Выход есть! Как быть, если не хочется жить - Дмитрий Семеник

Иду по улице, ни о чем не думаю. Вижу пожар в боль­шом здании, в котором находилось какое-то предприя­тие. Дым шел почти отовсюду, милиция отгоняла народ все дальше и дальше от здания. Вылетели стекла с тре­тьего этажа, взорвалось что-то... через минуту взрывы на первом этаже... Вот отличная возможность уйти из жизни! Кинул сумку в милиционера и смог пробежать в здание. Добежал до второго-третьего этажа, везде дым, потом в какой-то зал... потом та девушка упала около меня... хватило сил вывалиться с ней в окно... и все.

Потом два месяца в больнице с переломами... Она оста­лась жива. Я никогда не забуду, как это произошло, в счи­танные минуты, минуты, которые изменили мою жизнь. После этого случая у меня почти сразу появилась отличная работа, много друзей, любимый человек, и самое главное — я ничего не боюсь. Появился интерес к жизни. Но все-таки, я забежал в здание не для этого...»

Игорь, 20 лет

Дорогие мои все, кто читает! Поверьте, сейчас я нахожусь в одной из самых непростых для меня ситуаций за всю жизнь. Предательство, измена, вранье, огромные долги... Мужчина, которому верила, ушел...

Мысли о самоубийстве — я твердо решила избавиться от них еще в 14 лет. Тогда я топилась и резалась. Спас­ла мысль о маме, о том, что она не переживет, если дочь привезут на родину в цинковом гробу. И спас мужик, ко­торый тупо так спросил — не холодно ли мне стоять в ле­дяной воде зимнего океана.

В 17 виток жизни привел к попытке прыжка с балко­на 7-го этажа. Но тогда мама содрала меня с балкона, а я ушла в запой...

В 14 лет моя ситуация казалась мне тупиком. Со сто­роны моего детского жизненного опыта. В 17 — ситуация 14-ти лет казалась мне смехом, а вот те 17-летние пере­живания — концом света.

Сейчас мне 29... и я понимаю себя и в 14, и в 17... Но с высоты своих 29-ти я совсем по-другому смотрю на свои тогдашние страдания. Их боль не уменьшилась, и значе­ние их не изменилось, но сейчас я знаю, что я переживу и то, что судьба послала сейчас и то, что будет потом.

Сейчас я знаю, что благодарна за все то, что было со мной тогда, - все это сделало меня сильнее, мудрее, взвешеннее. Я, не побоюсь этого слова, стала пони­мать Мудрость Бога лучше. Я стала больше ценить Его любовь ко мне. Я стала ценить Его уроки. И стала счастливее.

Я знаю это так же, как то, что у меня есть имя, и что я родилась в январе.

Бог любит меня и никогда не оставит меня без своей защиты. Потому что Он — Бог.

Я считаю, что это знание стоит всех кризисов. И стоит теперешней моей ситуации... И поэтому сейчас, сегодня, когда мне 29, я — одна, без денег банально на еду, вся в долгах, с разбитым сердцем, с израненной душой — не сделаю с собой то, что хотела в 14 и 17...

Потому что не хочу потерять драгоценный шанс узнать Его план на оставшуюся мою жизнь... Этот прекрасный индивидуальный план, который сделает осмысленной мою жизнь... Я хочу увидеть Его удивительные подарки для меня... А вы?

МС, 29 лет

Постоянная депрессия и бессмысленность моей жизни заставили задуматься о суициде. Но дело в том, что я боюсь крови, даже вены боюсь вскрыть. И еще не хотел, чтобы меня нашли дома, где прошло мое довольно счастливое детство. Поэтому однажды, когда бессмысленность моей жизни была невыносимой, я вы­пил таблеток на даче у друга.

Но тут чудесным образом появилась его старшая сестра-медик (на даче у него родственники почти не бы­вают) и устроила мне промывание желудка (даже уснуть не успел), а потом промывание мозга. Сказала, что обя­зательно расскажет моим предкам, и я некоторое время боялся этого. Но оказалось, что пугала, и ко мне опять вернулись мысли о смерти.

В Интернете прочел, что можно просто перестать есть. Мне эта идея понравилась, но как ее осуществить? Если я не пообедаю, мама сразу начинает спрашивать: "Ел ли ты, а что ел, а понравилось ли тебе?", так что проще по­есть, чем отказаться. Из-за этого я стал даже немного полноватым, нетолстым, атак, пухлым. Одногруппницы даже одно время называли меня Пух. В шутку, конечно, но уверенности в себе это не прибавило. Только апатия меня спасала от этих шуточек.

