Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова - Павел Щёголев

Любопытную характеристику Геккерена дает барон Торнау, имевший возможность наблюдать его среди венских ди­пломатов в 1855 году: «Геккерен, несмотря на свою известную бережливость, умел себя показать, когда требовалось сладко накормить нужного человека. В одном следовало ему отдать справедливость: он был хороший знаток в картинах и древ­ностях, много истратил на покупку их, менял, перепродавал и всегда добивался овладеть какою-нибудь редкостью, кото­рою потом любил дразнить других, знакомых ему собирателей старинных вещей. Квартира его была наполнена образ­цами старинного изделия и между ними действительно не имелось ни одной вещи неподлинной. Был Геккерен умен; по­лагаю, о правде имел свои собственные, довольно широкие понятия, чужим прегрешениям спуску не давал. В дипломати­ческом кругу сильно боялись его языка и, хотя недолюблива­ли, но кланялись ему, опасаясь от него злого словца».

Из всех характеристик Геккерена принадлежащая барону Торнау — наиболее бесстрастная, наиболее удаленная от пуш­кинского инцидента в жизни Геккерена, но и это его изобра­жение сохранило отталкивающие черты оригинала. В нашей работе собраны письменные высказывания барона Геккере­на, неизвестные ранее, и сделана попытка фактического вы­яснения его роли в истории дуэли. На основании этих объективных данных можно будет восстановить образ Геккерена. Крепкий в правилах светского тона и в условной светской нравственности, но морально неустойчивый в душе; себялю­бец, не останавливающийся и перед низменными средствами в достижениях; дипломат консервативнейших по тому време­ни взглядов, неспособный ни ценить, ни разделять передо­вых стремлений своей эпохи, не увидавший в Пушкине ни­чего, кроме фрондирующего камер-юнкера; человек духовно ничтожный пустой — таким представляется нам Геккерен.

Как и когда произошло знакомство и сближение Геккере­на и Дантеса? Осенью 1833 года голландский посланник воз­вращался из продолжительного отпуска к месту своего служе­ния в Петербург. Как раз в это время в поисках счастья и чинов совершал свое путешествие и Дантес. «Дантес серьезно забо­лел проездом в каком-то немецком городе; вскоре туда при­был барон Геккерен и задержался долее, чем предполагал. Уз­нав в гостинице о тяжелом положении молодого француза и о его полном одиночестве, он принял в нем участие, и, когда тот стал поправляться, Геккерен предложил ему присоединиться к его свите для совместного путешествия; предложение радост­но было принято». Так рассказывает А. П. Арапова, дочь вдовы Пушкина от второго ее брака. Источником ее сведений яв­ляется позднейший рассказ самого Дантеса одному из племянников своей жены, т. е. одному из братьев Гончаровых.

Нам известны два повествования А. П. Араповой об обстоятельствах последней дуэли Пушкина. Одна запись была предназначена для С. А. Панчулидзева, историка Кавалергардского полка, и использована им в биографии Дантеса. Другая, позднейшая и пространнейшая, запись предназначалась для печати и была помещена в приложениях к «Новому времени» в декабре 1907 и январе 1908 гг. Первая запись, с которой мы знакомы по отрывкам, приведенным С. А. Панчулидзевым, носит деловой характер, написана сжато, без художественных прикрас и лишних подробностей. Вторая запись готова перейти из области мемуарной литературы в область беллетристики. Для сравнения приводим по этой записи рассказ о встрече Дантеса с Геккереном: «Проезжая по Германии, он простудился; сначала он не придал этому значения, рассчитывая на свою крепкую, выносливую натуру, но недуг быстро развился, и острое воспаление приковало его к постели в каком-то маленьком захолустном городе. Медленно потянулись дни с грозным признаком смерти у изголовья заброшенного на чужбине путе­шественника, который уже с тревогой следил за быстрым таянием скудных средств. Помощи ждать было неоткуда, и вера в счастливую звезду поки­дала Дантеса. Вдруг в скромную гостиницу нахлынуло необычайное ожив­ление. Грохот экипажей сменился шумом голосов; засуетился сам хозяин, забегали служанки. Это оказался поезд нидерландского посланника, барона Геккерена (d'Hekeren), ехавшего на свой пост при русском дворе. Поломка дорожной берлины вынуждала его на продолжительную остановку. Во вре­мя ужина, стараясь как-нибудь развлечь или утешить своего угрюмого, не­довольного постояльца сопоставлением несчастий, словоохотливый хозя­ин стал ему описывать тяжелую болезнь молодого одинокого француза, уже давно застрявшего под его кровом. Скуки ради, барон полюбопытствовал взглянуть на него, и тут у постели больного произошла их первая встреча. Дантес утверждал, что сострадание так громко заговорило в сердце старика при виде его беспомощности, при виде его изнуренного страданием лица, что с этой минуты он уже не отходил более от него, проявляя заботливый уход самой нежной матери. Экипаж был починен, а посланник и не думал об отъезде. Он терпеливо дождался, когда восстановление сил дозволило продолжать путь, и, осведомленный о конечной цели, предложил молодому человеку присоединиться к его свите и под его покровительством въехать в Петербург. Можно себе представить, с какой радостью это было принято!»

Биограф Дантеса Луи Метман ограничивается глухим со­общением: «Дантес имел счастливый случай встретить ба­рона Геккерена. Последний, привлеченный находчивостью и прекрасной внешностью Жоржа Дантеса, заинтересовался им и вошел в постоянную переписку с его отцом, который выска­зывал живейшую признательность за покровительство, со­служившее свою пользу как в военной карьере, так и в свет­ских отношениях сына».

Луи Метман подыскивает объяснения увлечению Геккере­на: голландский посланник, начавший свою службу во Фран­ции, питал склонность к идеям французской культуры. Его юношеская дружба с герцогом Роган-Шабо (умер в 1833 году в сане Безансонского архиепископа) дала толчок религиозному перевороту. Геккерен принял католичество, и этот поступок уединил его и отдалил от его протестантской родни. Нако­нец, Луи Метман упоминает и об отдаленном свойстве, кото­рое могло существовать между бароном Геккереном и рейн­скими фамилиями, с которыми Дантес был в родстве по отцу и матери. В русской литературе о Дантесе нередко встречает­ся утверждение о родстве его с бароном Геккереном в разных степенях близости вплоть до объявления Дантеса побочным сыном посланника. Родства никакого не было; при тщательном разборе, быть может, можно установить отдаленнейшие линии свойства. Во всяком случае, до сближения с Дантесом Геккерен не был даже знаком с отцом и семьей Дантеса. Но тут даже не свойство, а тень свойства.