Поход на афганцев и бой на Кушке (1885 год) - Михаил Горный

III.

Тяжело сначала было маршировать навьюченнымъ, какъ верблюдамъ, такъ и солдатикамъ, у которыхъ въ однихъ мъшкахъ было по паръ полотенецъ, по паръ нижняго бълья, на двое сутокъ сухарей, запасные сапоги, да въ патронныхъ сумкахъ по тридцати патроновъ въ каждой, да еще по берданкъ въ одиннадцать фунтовъ девяносто два золотника. Сумки тянутъ впередъ, мъшки назадъ, ружье давитъ плечи, - ломитъ всъ суставы солдатиковъ. И начали одни изъ нихъ отставать. Полковникъ поминутно кричалъ.

- Гг. ротные командиры! не оставлять людей! сажайте кто не можетъ идти - на арбы: видите всъ разслабли!

И, дъйствительно, разслабли: одни идутъ еще дружно, кучками, стараясь даже попадать въ шагъ, другiе уже какъ попало, сопровож даемые все еще земляками изъ другихъ частей. Иной идетъ, идетъ, сядетъ у дороги, положитъ передъ собой ружье и тутъ же засыпаетъ. Уже потомъ обозные солдаты подбирали такихъ отсталыхъ и садили на арбы. Настроены всъ были далеко невесело, хотя и пъли пъсенники пъсни.

Кое-какъ прошли верстъ двадцать. Пришли къ какой-то ръченкъ. Разбили привезенныя на верблюдахъ кибитки и залъзли туда, какъ попало. Ноги у всъхъ ломило. Многiе къ тому же смозолили ихъ. Стали ужинать, но большинство отказалось, и завалились, какъ убитые, спать, и когда играли вечернюю зорю, то почти никто не вышелъ изъ кибитокъ.

На разсвътъ снова зарокоталъ барабанъ, заиграли зорю. Начали будить солдатъ. Вскакиваютъ тъ, свертываютъ кибитки, затюковываютъ на верблюдовъ. Косматые верблюды ревутъ, солдаты ругаются, особенно, если какой верблюдъ фыркнетъ своими соплями въ физiономiю какого-нибудь солдатика. Наконецъ, все выстраивается и разбивается на четыре кучки. Впереди авангардъ, - взводъ человъкъ въ пятьдесятъ, - потомъ самый батальонъ, потомъ обозъ, а потомъ аррьергардъ, такой же взводъ, какъ и въ авангардъ. Тутъ же везутъ и санитарную арбу съ двумя висячими койками. Пъсенники поютъ передъ каждой ротой поочередно. Поютъ, впрочемъ, вмъстъ, только двъ роты: или первая и третья, или вторая и четвертая.

Запъвало, какой-нибудь рыжеватенькiй солдатикъ, въ лихо заломленной на бокъ фуражкъ, звонкимъ теноромъ выведетъ, бывало:

Покачнулись горы-долы,

Потряслася мать-земля...

А солдаты и подхватятъ:

Къ намъ приходятъ скоры въсти:

Не стоять намъ здъсь на мъстъ...

Постоимь мы здъсъ немножко, 

Въ Самаркандъ-то есть дорожка!

Въ Самаркандъ мы шли лъсами 

Все покрыто небесами...

Съ Самарканда пошли къ морю,

Навалилась печаль-горе...

Не смотря на грустныя слова пъсни, бодръе и веселъе идутъ сърые люди, вскинувши на затылокъ свои фуражки. А пъсенники продолжаютъ выводить:

Какъ за ръчкой за ръкой

Стоялъ въ лагеряхъ спокой

Мы во лагеряхль стояли,

Въ парадъ часто выступали...

Какъ мы выступимъ въ парадъ,

На насъ всъ люди глядятъ...

Офицеры торопились,

Во мундиры нарядились!

Къ намъ фельдфебели бъгутъ,

Намъ патроны выдаютъ...

Какъ изъ городу Ташкенту

Къ намъ Черняевъ прiъзжалъ,

Благодарность намъ давалъ:

"Вотъ, спасибо, вамъ, ребята,

Моего полку, солдаты!"

Мы покончивъ все гурьбой

По квартирушкамъ домой!..

И идутъ все впередъ да впередъ солдатики, пока не достигнутъ назначеннаго привала. Иной привалъ - четверть часа, другой - полчаса, а иной и еще больше. Успъваютъ, особенно ежели случится стоять у какой-нибудь степной ръчки, разложить костры, поставитъ чайники и вскипятить чайку.