И вот случай представился. Бабушка до октября уехала на Украину к маминой сестре, родители уехали на 2,5 месяца в отцовскую командировку (мама боя­лась отпускать отца одного, так как у него уже были подвиги" на стороне). Я один в пятикомнатной квартире, слишком неуютно. И я переехал к бабушке. В общем, я просто перестал есть. По моим расчетам месяца мне должно было хватить

Самое странное: у меня прошла депрессия! Я провел без еды 9 дней, и моя депрессия, длившаяся больше двух лет. прошла. После этого я еще неделю питался одной че­решней. Сейчас уже прошел почти месяц, и депрессии нет! Читал в Интернете, голодом лечат многие болезни.

У меня теперь совсем другое восприятие жизни. Она стала гораздо радостнее. Я записался к психологу, и мы вместе решили, что виной всему излишняя опека моей мамы, она из меня сделала неженку, а отец наоборот мало занимался воспитанием, не хватало его твердой руки. Да и обстановка могла бы быть нем ною потеплее между ро­дителями.

Я пожил один и решил, что мне не хватает самостоя­тельности, теперь, как приедут предки, буду снимать квартиру. И самое главное — я влюбился! Она учится курсом младше меня. Мыс ней довольно часто пересе­каемся и, по-моему, я ей нравлюсь.

Я пока не открылся, набираюсь смелости. Наконец-то моя жизнь наполнилась смыслом.

А ведь все случилось практически случайно. Бывают иногда чудеса!»

Пух, 19 лет

В ** году у меня случилось нечто вроде мировоз­зренческого кризиса. Я дофилософствовалась до того, что решила, что все религиозные воззрения — это лишь способ выживания человека, спасительный само­обман, Бога нет, а после смерти лишь небытие. Чело­век — это дерьмо по своей сути, я тоже человек, а следо­вательно, тоже дерьмо. И, как честный человек (ха-ха!), я пришла к выводу, что с одним дерьмишком надо по­кончить — с собой.

Мама? Близкие? Друзья? Так они же тоже человеки, а следовательно... Чего их жалеть? Это их проблемы.

Я хорошо знаю, как включается эта программа само­разрушения, как она овладевает человеком, его волей, мыслями, чувствами. Она не дает отступить назад, она заставляет воспринимать любые доводы в пользу жизни как личное оскорбление. Конечно, человек сам является автором этой программы, конечно, не без соавторства с дьяволом.

Я выбрала для себя самый надежный, как мне каза­лось, способ самоубийства, тихий, никого не тревожа­щий. В одну из суббот февраля наелась одного очень серьезного медицинского препарата. Но когда я глотала последнюю пригоршню таблеток, то сказала: "Ну, что? Что Ты теперь скажешь? И где Ты теперь? Тебя нет!" (Это было сказано Богу.)

Я легла спать, как думала, навсегда, и тут начались кошмары. В огромном колонном зале, темном и тяжелом, я стояла с чашей какой-то вязкой охристого цвета жидкостив руках и "причащала" каких-то страждущих, которые шли вереницей-питоном. Сначала это были просто люди, потом у них стали появляться уродства, это были уже не люди, а жуткие существа с гнилостны­ми пятнами и признаками трупного разложения вокруг жадных, огромных разинутых ртов. В конце карлик был настолько чудовищным, что я просто вылила ему на головуостатки месива. В этот момент чаша превратилась в нечто, похожее на ржавую жестяную банку. На меня из-под каждой колонны поползли огненные пауки, несмет­ное количество. Они стали ползать по мне и жечь меня. Очень больно.

Потом я не помню. Утром, часов в 11, я открыла глаза и пережила ощущение полного облома. Так надо мной еще не издевались: окно, небо, солнце, облака! Не тут-то было! Стало останавливаться сердце, пошевелиться было невозможно. Сердце стучало громко, как колокол, и затихало. И вот в тот момент, когда сердце переставало биться, одна моя сторона говорила: "Ну, давай, еще чуть-чуть, еще капельку, и уже будет все..." А другая кричала: "Вызовите же кто-нибудь скорую!"

Где-то к обеду вернулся в комнату кто-то из тех, кто уехал домой до понедельника (дело было в студенческой общаге), вызвали скорую, промыли желудок, отвезли в реанимацию. Все, как положено. Из больницы скорой по­мощи в Минске меня отпустили домой (то есть в ту же общагу). В психиатрическую клинику не отвезли (возможно, определенную роль сыграло то, что я шла на красный ди­плом и считалась студенткой, подающей надежды), про­сто определили под наблюдение психиатра студенческой поликлиники, которую я быстренько обманула, сказав, что дура, раскаиваюсь, жить хочу и прочее.