Перемирия не будет - Мейси Эйтс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прошло уже шестнадцать лет.
– Для меня это не имеет значения.
– Еще раз говорю: я не отдавал приказа убивать ваших людей. Хотя в это многие не верят. Эта история преследует меня, как ночной кошмар.
– Преследует? – Самира презрительно скривила губы. – Ты, наверное, страшно страдал? Здесь, во дворце, при власти? Куда там сравнивать с моими страданиями по своей стране!
– Когда тебя обвиняют в том, чего ты не совершал, – это всегда непросто, – парировал шейх. – Хотя я не посылал своих людей захватывать твою родину. Зачем это мне? Что бы я выиграл от этого? Я никак не мог повлиять на события. Хотя до сих пор считаю себя ответственным за то, что произошло.
– Ты противоречишь себе, шейх. Либо ты виноват в случившемся, либо нет.
– У меня был выбор. Я решил стоять за свой народ, за своего отца, за свой род. Если бы я знал, чем все кончится, возможно, мой выбор был бы иным.
– Ты что, считаешь себя богом?
– Я шейх. Это почти одно и то же.
– Значит, ты – бог-неудачник.
– А ты? Ты считаешь себя богиней? – спросил он, встав возле кровати – высокий, прямой, горделивый.
– Нет. Я – ангел смерти. Я ищу не власти, а справедливости.
– Ты думаешь, еще одна смерть приблизит справедливость?
– Кто отдал под суд шейха Джахара? Кто оставил мою страну обезглавленной?
«Кто лишил меня отца?» – хотела добавить она, но не смогла. Это была бы слабость, а она не хотела показывать ему свою слабость.
– Я, – твердо ответил шейх. – Потому что кровь правителя Кадры была на его руках.
– Но у Кадры остался наследник!
– И в Кадре не было обозленной толпы. – Его лицо окаменело. – Смерть короля, конечно, потрясла Джахар, но если бы люди не страдали…
– Я здесь не для того, чтобы говорить о политике!
– Да-да, я помню: чтобы перерезать мне горло. Но лично я предпочитаю поговорить о политике.
Самира на секунду отвела глаза, чтобы собраться с духом.
– Ты оставил маленькую девочку без защиты, – тихо проговорила она. – А королеву – без мужа.
– А что мне было делать, когда король Джахара отнял жизнь моего отца? И моей матери?
– Он не…
– Мы не будем говорить о моей матери, – яростно произнес он. – Я запрещаю!
– Вот поэтому мы оказались здесь, – спокойно сказала Самира. – Теперь ты меня убьешь?
– Ты хотела убить меня, маленькая гадюка, – задумчиво произнес шейх. – И до сих пор жалеешь, что тебе это не удалось. Полагаю, мне стоило бы приказать отделить твою очаровательную головку от шеи.
Самира схватилась за горло. Это был рефлекторный жест. Жест трусости. Ей это не понравилось.
– Однако, – продолжал шейх, – мне не хватит духу убить девочку-подростка.
– Я не подросток.
– Значит, почти подросток. Тебе не больше двадцати.
– Двадцать один, – процедила она сквозь зубы.
– Значит, у меня недостает духу убить девушку двадцати одного года. Так что лучше я постараюсь извлечь пользу из твоего присутствия. – Ферран задумчиво провел пальцем по лезвию ее кинжала. – Только придется не сводить с тебя глаз. А то эта штука быстро окажется торчащей у меня из спины.
– Я ничего не буду обещать тебе, шейх, – вскинула голову Самира.
– Тебе стоило бы научиться использовать инстинкт самосохранения.
– Прости. Просто я до сих пор не верю, что у меня есть шанс на жизнь.
Что-то изменилось в лице шейха. Он сдвинул брови:
– Самира. Ты не служанка. Ты – Самира.
В конце концов он ее узнал. А она надеялась, что этого не случится. Он ведь не видел ее с тех пор, как ей исполнилось шесть.
Она посмотрела Феррану прямо в глаза:
– Самира аль-Азем, шейха Джахара. Принцесса без дворца. Я пришла заставить тебя отдать долг.
– Ты считаешь, я должен заплатить кровью, малышка Самира?
– Не называй меня малышкой. Я чуть не выбила тебе мозги.
– Верно. Но для меня ты все равно малышка.
– Попробуй быть таким дерзким, когда кинжал вновь окажется у меня в руках и я перережу тебе глотку, шейх.
– Да, ты изменилась. – Он внимательно разглядывал ее.
– Разумеется. Мне уже не шесть лет.
– Я не позволю тебе забрать мою жизнь. Она мне дорога.
– Да, самосохранение – это и правда инстинкт.
– Для большинства, – сухо сказал он.
– Но не для того, кому нечего терять.
– Как тебе?
– А иначе стала бы я пробираться в твой дворец и пытаться убить тебя? Я не ценю жизнь.
Его глаза приняли спокойное выражение.
– Я не могу заплатить тебе кровью, Самира. Но ты оплакиваешь свое наследство. Свой дворец. И здесь я могу тебе помочь.
– Неужели?
– Да. Я придумал, как использовать тебя. Через неделю я представлю тебя всему миру как мою будущую жену.
Глава 2
– Нет.
Ферран внимательно смотрел на женщину, сидевшую на его постели. Она называла себя Самирой аль-Азем и, насколько он мог надеяться на свою память, действительно была ею. Самирой, восставшей из мертвых.
Он был уверен, что принцесса погибла. Смешливая темноглазая девчушка, которую он так хорошо помнил, сгинула в вихре жестоких убийств. Ссора, начавшаяся во дворце в Кадре, закончилась смертью шейха Джахара и выплеснулась через границу Джахара волной насилия, залившей дворец кровью.
Шейх Джахара сам первым поднял оружие. Он пошел на штурм дворца Кадры, мстя за интрижку своей жены с отцом Феррана. Тогда Самира была еще ребенком, а Ферран – мальчишкой-подростком. После этого все вышло из-под контроля, и в итоге множество людей нашли свою смерть.
Весь мир считал, что Самира стала одной из жертв.
Действительно ли перед ним принцесса?
Он считал, что девочка, которую он знал, давно мертва. И что он отчасти виноват в ее смерти. Возможно ли, что она осталась жива?
Она была небольшого роста, темноволосой – насколько он мог понять. Шарф всегда тщательно укрывал ее волосы, и об их цвете можно было судить лишь по угольно-черным бровям. В его дворце служанок не обязывали закрывать волосы и лица. Он был уверен, что она работает здесь, во дворце, хотя и не так давно. Слуг у него было много, и ему незачем было помнить каждого из них в лицо.
Впрочем, это лицо он запомнит. Лицо девушки, которая пыталась убить его здесь, в собственной спальне. Возможно, той самой, мысли о которой не покидали его на протяжении шестнадцати лет…
В его душе боролись гнев и жестокое веселье. Итак, память о прошлом настигла его – и как! Самая невинная из жертв вознамерилась отнять его жизнь. Вот оно, доказательство, что в тот день справедливость оказалась попрана.
Хотя он за это не в ответе. Совершенная им справедливость разрушила ее жизнь. И все же он ничего не мог поделать. Как он мог выпустить на свободу человека, лишившего его страну лидера, вынудившего заменить мужчину – мальчиком.