Трактат о лущении фасоли - Веслав Мысливский

Мне эти их фигуры иногда снились. Я вскакивал посреди ночи с криком, весь в поту. Мать думала, у меня какая-то хворь начинается. Заставляла пить травяной отвар, мед есть, потому что я боялся признаться, что это все из-за фигур. Не знаю почему. Может, я как раз того и боялся, что боюсь. Да еще резных фигур. Вы ведь сами знаете, у страха уровней много. Один спать не дает, другой, наоборот, сон нагоняет. А третий... Впрочем, что теперь говорить. Нет фигур, нет Кужджалов. Мед я, кстати, любил, а от отвара меня прямо выворачивало. Но мать стояла надо мной, следила: пей, пей, это для твоего же здоровья.

Вы любите травяные отвары? Ну вот и я тоже. Но мед-то, надеюсь, любите? Тогда я вам дам баночку с собой. По крайней мере, не будете казниться, что зря ко мне приехали. У меня свой, не покупной. Тут со стороны леса — может, видели — стоят несколько ульев, так это мои. И с этих нескольких, если год урожайный, меда — выше крыши. Одному не съесть. У меня с прошлых лет мед есть, такой, отстоявшийся — самый лучший. Если кто мне какую услугу окажет, так я медом расплачиваюсь — бывает, человек денег брать не хочет. Или вот, как сейчас, в несезон, кто-нибудь заглянет в гости — без баночки никогда не уйдет. Или в домиках кто-нибудь именины празднует, пойду поздравить и в подарок хоть баночку меда отнесу. Или где дети — о детях я всегда помню, без повода. Детям мед непременно надо есть.

Но лучше всего мед пить. Как? Заливаете утром чайную ложечку меда половиной стакана чуть теплой воды. И пусть себе стоит до следующего утра. Выжимаете половинку или четверть лимона, перемешиваете и пьете натощак, по меньшей мере за полчаса до завтрака. Если напиток слишком холодный, добавить чуть-чуть горячей воды. Рецепт здоровья. И для сердца, и от ревматизма. Мед все лечит. Не будете простужаться. В молодости, когда я на стройках работал, жили мы на квартире у одного пчеловода, и он меня научил. Да только разве тогда до меда было? Никогда на это времени не хватало. В крайнем случае водку пили. Водка тогда от всего была лекарством, а не мед.

Вы какой предпочитаете, вересковый или падевый? Падевый хвойный, а не с лиственных растений — он аж черный и гораздо лучше. Так я вам дам и того, и другого, по баночке. Я больше всего люблю гречишный. Был здесь один человек, он когда-то сеял много гречихи. Дня три назад я ему табличку подновлял.

Еще гречиха цвести не начала, а он уже в поле ульи выставляет. Я ходил смотреть, как он собирает мед. В капюшоне, сетка на лице, а я — без всего. И не поверите, ни одна пчела меня не ужалила. Садиться — садились, но ни разу. Он все надивиться не мог. Мол, пацан, странный ты какой-то. Ладно я, пасечник... Сбегай, принеси какую-нибудь посудину. И прямо из улья наливал мне этого меда.

А теперь кто здесь станет сеять гречиху, да и где? Сами видели: водохранилище, на берегу — домики, лес. Лес и тогда был. Это единственное, что и тогда было, и теперь есть. Правда, тогда лес больше рос на этом берегу.

А сейчас и на том берегу, где поля были, поднялся. Лес, если не остановить, — он на дома пойдет. Где дворы были, там тоже все заросло. На том берегу — я имею в виду на том берегу Рутки. Рутка? Река, которая текла здесь раньше, я вам говорил, что она делила деревню пополам. Откуда взяться водохранилищу, если бы реки не было? От руты, не от руды. Знаете, что такое рута? Ну, вы не исключение. Те, кто здесь, в домиках, живет, тоже почти никаких трав не знают. Разве что мяту с ромашкой. Деревьев не знают, дуб от бука не отличат. О грабе, яворе и говорить нечего. Рожь с пшеницей путают, пшеницу с ячменем. На все про все у них одно слово — «колосья». Интересно, просо бы признали? Я смотрю, проса нынче люди мало сеют.

Рутой лечились, отдельно и в травяные сборы добавляли. От глазных болезней, от нервов, ран, ушибов, заразы всякой. Отвары, примочки. Порчу сводили. Но прежде всего барышни плели из руты венки. Она женихов притягивает. Много ее здесь росло, может, поэтому Рутка? Вы себе не представляете, что это была за река. Небольшая, как все деревенские речки. Текла по широкой долине, в долине раскинулись заливные луга, а уж за ними — поля. Местами была пошире, местами поуже. Кое-где, если долго дождей нет, можно было по камням перейти. Встанешь на краю долины — и как солнце из-за туч выйдет, кажется, будто вся она движется вместе с Руткой. Правда, иной раз речка разливалась, всю долину занимала — когда снег тает или как дожди зарядят. Тогда не поверить было, что это наша Рутка — такая она становилась грозная. Не только долину заливала, но и на поля выходила. Тем, кто жил в низине, приходилось переселяться повыше. Тогда да, Рутка мстила людям, заставляла их слезы лить. Но вода спадала, и снова она спокойная и ласковая. Текла неспешно. Бывает, бросишь палку и идешь за ней вдоль берега: кто быстрее — ты или Рутка? И даже если идти медленным шагом, все равно обгоняешь. Она вилась, петляла, а в излучинах зарастала аиром, камышом, кубышками, кувшинками. Когда все расцветало — вы себе не представляете, что это было. А соловьи в мае...

Не везде Рутка была мелкой речушкой. Кое-где — да. Но и глубокие места были. А уж одно — самое глубокое. Туда ходили топиться. Чаще молодые, если им родители не позволяли обвенчаться. Таких вроде больше всего. Говорили, там испокон веку топились, потому что это всегда было самое глубокое место. Но вообще топились по разным причинам. И не только молодые. Хотя не все топились — некоторые вешались. А Рутка текла себе да текла.

Вы не поверите, но она казалась мне самой большой рекой в мире. Я даже свято верил, что все реки зовутся Рутками и все берут начало от нашей Рутки, как от матери. Я уже в школу ходил, а все никак не мог поверить, что есть на свете реки гораздо больше нее и каждая зовется по-своему.

У нас была