Папина дочка (ЛП) - Марр Мелисса

— Мне так страшно, — шепчу я достаточно громко, чтобы Эд услышал. — Кто-то его убил!

Женщина-охранник достает свой телефон. Я знаю, что она делает, и часть меня хочет этого. Я хочу, чтобы приехала полиция, чтобы они сказали, что это сделал Эд, чтобы посмотреть, как далеко я смогу зайти, но я помню своего отца. Желание рисковать, всплеск адреналина и экстрим — вот почему он ушел. Он знал это. Он учил меня. Причина, по которой убийцы проигрывают в игре, в том, что они становятся слишком самоуверенными. Надо усмирить свой пыл.

Эд — переменная, и мне нужно разобраться с этим.

Охранник не сводит с нас глаз, но отходит назад, чтобы мы не слышали, как она зовет подмогу. Конечно, это также означает, что она не может услышать меня, если я буду осторожна.

Я не могу допустить, чтобы она вызвала полицию и все закончилось так быстро, поэтому беру ситуацию под контроль. Я достаю свой телефон и говорю Эду:

— Если она вызовет полицию, ты отправишься в тюрьму.

— Что..?

— Голосовая заметка, где ты мне угрожаешь. — Я протягиваю ему свой телефон с открытым аудио-файлом. — Останови ее!

Он останавливается на мгновение, словно что-то обдумывая а потом набрасывается на охранника. Он толкает ее в спину, и ее голова издает шум, как при ударе тыквы о тротуар. Толстая женщина падает. Внезапный порыв ярости. Там кровь, и я подхожу ближе.

Женщина еще дышит.

— Закиньте ее в воду. — Я не отворачиваюсь от нее. Она жива, но ненадолго. В этом есть что-то прекрасное. Это не так захватывающе, как когда мертвец перестал дышать, но Эд делает это.

Для меня. Только для меня.

Эд смотрит на меня, потом на труп в шезлонге. Он смотрит на раненую женщину-охранника. Оказавшись в воде, она начинает барахтаться, а грязная вода становиться серой от пятен крови, что вытекает из разбитой головы.

— Если ты хочешь, чтобы она тоже умерла, убей ее сама. Я не...

Я начинаю воспроизводить голосовую запись нашего разговора, когда мы стоим рядом с умирающей женщиной. На записи мой дрожащий голос рассказывает о ревности и подглядывании.

Я призываю его:

— Сделай это! Утопи толстуху!

Но он не реагирует. Вместо выполнения моей просьбы он разворачивается и уходит. Я слышу его шаги и думаю о том, что может произойти дальше. Он может пойти в полицию. Он может сделать вид, что ничего не произошло. Он может пойти за мной, потому что у меня есть запись. Может попытаться напасть на меня, чтобы забрать телефон. Я понимаю это и приветствую. Я чувствую прилив адреналина и волнение. Я впервые понимаю то, чему учил меня отец. Я чувствую себя близкой к нему так, как не чувствовала с тех пор, когда стояла рядом в лесу, перед вырытой могилой.

Я улыбаюсь, подхожу к отколотому бортику бассейна и несколько раз опускаю ногу на голову женщины-охранника. Она наконец-то замирает и перестает взбивать руками воду. Осматриваюсь по сторонам, убеждаюсь, что ничего не забыла, и отправляюсь в свою комнату ждать. Возможности почти не дают мне уснуть, но волнение, трепет первого раза, тот факт, что есть кто-то, кто знает мои тайны. Это именно то, о чем мой отец рассказывал мне в качестве сказки на ночь.

Я знаю, кто я.

— Папина дочка, — шепчу я ответ на вопрос, который он задавал каждую ночь. Он рассказывал мне истории о том, что он делал, как колыбельные, но те в которых волк побеждает. Мой отец обычно побеждал. Он рассказывал мне о каждой Красной Шапочке, которая проиграла.

Когда я стала старше, он показывал мне фотографии своих подвигов. Каждый раз он спрашивал меня, кто я. И был только один правильный ответ:

— Я папина дочка.

И теперь лежа на кровати и смотря в потолок, на мгновение я почти слышу его тихий голос:

— Ты такая же, как твой отец, Айрис. Ты будешь такой же, как я. Даже лучше.