Здравствуйте, Эмиль Золя! - Арман Лану

В главе, посвященной трагической гибели Эмиля Золя, автор, исследовав достоверные документы и факты, снова поднимает вопрос: что это было — несчастный случай или убийство?

Творчество Эмиля Золя — значительная веха в истории передовой культуры человечества. Оно оказало существенное воздействие на развитие литературы конца XIX столетия и на литературу нашего века. Влияние Эмиля Золя, как указывает Лану, испытали немцы Герхард Гауптман, заимствовавший из «Жерминаля» идею своих «Ткачей», и Генрих Манн, изобразивший в «Учителе Унрате» сестру Нана, американцы Теодор Драйзер и Эптон Синклер, который говорил, что ему хотелось бы писать именно так, как пишет Золя. Автор «Разгрома» явился родоначальником целой серии правдивых романов о войне, среди них Лану называет «Огонь» Анри Барбюса, «Воспитание под Верденом» Арнольда Цвейга, затем вышедшие в 1929 году почти одновременно — «Смерть героя» Ричарда Олдингтона, «Прощай, оружие» Эрнеста Хемингуэя, «На Западном фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка. Для полноты картины небезынтересно будет напомнить об испанце Бенито Пересе Гальдосе, который по примеру «Ругон-Маккаров» создал цикл романов о жизни современной ему Испании. Он был, вероятно, первым испанским писателем, обратившимся к изображению тяжелой доли рабочего класса. Нельзя не назвать и американца Фрэнка Норриса, известного советским читателям по роману «Спрут». Познакомившись с Эмилем Золя и его творчеством во время посещения Франции в 80-е годы, он замыслил написать серию книг «Эпос пшеницы». Перечисление писателей, которые так или иначе испытали воздействие Золя, можно было бы продолжить, здесь и венгерский поэт Эндре Ади, и польская писательница Габриэля За польская, и целое племя итальянских веристов — Луиджи Капуана, Федерико де Роберто.

Примером стало не только творчество Золя, но и его гражданский, политический подвиг — участие в Деле Дрейфуса. Этот подвиг, указывает Лану, зовет каждого из нас к активной борьбе с общественным злом и беззаконием.

«Нельзя ждать, Когда попирается справедливость! Надо действовать!»

Этот призыв Эмиля Золя два десятилетия спустя повторил Анри Барбюс. В 1919 году он опубликовал свою статью «Мы обвиняем!..». Барбюс обратился с призывом ко всем людям доброй воли спасти правду человеческую, спасая правду русскую. Статья эта была обвинительным актом против правительств США, Англии и Франции — врагов молодой Советской республики, она призывала всех, кому дороги истина и свобода, не быть безучастными свидетелями произвола и насилия.

Немногие зарубежные писатели могут соперничать в популярности с Эмилем Золя. Романы его в миллионных тиражах разбрелись по свету. На его долю выпало редкое и огромное счастье — он стал любимым писателем большинства. Книга Армана Лану поможет глубже понять и осмыслить великое творческое наследие Эмиля Золя, по достоинству оценить его гражданский подвиг.

Здравствуйте, Эмиль Золя!

Жизнь, вторая жизнь, кто мне ее даст?     Жизнь, которую я готов принести       в жертву труду и ради которой           не жаль умереть еще раз.

От автора

Жервезе, Жаку Робишону,

которым я обязан рождением этой книги

Говорить о биографии — значит вступить в беспредметный спор. Биография порождается историей и повествованием — жанрами, совершенно противоположными. Ибо если история и обладает некоторыми повествовательными качествами, то она теряет в научной достоверности, а если же она выигрывает в этом плане, то отдельные подробности могут убить в ней жизнь. Но в этом-то и очарование: все попытки передать жизнь на бумаге — не что иное, как нелепый спор.

Автор выбрал жизнь. Он перечитал великое множество творений писателя, который рассыпал их щедрой рукой и о котором написаны целые горы книг. Он старался как можно чаще поставить своего героя в «жизненную ситуацию», используя его труды, высказывания современников, некоторые документы и тогда (впрочем, пытаясь делать это как можно реже) шел ощупью, натыкаясь скорее на вероятность, чем на уверенность. Но нельзя же написать такой портрет, который жаждал заполучить Руссо-«таможенник», перенеся на холст точные размеры лица Аполлинера! Автор заставил говорить своего героя, не прибегая к романизированной биографии, но тем не менее используя приемы романа. Автор надеется: ему воздадут должное за то, что он никогда не пользовался без нужды приемами романа, но всегда создавал образы «в развитии». Некоторые фразы, которые произносит сам Золя, напечатаны курсивом или выделены кавычками. Фразы эти действительно сказал или написал сам Золя.

Наконец, автор, который за десять лет снялся с этим человеком, сумел разглядеть его подлинное лицо и полюбить его. О, конечно, на свой лад… Фанатики считают это великим кощунством. Во многих сценах центр тяжести падает на повествование, в особенности в тех, которые рассказывают о Второй империи, о режиме Мак-Магона и о Деле Дрейфуса. Если бросить ретроспективный взгляд на эти периоды, которые одновременно идеализируют прошлое и кажутся нам смешными, теперь они напоминают скорее пантомиму, детективный роман или шутовской хоровод, чем реальную действительность! Глупо утверждать, будто биограф мерил ту эпоху мерками сегодняшнего дня: как можно противопоставлять ту эпоху нашей современности?

Итак, история этого человека зарождается в сердце Парижа, который был вдвое меньше теперешнего, во времена Людовика XVIII и Бальзака, в царствование Короля-Буржуа… А тем временем вырастает четвертая держава — всемогущая пресса, которая укрепляется неподалеку от улицы Круасан, где, замыкая круг, погибнет Жорес, современник жизненных перипетий Эмиля Золя, тот самый Жорес, который в предсмертных судорогах сорвет кровавый и трагический занавес первой мировой войны, отбросившей жизнь Золя и его современников в романтизм нашей предыстории.

Это случилось в 1840 году, между Центральным рынком и Бульварами, Большими бульварами…

Часть первая

ФОНТАН ПОД ПЛАТАНАМИ

О край любви, цветущий, словно май,

Я навсегда твой верный сын, мой край!

Глава первая

На улице Сен-Жозеф, возле дома 10, консьержка настилала солому, чтобы хоть как-то заглушить шум грохочущих по мостовой повозок, но она ничего не могла поделать с пронзительными выкриками возчиков, почтальонов и продавцов газет, доносившихся с улицы Круасан и из квартала Виктуар. Чья-то жизнь угасала на втором этаже, а на четвертом — крик новорожденного возвестил о начале новой. Возле дома, построенного год назад рядом с кладбищем, где были погребены (Мольер и Лафонтен, начиналась обычная вечерняя суета: люди шмыгали меж домами, лепившимися друг к другу, мрачными, потемневшими от старости, закопченными пороховым дымом парижских восстаний.