Как это было - Ян Ларри

— Поддай! — приналег Костя на весла.

Впереди стоял темно-зеленый лес, и озеро тихо плескалось у его ног. Под лодкой заскрипел песок.

Ребята выпрыгнули из лодки в воду и руками потянули ее к берегу.

— Дальше не пойдет, — заявил Костя, — вылезать нужно!

Очкастый взглянул на ноги ребят, стоявших по щиколотку в воде, и решительно шагнул через борт.

Лес стоял тихий, нагретый, пахучий и словно млел в потоке солнечных лучей; лишь порой шевелились зеленые своды и из глубин тянуло запахом смолы, слышались какие-то шорохи и веселое пение птиц.

Огромные сосны, точно выкованные из меди, подымались вокруг. Ноги утопали в мягкой хвое.

Ребята шли впереди. Очкастый, спотыкаясь, брел сзади.

На лесной полянке, покрытой горицветом, очкастый остановился.

— Ну, а теперь рвите заячий мак, да только у самого корня, со стеблем и с цветами вместе. Без цветов увидите — не трогайте!

— А для чего? — поинтересовался Костя.

— Потому что горицвет без цветов — бесполезное растение.

Ребята принялись за работу. Сначала работали молча, но через некоторое время Миша спросил:

— Стало быть травой лечат?

— Лечат, Мишка, лечат, — ответил очкастый, ползая по поляне.

— А какие болести лечат-то?

— Сердечные, Мишка! Вот у кого сердце шалить начинает, тому и дают его.

— Жевать?

— Нет, брат, не жевать. Из этого горицвета приготовляют такой препарат, который называется адонидин. Адонидином и лечат. Пить дают каплями, Ай-яй-яй! — сорвал очкастый какой-то розовенький цветочек — Althaea officinaliv. Ну и везет же мне, как молодому зеленому богу!

Он вынул из банки широкий нож и, копнув землю, вытащил толстые корни. Отрезав самый толстый корень, он отбросил его в сторону, а мелкие корешки, бережно отряхнув от земли, положил в банку.

— Тебе что ж, — заинтересовался Мишка, — корешки проскурняка тоже нужны?

— Нужны, брат, и ох как нужны!

— И эти против сердца?

— Нет, брат, из корней алтея приготовляют настой такой. Грудной сироп. А помогает он тем, у кого грудь болит. Идет и для приготовления примочек глазных.

— Если тебе надо, так этого проскурняка мы с Коськой хоть воз наберем. В лугах у нас страсть как много его.

— Ну? Вот, брат, спасибо-то! Значит завтра в луга и направимся!

После этого разговора работали молча.

Не прошло и часу, как на лесной поляне образовалась огромная желто-зеленая куча горицвета. Очкастый предложил кончать работу.

— Хватит пока! Вот еще только наберем корешков алтея в эту банку и поедем обратно.

Немного времени ушло и на сбор корешков алтея.

Солнце еще не встало над головами, когда ребята и очкастый вернулись обратно.

Ребята вытянули грибакинскую лодку на отлогий берег, опрокинули ее и принялись нанизывать рыбу на кукан. Очкастый тут же начал связывать горицвет в пучки, а пучки в маленькие снопики. Потом скрутил снопики толстой веревкой и перекинул их через плечо.

— Ну, кончайте, ребята, и айда ко мне. Чай будем пить с колбасой.

Мишка замялся.

— Рыбу ж домой снести надо!

— Рыбу? Прекрасно! Так вы вот что, тащите рыбу и шпарьте ко мне. Грибакину избу знаете?

— Найдем, — кивнул головой Мишка.

Очкастый засмеялся.

— Ну и ладно, — и быстрыми шагами направился к деревне.

— А радио-то? — вспомнил Костя, когда очкастый отошел от ребят.

— Радиа будет наша!.. Вишь он до травы какой жадный. За траву все отдаст. А мы ему воз насбираем. И корней проскурняка накопаем.

Искатели корешков

День был будничный, и на дорогах вокруг озера было пусто. Только малые ребята играли на песке да куры рылись в разбросанном навозе.

Было еще рано, но солнце уже припекало изрядно.

Избы были раскрыты настежь, двери всюду отворены, на плетнях проветривались ветошные одеяла и белье. По дороге везли возы с сеном. Запах сена так и ударял в нос, а на свисавших над дорогой ветках, под которыми проезжали возы с копнами, качались спутанные стебли, словно клочья вырванной бороды.

Ребята шли медленно и молча, поправляя изредка связки с рыбой.

Откуда-то, как будто с полей, летела песня и с ветром уносилась к озеру, какая-то баба у мельницы так била вальком, что стук разносился далеко, и шумела вода, падавшая на колеса.

— Ты колбасу-то у него не трожь, — заговорил Мишка, — не то отвертится он. Скажет, дал колбасу и квиты. Радио-то по крайности и продать можно. Поди, тысячи стоит… Тут пять пудов колбасы этой купить можно.

