Зоосити - Лорен Бьюкес

— Оно в канализации, — без выражения сказала я.

— Мне показалось, мы это уже установили.

— Терпеть не могу канализацию. — Моя неприязнь выросла не на пустом месте. Вы удивитесь, если узнаете, сколько утерянных вещей оказывается в канализации.

— Ах, простите, что оскорбила ваше достоинство, мисс Чистюля! — отрезала миссис Лудицки.

Я не очень обиделась, потому что с интересом наблюдала за ее неподвижными лицевыми мускулами.

— Так беретесь вы за работу или отказываетесь?

Конечно, я взялась за работу. Задаток в пятьсот рандов, полученный от миссис Лудицки, был для меня совсем не лишним. Еще столько же она посулила заплатить после того, как я верну ей кольцо. Пришлось спускаться в ливневый сток под торговым центром Килларни и копошиться там по щиколотку в дерьме. Ну, не совсем в дерьме в буквальном смысле слова — нечистоты текут по другим трубам. Но у стоячей воды, в которой плавают дохлые крысы, использованные презервативы и другой мусор, тоже аромат неслабый, уж вы мне поверьте!

Клянусь, я до сих пор чувствую эту вонь, несмотря на отбеливатель. Стоило ли дело тысячи рандов? Даже и близко не стоило. Проблема в том, что для нас, машави, то есть наделенных даром, наш дар — не столько работа, сколько призвание. Тебе не дано выбирать, какой у тебя будет талисман… И какие новые способности у тебя появятся.

По пути я заношу связку ключей в магазин по продаже сотовых телефонов — точнее, в квартирку наверху, потому что сам магазинчик еще заперт. Владелец магазина, камерунец, так мне благодарен, что обещает скидку на эфирное время в виде премии. Из-за его ног выглядывает малышка, одетая в розовый пушистый костюмчик медвежонка; она хватает отца за ноги пухлыми пальчиками. Я догадываюсь: ей дали поиграть ключами, она грызла их, а потом ей надоело играть, и она вышвырнула связку на улицу в час пик. Такая работенка стоит пятьдесят рандов. Для меня привычное задание, и выполнить его оказалось несложно. По опыту я знаю, что старушки вроде миссис Лудицки встречаются редко.

Я иду по Эмпайр, через Парктаун, прохожу мимо бывшего Йоханнесбургского колледжа. Из некоторых проезжающих машин мне враждебно гудят. Я показываю им средний палец. Я не виновата в том, что они живут в своих изолированных пригородах и еще не привыкли к виду зоолюдей. Хорошо, что пока Килларни не обнесли высоким забором с колючей проволокой наверху… Пока.

До дома миссис Лудицки еще два квартала; надо повернуть с Оксфорд-стрит, подальше от плотного потока машин, вызывающего у меня головную боль, которая сдавливает виски так, будто в голове засел термит. И вдруг я чувствую, как нить слабеет.

Ленивец в ужасе взвизгивает и цепляется за меня; его длинные когти впиваются в кожу до крови.

— Знаю, приятель, знаю! — шепчу я на бегу. Сжимаю в кулаке лежащий в кармане холодный металлический ободок, как будто надеюсь подзарядиться от него. Чувствую почти незаметную пульсацию, но нить распутывается.

Мы с Ленивцем еще ни разу не теряли нити. Даже когда потерянная вещь как будто находилась вне пределов досягаемости. Однажды рукопись одного начинающего писателя развеяло в парке Эммаренция-Дам, и все же я по-прежнему чувствовала связь, идущую от него к каждой странице. А сейчас у меня возникло такое чувство, будто между кольцом и его владелицей отсыхает пуповина.

Рядом с подъездом миссис Лудицки я вижу карету скорой помощи и полицейский фургон, на фоне серой стены крутится красно-синий проблесковый маячок. Ленивец негромко хнычет.

— Все хорошо, — говорю я, задыхаясь, хотя совершенно уверена: ничего хорошего меня не ждет.

Слившись с толпой зевак, я вздрагиваю, когда меня вдруг берут за локоть.

— Что с вами, дорогуша?

Видимо, мне совсем плохо, потому что я не заметила в толпе странную парочку — тощую и долговязую женщину, похожую на ангела с огромными черными крыльями, и низкорослого толстячка с мальтийским пуделем, выкрашенным в нелепый оранжевый цвет — в тон шарфику у мужчины на шее. Толстяк и задал мне вопрос. На нем дорогие очки и безукоризненный костюм — складка на брюках острая, как челка у него на лбу. Его Пудель бросает на меня скучающий взгляд и нехотя виляет хвостом. Не скажу, что я в восторге от Ленивцев, но, по крайней мере, меня не наделили живым ершиком для туалета! Или грифом — я сужу по жутковатой лысой голове, которая качается вверх-вниз за плечами у тощей дылды и время от времени ныряет под крыло.

