Иоанна — женщина на папском престоле - Донна Кросс

Девочка хотела позвать мать, но промолчала. Если она издаст хоть один звук, гигантская рука вцепится в нее. Ребенка сковал страх. Но вскоре она упрямо вздернула подбородок: если это нужно сделать, значит, она сделает. Очень медленно, не отводя глаз от врага, девочка слезла с кровати, коснувшись босыми ногами холодного земляного пола. Знакомое ощущение успокоило ее. Едва дыша, она пробралась к двери, за которой спала ее мать. Сверкнула молния, страшная рука пошевелилась, сделалась еще длиннее и стала преследовать девочку. Она подавила крик, напряглась всем телом и заставила себя двигаться медленнее.

Вот уже совсем близко. Вдруг над самой головой снова прогремел гром, и в тот же момент что-то коснулось ее спины. Она отскочила и обернулась, споткнувшись о стул.

В этой части дома было темно и тихо, слышалось только спокойное ровное дыхание матери, и девочка догадалась, что та крепко спит. Шум не потревожил ее. Ребенок быстро подошел к кровати, поднял шерстяное одеяло и шмыгнул под нега. Мать лежала на боку, слегка приоткрыв рот. Теплое дыхание ласкало детскую щеку. Девочка прижалась к матери, чувствуя тепло ее тела через тонкую льняную рубашку.

Потревоженная Гудрун зевнула, повернулась, открыла глаза и сонно взглянула на дочь, — Малышка, тебе нужно спать. Быстро тоненьким, испуганным голосом Джоанна рассказала матери про страшную руку.

Гудрун слушала, поглаживая и успокаивая дочь. Она легонько коснулась пальцами ее лица, едва различимого в темноте. «Девочка некрасива, — печально отметила Гудрун, — слишком похожа на мужа. — Маленькая Джоанна была плотной и коренастой, а не стройной и грациозной, как все женщины в роду Гудрун. Но большие выразительные серо-зеленые глаза с темным ободком вокруг зрачка были прекрасны. Гудрун погладила белокурые локоны Джоанны, любуясь их блеском, отливавшим золотом даже в сумерках. — А волосы мои. Не такие жесткие и темные, как у ее отца и у всех его сородичей. Мой ребенок. — Намотав локон на палец, Гудрун улыбнулась: хотя бы эта моя.

Материнская ласка успокоила Джоанну. Играя, она расплела косу Гудрун, и волосы рассыпались по подушке. Девочка залюбовалась красивыми волосами матери. Она никогда еще не видела их распущенными. По настоянию каноника, Гудрун всегда заплетала волосы в тугую косу и убирала ее под грубый льняной чепец. «Женские волосы, — говорил муж, — это сети, в которые сатана ловит души мужчин». А у Гудрун были очень красивые, длинные и мягкие волосы, чистого светло-золотистого цвета, совсем не тронутые сединой, хотя она прожила уже тридцать шесть зим.

— Почему уехали Мэтью и Джон? — вдруг спросила Джоанна. Мать объясняла ей это несколько раз, но Джоанна хотела услышать снова.

— Ты знаешь почему. Отец взял их с собой в миссионерскую поездку.

— А почему мне нельзя?

Гудрун терпеливо вздохнула. У ребенка так много вопросов!

— Мэтью и Джон — мальчики; когда-нибудь они станут священниками, как твой отец. А ты — девочка, поэтому эти дела тебя не касаются. — Заметив, что Джоанна недовольна ответом, она добавила: — Кроме того, ты еще очень маленькая.

— В январе мне исполнилось четыре! — возмутилась Джоанна.

Гудрун лукаво посмотрела на дочь.

— Ах да! Совсем забыла, ты теперь большая, верно? Четыре годика! Совсем взрослая.

Джоанна лежала тихо, пока мать гладила ее по волосам, и, наконец, спросила:

— Кто такие язычники?

Перед отъездом отец и братья много говорили о язычниках. Джоанна не понимала, что такое язычники, хотя и догадывалась: это очень плохо.

Гудрун поежилась. Слово обладало колдовской силой. Его произносили воины, которые разрушили ее дом, вырезали всю семью и друзей. Темные, беспощадные люди короля франков Карла. Теперь, когда он умер, люди назвали его «Великим». «Назвали бы они так короля, если бы видели, как его воины вырывали у саксонских матерей младенцев и разбивали их головы о камни?» — подумала Гудрун и, убрав руку с головы Джоанны, легла на спину.

— Спроси об этом своего отца.

Джоанна не понимала, что плохого она сделала, но в голосе матери услышала необычную суровость и испугалась, как бы та не отослала ее, если она не исправит ошибку. Девочка быстро попросила:

— Расскажи еще про древних.

— Не могу. Папа не разрешает рассказывать эти сказки, — голос матери звучал неуверенно.

Джоанна знала, что делать. Торжественно положив руку на сердце, она поклялась именно так, как учила мама, именем Тора Громовержца сохранить тайну.