— Учи ученого, — фыркнул Костя, — мне хоть сто пудов давай, ни за что не сменю на радио.

Потом подумав немного, Костя спросил:

— Мишка, а что это радиа?

— Это?.. вообще… слушают его!

— Вроде гармошки?

— Не… это… Вообще… такое… по воздуху… За тыщу верст кашлянут, а у нас слышно будет…

— А на что она похожа? — спросил Костя.

— Обыкновенно… Труба такая… без проволоки!

Костя постарался представить перед собой трубу без проволоки, но так ничего и не вышло из этого. Он тяжело вздохнул и задумался.

По дороге тянулись воза. Сверху свешивались кудлатые головы, смотрели на рыбу, шутили:

— Где мальков-то ловили?

Мишка молчал, но Костя не мог оставить без ответа таких обидных вопросов. Костя вытягивал наверх самых больших лещей и кричал со злостью:

— А это малек тебе?

— Ну-ка, ну-ка, — хохотали на возах, — глянь, Степан, чего это у парнишки в руках: червяк, что ли?

— Сам ты червяк! — огрызался Костя.

По дороге, поднимая желтые облака пыли, проскакал верховой, а когда пыль рассеялась, ребята увидели у плетня бабку.

— Ну рыбаки-байбаки, — крикнула бабка, — брюхо-то подвело чать?

— Не… не очень… Видала сколько наловили?

— Ох… матушки мои! — всплеснула бабка руками. — Ай, молодцы-удальцы!

— А мы сейчас колбасу пойдем есть, — не утерпел Костя.

Бабка мельком глянула на Костю и перевела взгляд на рыбу, любуясь золотистыми лещами.

— Парочку бы и продать можно, — в раздумьи сказала бабка, — ежели к попу снести, по четвертаку беспременно даст.

— А нам радиа обещал очкастый… Такая труба без проволоки.

— Чего? — посмотрела бабка на Костю. Но в это время в избе закричал маленький Шурка. Бабка подхватила рыбу и, смешно переваливаясь побежала в избу.

— Полдновать идите! — крикнула бабка уже из сеней.

Мишка поскоблил пальцами грудь.

— Ну ее… Мурцовки-то не видали! Айда к очкастому!

— А что, — обрадовался Костя, — мурцовки ежели наедимся, много-ль колбасы съедим?

— Колбасы, — передразнил Мишка, — ты на колбасу-то не очень зарься, не то без радиа останемся! Ставь удочки и айда!

Поставив под навес удилища и мокрый сачок, ребята огородами побежали к мельнице.

Дом Грибакина с зеленой крышей приткнулся под горой, у самой мельницы. Около дома на лужайке стоял жеребенок, глуповато посматривая на ребят.

— Тю тебе! — махнул руками Костя.

Жеребенок взбрыкнул и понесся, чавкая по зеленой траве, вдавливая ее в землю копытцами.

Ребята вошли в избу.

Грибакин чинил хомут. У печи на привязи лежал рыженький теленок. Темно-синие глаза его казались такими же большими, как и круглые его темно-сизые ноздри. На лбу белела лысинка. В углу возились две овцы с ягнятами, беспокойно шурша соломой.

— Здрасте, дяденька Степан! — остановился на пороге Мишка.

Грибакин поднял голову.

— Здравствуй, тетенька! Ай телку сватать пришел?

— А где… в очках-то? — осмотрелся по сторонам Мишка.

— А тебе зачем?

— Нам-то… Нам это… Притти велел, давеча…

— Рад… — открыл было рот Костя, но Мишка быстро дернул его за рукав.

— Велено, значит — велено!

— А!

Грибакин перевернул хомут и взглянул сквозь дыру на окно.

— В чистую ступайте, — сказал после некоторого молчания Грибакин, бросив хомут на пол.

Ребята прошли в чистую половину. Открыв дверь, они увидели очкастого, который стоял спиной к двери, склонившись над какой-то шипящей машиной.

— Дяденька, — кашлянул Мишка, — ты сказал, притти чтобы…

Очкастый оглянулся.

— А, — заулыбался он, — Мишка! Ну, ну, садитесь, ребята, гостями будете!

На столе стоял на длинной ноге и широкой медной подставке ослепительно сверкающий чайник. В ноге шумел синий огонек, венчиком окружая дно чайника.

— Радио! — шепнул Костя.

Но в это время очкастый схватил чайник за ручку, и он, легко отделившись от пылающей ноги, поплыл в воздухе.

— Ой! — отдернул руку очкастый от чайника. — Ишь нагрелся как… Ну, а теперь будем чаевничать… Садись, ребята!

Мишка нерешительно направился к столу, но Костя не расслышал приглашения. Он с удивлением смотрел на шипящую огнем медную штуку, не будучи в силах оторвать от нее взгляда.