Возраст и даже в каком-то смысле пол дылды определить трудновато. Я бы дала ей от тридцати двух до пятидесяти восьми лет. Голова у нее почти лысая, как после химиотерапии, редкие пряди черных волос липнут к черепу. Брови у нее тонкие, выщипанные в ниточку. А может, она нарочно старается выглядеть пострашнее? На дылде тонкие серые рейтузы, заправленные в сапоги для верховой езды, а сверху — белая рубашка с закатанными рукавами. На груди крест-накрест кожаные ремни. Наверное, портупея предназначена для Птицы, сидящей у нее на спине.

— Что здесь случилось? — спрашиваю я у коротышки с шавкой.

— У-бий-ство! — театральным шепотом отвечает он, прикрыв рот ладонью. — Убили старушку со второго этажа. Ужас! Хотя я слышал, что она потрясающе хорошо сохранилась!

— Полицейские что-нибудь сказали?

— Пока нет, — отвечает дылда неожиданно низким, хрипловатым голосом, какой бывает у джазовых певиц.

Она говорит с каким-то восточноевропейским акцентом — то ли русским, то ли сербским. При звуках ее голоса Птица перестает чистить перья, и над плечами женщины нависает длинная шея с бородкой, как у индюка. Птица кладет морщинистую голову дылде на грудь; длинный острый клюв метит ей в бедро. Я присматриваюсь. Нет, у нее не Гриф — Марабу! Дылда нежно гладит Марабу по пятнистой голове — так можно гладить ребенка или любимого. Она так похожа на свою птицу, что я тут же окрестила ее Марабу.

— Откуда же вы знаете, что ее убили?

Мальтиец ухмыляется:

— Как вам известно, дорогуша, почти ни одному машави не удается самому выбрать себе животное… Но у Амиры особый дар. Она чует падаль. Ее ощущения обостряются рядом с местами убийства, хотя она любит и хорошие автокатастрофы. Верно ведь, лапочка?

Марабу улыбается в знак согласия — если только можно назвать ее гримасу улыбкой.

Из дома выходят санитары с носилками, на которых лежит тело в сером пластиковом мешке. Они затаскивают носилки в машину скорой помощи.

— Извините, — говорю я, проталкиваясь вперед. Санитар захлопывает задние дверцы, подает знак шоферу, чтобы тот выключил мигалку. Мертвым уже некуда спешить. И все-таки я должна спросить. — Там миссис Лудицки?

— Ты что, ее родственница? — раздраженно спрашивает санитар. — Если нет, это не твое дело, зоодевочка!

— Я работаю на нее.

— Тогда тебе крупно не повезло. Никуда не уходи! Полицейские наверняка захотят с тобой побеседовать.

— Хоть намекните, что с ней случилось!

— Скажем, так, солнышко: тихая смерть во сне — это не про нее.

Скорая испускает придушенный вой и выезжает на дорогу, увозя миссис Лудицки. Я сжимаю кольцо в кармане так крепко, что сапфиры впиваются мне в ладонь. Ленивец прячет морду у меня на шее, тычется в меня носом… Жалко, что я не могу его утешить.

— Грязное дело, — сочувственно замечает Мальтиец.

— А вы-то здесь при чем? — злюсь я непонятно почему. — Вы что, из полиции?

— Что вы, нет! — смеется толстячок. — Она бы, может, и хотела побежать за «скорой», — он кивает в сторону дылды, — да смысла нет!

— Примите наши соболезнования в связи с утратой, — говорит Марабу.

— Не стоит, — отвечаю я. — Я видела ее всего один раз.

— Позвольте спросить, какие именно услуги вы оказывали старушке? Были ее секретаршей? Ходили за покупками? Ставили ей клизму?

— Я кое-что для нее искала.

— И нашли?

— Я всегда нахожу.

— Лапочка, ну надо же, какое чу-дес-ное совпадение! Нет-нет, я вовсе не радуюсь, что ваша хозяйка умерла… Смерть — всегда ужасна. Просто дело в том… Видите ли…

— Мы тоже кое-что ищем, — перебивает его Марабу.

— Вот именно! Спасибо, — поворачивается к ней Мальтиец. — И значит, такой у вас… так сказать… дар? Ну да, ну да. Может быть, вы и нам поможете?

— Что я должна найти?

— Видите ли, Амира сказала «кое-что», а на самом деле мы ищем кое-кого.

— Извините, но людьми я не занимаюсь.

— Но вы ведь даже не знаете, о ком речь!

— И не нужно. Я не ищу пропавших людей.

— Мы хорошо заплатим.

Птица на спине дылды расправляет крылья, и я вижу белые стрелки с внутренней стороны черных перьев. Крылья у птицы обрезаны, а вместо лап — изуродованные обрубки. Теперь понятно, почему дылда постоянно таскает птицу на себе.

— Столько вам еще ни за один заказ не платили!

— Соглашайтесь, дорогуша. Ваша клиентка только что отбросила коньки. Простите за откровенность… Но что еще вы умеете делать?