Пойдутъ разговоры. Старые солдаты вспоминаютъ про бывшiя боевыя дъла свои, а молодые про родныхъ, про далекую родину, про рекрутство. Вонъ одинъ изъ старыхъ, низенькiй, съ черными усиками разсказываетъ,какъ они были на маневрахъ въ Самаркандъ, и медвъдь приходилъ къ ихъ походной кухнъ кашу ъсть.

- Былъ тогда у насъ старшiй унтеръ-офицеръ Рудометовъ дежурнымъ по кухнямъ... - говоритъ онъ. - Вдругъ подходитъ ночью, или ужъ чуть-ли не на разсвътъ, къ котламъ медвъдь. Пронюхалъ, паршивый, что вкуснымъ пахнетъ... А поваръ и усни на ту пору. Да ладно, что Рудометовь его увидалъ, прицълился ловко, - разстоянiе было небольшое, - выстрълилъ, тотъ и перевериулся... Выстръломъ своимъ онъ разбудилъ вое-таки многихъ... Сбъжалиоь: "что, что?" "Медвъдь кашу ъсть приходилъ," говоритъ ... Узнали прочiя части и стали съ тъхъ поръ дразнить насъ: "Медвъдъ кашу съълъ".

Да и насъ, дяденька, такъ въ слободкъ ужъ едакъ дразнили, - несмъло замътилиъ одинъ рекрутикъ.

- А это ужъ обыкновенiе у насъ такое, - отвъчалъ разскащикъ, 9-й баталiонъ, примърно, зовутъ "мерзлопятый: ходили въ Кульджу въ походъ, да пяты и отморозили; 19-й, вновь сформированный: "матово-знамя."{2} А 11-й "кузнецами".

- А за что ихъ кузнецами то, - спросилъ другой рекрутикъ.

- Да изъ мъстнаго баталiона переведены въ линейные-то: чугунные погоны раньше носили...

- Какъ чугунные?

- Ну, черные, не все равно: добро, не понимаешь...

Разговорятся и новобранцы.

- Вотъ когда мы шли сюда, - разсказываетъ одинъ изъ нихъ, такъ намъ пришлось ъхать по ръкъ Тоболу. Разъ за объдомъ, - на пароходъ дъло-то было, кому-то въ чашку попалась крыса. Солдаты одинъ другому начали передавать: "Крыса попала, крыса попала!" и всъ пищу побросали: никто не сталъ ъсть... Шумъ, гвалтъ поднялся! Кой-кто прямо за бортъ начали выливать щи. Доложили партiонному, "кому попала" "Да вотъ такому-то!" - "Гдъ она?" "Да вотъ, ваше благородiе, здъсь!"

- А ты ълъ?

- ълъ да мало: покуда не зналъ, ълъ, а тамъ не сталъ...

- Ну, братецъ, не все ли равно?

- Все-то равно все, да противно... Извъстно, погань...

Но заиграютъ горнисты подъемъ, и бросаютъ солдатики разговоръ, кидаютоя къ ружейнымъ козламъ, разбираютъ, строятся и опять идутъ, изръдка только переговариваясь кой-о чемъ между собою.

IV.

На третiй день добрались до маленькаго городка Катакургана, окруженнаго со всъхть сторонъ садами, въ которыхъ, впрочемъ, не было еще ни единаго листочка. Изъ русскихъ построекъ въ этомъ азiатскомъ захолуотьи и были только казармы да бани. Еще за городомъ туркестанцевъ встрътилъ стоявшiй въ то время тамъ 8-й баталiонъ, солдаты котораго были выстроены, съ ружьями на караулъ, вдоль дороги, по которой, съ ружьями на плечо, шелъ 3-й баталiонъ. При громъ музыки, оба баталiона вошли въ городъ. Солдатамъ выдали по чаркъ водки. Завязались разговоры.

- Эхъ, погарцовали же мы въ Самаркандъ-то на послъдкахъ, разсказывали туркестанцы.

- Да что и говорить, - отвъчали мъстные.

- Кое-какъ простилъ насъ Богъ съ нимъ!..

- А куда жъ вы идете-то, братцы?

- А кто его знае; може въ Мервъ, а може и на войну какую!

- Да у насъ слухъ-то ужъ давно былъ, что пойдетъ 3-й баталiонъ, да все не върили: а вотъ и пошелъ!