха — больно. Как не странно, боль в радость. Что ещё?

Рука сама собой лезет в карман в карман, сигареты и зажигалка на месте, пачка смята. Открываю, девять штук.

Ух, значит, всё не так уж плохо на этот момент. Прикурил и затянулся.

Ха! Курящее привидение, однако.

— Ну, проголодались, пахари? Волош, а где Первуша?

Это кто Волош? Это мужика, Волошем зовут?

Я повернулся. К берёзе подходила удивительной красоты женщина. Она с трудом несла по большому кувшину в каждой руке, а за ней Третей тащил корзину. Когда она подошла ближе, увидел, что она беременна. Да, силён мужик! Четверых пацанов заделал, и ещё будет. Уважаю. Ну, точно старообрядцы. Столько детей иметь в наше время, это подвиг.

— Ох, страсть как голодны, Агаша, счастье моё.

Волош поднялся, перехватил кувшины из рук и поставил на траву.

— Старшего я до запруды послал, верши проверить. Коль припоздает, то вечерять один будет. Треша, ставь корзину здесь.

Имена-то у них какие! Давно не слышал, чтоб так людей называли. Агаша, это кажется полностью Агафья?

Агафья, в просторном белом платье, похожем на большой сарафан, перетянутым сразу под грудью, устало опустилась на траву. Смахнула платок, повязанный узлом назад и, оглядев сидящих, спросила:

— А чем здесь пахнет, как будто горит что?

Все завертели головами и стали принюхиваться, а малыш состроил рожицу и выдал:

— Тья-тья ух.

Я посмотрел на дымящуюся сигарету. Неужели чует дым? Легкий ветерок дул чуть в сторону от них и запах от дыма от сигареты могли учуять все.

Волош, было вскочивший, сел обратно.

— Нет, кажется тебе Агаша. Дыма нигде не видать. Давайте снедать уж, а то мне ещё допахивать надо.

Агафья стала выкладывать из корзины завёрнутую в полотенца еду и тут же разворачивая.

Ого! Пироги разные, яйца, горшочки с чем-то, и ещё много чего на вид аппетитного. Быстро уставив всё на расстеленном полотенце, Агафья сняла с кувшинов тряпицу, и достала из корзины кружки.