Гудрун засмеялась и крепко обняла дочь.

— Ну хорошо, перепелочка моя. Я расскажу, ты так славно улещаешь меня.

Голос ее снова смягчился, стал задумчивым и певучим, когда она начала рассказ про Вотана, Тора, Фрейю и про других богов, о которых слышала в детстве до того, как Карл принес с кровью и мечом в Саксонию Слово Христа, Гудрун нараспев говорила об Агарде, сияющем дворце богов, сделанном из серебра и золота. Чтобы добраться туда, нужно было переправиться через Биврест, таинственный радужный мост. Охранял этот мост Хеймдалль, страж богов. Он никогда не спал и слышал, как растет трава, В Вальхалле жил Вотан, бог-отец, а на его плечах сидели два ворона Хугин, «думающий», и Мунин, «помнящий». Сидя на троне, пока пировали другие боги, Вотан выслушивал то, что говорили ему вороны.

Джоанна радостно кивнула: это была любимая часть истории.

— Расскажи про Источник мудрости, — взмолилась она.

— Хотя Вотан был очень мудр, — пояснила мать, — он стремился к еще большей мудрости. Однажды Вотан пришел к Источнику мудрости, охраняемому великаном Ми миром, и тот спросил: «Какую цену ты заплатишь?» Вотан ответил, что любую. «Мудрость продается только в обмен на боль, — сказал Мимир. — Если желаешь испить из этого источника, отдай свой глаз».

— Вотан так и сделал, мама, да? Он правда так поступил? — спросила возбужденная Джоанна.

Мать кивнула.

— Это был трудный выбор. Вотан пожертвовал глазом и выпил воды из источника. А потом передал людям обретенную им мудрость.

Джоанна серьезно взглянула на мать.

— А ты, мама, тоже бы так сделала… чтобы стать мудрой и узнать про все на свете?

— Такой выбор совершают только боги. — Увидев настойчивый взгляд ребенка, Гудрун призналась. — Нет. Я бы очень испугалась.

— Я тоже, — задумчиво произнесла Джоанна. — Но мне бы очень хотелось узнать, что расскажет Источник.

Гудрун улыбнулась.

— Возможно, тебе не понравилось бы то, что ты узнала. Есть поговорка: «Сердце мудрого человека редко счастливо».

Джоанна кивнула, хотя ничего не поняла.

— А теперь расскажи про Дерево, — попросила она, крепче прижимаясь к матери.

Гудрун начала описывать Ирминсуль, волшебное дерево, которое росло в самой священной саксонской роще у источника реки Липпе. Ее народ молился возле него, пока Ирминсуль не срубили воины Карла.

— Дерево было очень красивое, — сказала мать. — И такое высокое, что никто не видел его верхушку. Оно…

Гудрин замолчала. Ощутив чье-то присутствие, Джоанна подняла голову: на пороге стоял отец. Мать села на кровати.

— Муж мой, — произнесла она, — я ждала вас не ранее, чем через две недели.

Каноник не ответил. Взяв со стола возле двери восковую свечу, он подошел к очагу и поднес ее к тлеющим углям. Свеча загорелась.

— Ребенка напугала гроза, — нервно пояснила Гудрун. — Я хотела успокоить девочку безобидной сказкой.

— Безобидной! — голос каноника дрожал от гнева. — Ты называешь это богохульство безобидным? — Сделав два больших шага, он приблизился к кровати, поставил свечку и сдернул с жены и дочери одеяло. Джоанна лежала, обхватив мать руками и наполовину скрывшись под копной ее белокурых волос.

Каноник стоял в недоумении, глядя на распущенные волосы Гудрун, по вскоре гнев вернулся к нему.

— Как ты посмела! Я же настрого запретил! — схватив Гудрун, он начал стаскивать ее с кровати. — Языческая ведьма! — Джоанна теснее прижалась к матери. Лицо каноника потемнело. — Дитя, удались! — взревел он. Джоанна колебалась, разрываясь между страхом и желанием защитить мать.

Гудрун оттолкнула ее.

— Иди же. Быстрее!

Джоанна спрыгнула на пол и убежала. У двери она обернулась и увидела, как отец схватил мать за волосы, запрокинув ее голову назад, и заставил встать на колени. Джоанна побежала обратно, но замерла от ужаса, ибо отец достал из-за пояса свой длинный охотничий нож с рукояткой из кости.

— Forsachistu diabolae? — спросил он Гудрун на саксонском, едва слышным голосом. Она не ответила и каноник приставил к ее горлу нож. — Произнеси эти слова! — грозно воскликнул он.

— Ec forsacho allum diaboles, — испуганно пробормотала Гудрун. — Wuercum and wuordum, thunaer ende woden ende saxnotes ende aleum…

Оцепенев от страха, Джоанна смотрела, как отец поднял волосы матери и полосонул по ним ножом: пряди посыпались на пол золотым потоком.