Декабристы - Марианна Яхонтова

М а р и н а. Боже мой! Я думала, это Мишель. Простите, ради бога, простите.

С е р г е й М у р а в ь е в. Как будет счастлив Миша. Я сейчас позову его. Позвольте представить вам: Иван Эдуардович Шервуд. (Подходит к террасе.) Степан!

С т е п а н (из комнаты). Что прикажете, ваше высокоблагородие?

С е р г е й М у р а в ь е в. Попроси сюда Михаила Павловича.

С т е п а н. Слушаюсь. У нас рама сгнила, ваше высокоблагородие. Экие окошечки шутовы!

С е р г е й М у р а в ь е в. После об этом.

С т е п а н. Опять забудете. Говорил намедни - и забыли. Стекло вывалится. (Уходит.)

Ш е р в у д. Вы, вероятно, из столицы, сударыня, и не привыкли к захолустью, где просвещенный человек не в силах приложить щедрые дары, данные ему природой.

М а р и н а. Из столицы? Почему вы так думаете? Нет, я всегда жила в деревне.

Ш е р в у д. Эта земля недостойна вас, сударыня. Вы... (Сергей Муравьев подходит к ним.) Вы извините, г-н подполковник, долг службы призывает меня. Примите выражения нижайшего почтения, сударыня.

М а р и н а. До свидания. (Шервуд уходит.) Какой странный солдат. Он смотрел на меня так, точно я его ротный командир. Хотя и приказано есть начальство глазами, но мне стало страшно.

С е р г е й М у р а в ь е в. Я уверен, что он больше не ошибется.

М а р и н а. Как вы угадали, что это я? Вы меня никогда не видели. Ах, да, вам Мишель говорил. Всем известно, что обрученные не щадят чужого слуха. А я тоже узнала вас, как только вы обернулись. Мишель...

С е р г е й М у р а в ь е в. Не пощадил и вашего слуха?

М а р и н а. Нет, нет, это совсем другое. Мне говорил не только он, - я с вами давно знакома. Я читала о вас у Плутарха.

С е р г е й М у р а в ь е в. Где же именно?

М а р и н а. В жизнеописании Брута.

С е р г е й М у р а в ь е в (быстро). Брута? Но без Цезаря он не Брут.

М-м Л о р э (выходит с Софьей). Марина, вы не имеете ко мне сострадания.

М а р и н а. Я иду, я не подумала. Вы не будете дурно думать обо мне, Сергей Иванович?

С е р г е й М у р а в ь е в. Я буду думать, что Мишель взял лучшее из всех сокровищ Верреса.

(Входит Бестужев.)

Б е с т у ж е в. Марина! Моя милая богиня! Каких святых я должен благодарить за это?

М а р и н а. Оставьте в покое святцы, Мишель. Я раскаиваюсь...

Б е с т у ж е в. В чем? В том, что я могу держать и поцеловать вашу чудную ручку? М-м Лорэ, как я счастлив...

М-м Л о р э. Видеть меня? И я поверю? Вы меня проклинаете. Марина, мы едем.

Б е с т у ж е в. Сережа, ты помнишь, сколько раз я говорил тебе об этом необычайном сходстве...

М-м Л о р э. Вы совершенно напрасно пытаетесь отвлечь мое внимание. Коляска стоит у калитки.

Б е с т у ж е в. К тому же, я говорил тебе, что м-м Лорэ поклонница г-жи Ленорман, к которой ты ходил в Париже и получил удивительные предсказания, правда, не исполнившиеся, но, тем не менее, необычайные.

М-м Л о р э. Мишель, вы неисправимый атеист и, без сомнения, будете наказаны в том мире. Все таинственные силы скрыты от неверующих. Мне она заочно предсказала, что меня убьют разбойники, и я не поверила, - я тогда не предполагала, что попаду в Россию.

С о ф ь я (Бестужеву). Вы не должны говорить о том, чего не знаете. Я бывала у Татариновой, и мне открылся новый мир: мне казалось, что я уношусь в небо.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы бывали у Татариновой? Но ведь это хлыстовщина.

Б е с т у ж е в. Марина, неужели и вас захватила эта мистическая пляска.

М а р и н а. Я предпочитаю бальную.

М-м Л о р э. Вы видели г-жу Ленорман? О, расскажите!

М а р и н а. Смотри, Софи, здесь уже поспели вишни, а у нас они совсем зеленые.

С о ф ь я. Марина!

С е р г е й М у р а в ь е в (наклоняя ветку). Пожалуйста.

М-м Л о р э. Что же вам она предсказала?

С е р г е й М у р а в ь е в. Что если я не доживу до старости, то умру в молодости.

М а р и н а. Что если вишни сладкие, то они не кислые, что если меня зовут Мариной, то, следовательно, не Сусанной. И все это совершенная правда.

Б е с т у ж е в. Что если вы живете, то мир полон. Не так ли, моя дорогая, она сказала это? Если вас не будет, то я умру.

М а р и н а. Правду говоря, последнего я не слыхала.

Б е с т у ж е в. Я должен наказать вас. (Целует руку Марины.)

М-м Л о р э. О, вы раскаетесь в своем неверии, когда придет минута горести. Молодость, счастье, так все преходяще на земле... Мы не более как листья, уносимые осенним ветром. Наша жизнь в руке вечного.

С о ф ь я. Мы идем, madame.

М а р и н а. Сергей Иванович, мы ждем вас. Весь мотовиловский птичник ждет вас.

(М-м Лорэ и Софья выходят. Марина приостанавливается у калитки.)

М а р и н а (Бестужеву). Вы проводите нас. Бедный, как, верно, вам наскучили все тайны. Ненавижу все таинственное. Вы должны дать мне слово, что привезете к нам Сергея Ивановича. Слышите? Непременно. (Бестужев и Марина уходят.)

(Входят Спасенихин, Пашков, Гульбин и Щур.)

С п а с е н и х и н. Списали, ваше высокоблагородие. Все тут.

С е р г е й М у р а в ь е в. Хорошо. (Просматривает бумагу.)

(Входят Гебель и Шервуд.)

С е р г е й М у р а в ь е в (отдает бумагу Пашкову). Ступайте. (Гульбин, Пашков, Спасенихин и Щур идут к калитке.)

Г е б е л ь. Все учите их, Сергей Иванович? Напрасно, напрасно.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы думаете?

Г е б е л ь. Государству вред, когда люди, обязанные повиноваться, входят в разные рассуждения. Спасенихин! Щур! (Спасенихин и Щур вытягиваются во фронт. Гульбин и Пашков уходят.) При всем моем к вам уважении, не могу не заметить, что занятия экономией и прочими философиями ведут к гордыне. Солдатам не нужны Вольтеровы бредни, ибо только уподобясь машине, можно быть достойным членом государства. Не только тело, но и разум должен подчиняться дисциплине и строю. (Кн. Трубецкой выходит на террасу.) Не правда ли, князь? Ежели командиру кажется, что он видит на небе тарелку, а не солнце, то и все должны видеть тарелку. Я ведь тоже прожекты сочинял. Когда все будут дышать одной ноздрей, только тогда придет конец революциям.

С е р г е й М у р а в ь е в. Грандиозная мысль, Густав Иванович, чтоб 50 миллионов думали всегда одно и то же. Только она, пожалуй, еще скорей приведет к революции.

Г е б е л ь. Уверен в противном. Вы солдат вольномыслию обучаете, а я покажу вам, что действительно требуется от офицера. Вот и князь посмотрит, что у нас не хуже гвардии. (Входит Бестужев.) И молодежи не вредно.

Б е с т у ж е в. Сегодня праздник. Учений нет.

Г е б е л ь. Отечеству можно пожертвовать получасом. (Сергею Муравьеву.) Я попрошу у вас два стакана воды.

С е р г е й М у р а в ь е в. Воды? Степан, дай сюда два стакана.

Г е б е л ь. Я им выбью бредни из головы. Всех философов в чахотку вгоню.

С т е п а н (приносит два стакана воды.)

Г е б е л ь (Спасенихину и Щуру). Смирно! (Ставит им стаканы на кивера.) Что ногами перебираете, как лошади!

Б е с т у ж е в. Что это за представление?

С е р г е й М у р а в ь е в. Польский пан забавляется.

Г е б е л ь. Шервуд, следи - точно ли шаги будут делать в аршин.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы готовите их в цирк или в балет?

Г е б е л ь. В ординарцы. Раз, два! Раз, два! Философы поротые.

Ш е р в у д. Шаги меньше на вершок, ваше высокоблагородие. На один вершочек. Вот, вот точно-с.

Б е с т у ж е в. Он с ума сошел?

С е р г е й М у р а в ь е в. Подожди. Мне интересен Шервуд.

Г е б е л ь. Мы ведь барышни, шагать широко стесняемся. Как ты носки выворачиваешь, а? Стой! Как у него ноги стоят, точно у гуся.

Ш е р в у д. Точно-с, точно-с.

Г е б е л ь. Ляг, посмотри. (Шервуд ложится на землю.) Ровно?

Ш е р в у д. Криво-с! Криво! Нога петушья-с! (Смеется.)

Г е б е л ь. Пусти! (Ложится сам и смотрит.) Вправо! Вправо! (Встает. Щур роняет стакан.) Тетеря! Русская свинья! (Дает пощечину Щуру.)

Б е с т у ж е в. Мерзавец!

С е р г е й М у р а в ь е в (удерживает его, потом подходит к Гебелю). Довольно, Густав Иванович.

Г е б е л ь. Подполковник Муравьев...

С е р г е й М у р а в ь е в. Я говорю вам - довольно. (Солдатам). Вы можете итти, Шервуд. Слышите. Я вам приказываю. Ну!

(Спасенихин, Щур и Шервуд уходят.)

Кн. Т р у б е ц к о й. Вам бы не следовало забывать, полковник, что поляк не смеет издеваться над русскими солдатами, и ваш генерал имеет законное право удалить вас со службы.

С е р г е й М у р а в ь е в. Оставьте, князь. Нам незачем обращаться к закону. Я так же мало верю ему, как честности полковника.

Г е б е л ь. Как вы можете оскорблять вашего командира и закон? Вы сами корбонар, бунт в полку сеете.

С е р г е й М у р а в ь е в. На это я вам отвечу после.

Г е б е л ь. Я не позволю вам...

С е р г е й М у р а в ь е в. Если вы не замолчите, то я повторю свои слова перед всем полком, и тогда вам останется или вызвать меня на дуэль или подать в отставку.

Г е б е л ь. Я и так вызову вас. Я проучу. Я дворянин и не позволю мою честь...

С е р г е й М у р а в ь е в. Мы лучше не будем говорить о вашей чести.

Г е б е л ь. Вы еще в гвардии бунтовали. Я не посмотрю на ваше имя.

С е р г е й М у р а в ь е в. Молчать!

Г е б е л ь. Вы можете быть уверены, что я не прощу вам этого. Нет-с, не прощу. (Уходит.)