Виртуальность нежности - Игорь Тогунов

Обворожительно тает

В чутком этюде чуда.

Ласковым взглядом тленье

Перерождается в трепет

Линий, мазков и клавиш

С пальцами чувства и духа.

Там за стеною, там за стеною

Мною потерянный остров

В желтом песочном разливе

Тянется в синем просторе

К суше, цветам и цветенью.

Дуги бровей изумленных

Чайкой взлетают к звездам,

Призрачный мир наблюдая.

Здесь пред стеною, здесь пред стеною

К ручке холодной и медной,

Пальцами грубо касаясь,

Жду отрешения прозы.

Дверь! За порогом - небыль.

В былях - слезы улыбок.

И, удаляясь, маячат

В призрачном свете взгляды

Там за стеною.

Шизонд ° 17. Гадание.

Карты бросишь из колоды

В полированность стола.

Что для сердца?

Что для моды?

Где удача?

Где хула?

Одиноко напряженность

Напророчит черный треф.

Что для жизни умудренность?

Что в поступках явный грех?

И в улыбке глупой дамы

Моны Лизы вечный взгляд.

Что для счастья?

Что для драмы?

Что для голого наряд?

Упокоишься ли прахом?

Успокоишь ли себя?

Что для истин станет крахом?

Что погубишь не любя?

Что забыто умиленно

В ярком золоте наград?

Что рожаешь умудрено:

Панегирики ли мат?

Три по три и снова так же.

Замирая, не дыша.

Что бесценно?

Что продажно?

В чем покоится душа?

...Так тасуя и гадая,

От рождений до могил

Что от черта?

Что от рая?

Правда-карта, помоги.

Шизонд ° 18. Старость.

Мельницу любви и лета

уготовили на слом.

Беспощаден, безответен, бесконечен

дождь и рок.

Глупый ветер беспризорно

негодует за углом

И зима стоит в лохмотьях,

в шляпе серого сукна.

В покоробленной жестянке на земле

у грязных ног

Две случайные монеты

безразличного тепла.

Шизонд ° 19. Притяжение.

Глаза мои

полушария небес.

Руки мои

реки материков

С пальцами трав и деревьев.

Дыхание мое

дуновение ветров

И морских утренних приливов.

Память моя

звезды в бесконечности,

Где забвения быть не может.

Нежность моя

стремительный полет птицы:

Сброшу легкое перо,

Которое кружится и кружится

В прозрачном воздухе

И еле ощутимо прикасается

К твоем голубым ладоням.

Шизонд ° 20. Порок.

Трон низвергнут давно.

Он ржавеет в дождях и закатах

В самом дальнем углу

самой грязной из свалок веков.

Только совесть моя

и чувства все в старых заплатах,

И морщинисто сердце,

словно руки седых стариков.

Стоном стон усмирен.

Как ребенок к игрушке блестящей

Я тянусь по утрам

к новым вздохам, делам и словам,

И стремление жить

несерьезным порывом звенящим

Проста так никогда

ни за что никому не отдам.

Спите мысли мои:

не настала пора пробуждений,

Не взошло ваше солнце

над еще не согретой землей.

Я не близок делам

и далек от великих стремлений

Перестроить себя,

а затем и планету собой.

Спите руки мои:

ваши пальцы устали в безделье.

Реки слез холодят

перламутровый отблеск лица.

Нет, еще не настала

святая пора новоселей,

Нет еще не убрали

вышибал от ворот и крыльца.

Ночь светило рожает

одиноко, с трудом и со стоном,

И болезненно кровью

заливает синюшность небес.

Я один на один

перед старым заржавленным троном,

Где на спинке его,

усмехаясь кривляется бес.

Л Е Ф О Р Т О В О

( 1990 - 1992 )

Маски

Мой пробил час!

Сегодня я

Такой как есть,

Хотя и в маске.

Жизнь ловко приподносит сказки

С набором будущих чудес.

Вот вновь мечтаем о весне

В минуты хмурости и стужи

И сохраняем вид снаружи

Благопристойный как пенсне.

Где я есть я,

когда без маски?

В какой то непонятной пляске

Живешь весь день

И в забытье пустые ночи каратаешь.

Где мы есть мы

когда в нужде

Себя совсем не принижая

Легко рокфеллеров играем

И с хиромантами гадаем

Толь победим, толь проиграем.

Где мы есть мы,

когда кричат

Налево нам или направо,

Дозволив кухонное право

Использовать в любой игре.

О, маски, ложны вы средь нас.

Но перемешивая вехи

Все валим беды и огрехи

На тех, кто был еще до нас,

Еще до нового потопа.

Надеемся: спасет Европа

И не оставит Боже нас.

Черный чиновник.

Черный чиновник в квартире моей

Стрелки часов переводит.

Черный чиновник черных ночей

Утром, увы, не уходит.

В доме моем он непрошенный гость

Жиром и лестью сияя,

Прячет в улыбке природную злость

И неспеша поучает:

- Важен порядок бумаги и слов

( Кто возразит ему в целом ?)

Каждый способен и каждый готов

Черное вымарать белым.

Черный чиновник мой спутник и враг

Не расстаюсь я с тобою,

Чтоб усмехаться обилью наград,

Выданных чернотою.

Мне, к сожаленью, на гибель твою

Не предоставленна виза.

В завтрашнем вечном загробном раю

Встречу чиновников в ризах.

*** Арлекин.

Сорви-ка маску, арлекин,

Брось корчить из себя урода:

В наш век естественна природа

Лишь театрален ты один.

В бесцветном лике божества

Явись пред зрителем без грима.

Что жизнь твоя ? Движенье мима,

Так стань же мимом естества.

Не жди рукоплесканья тех,

Отбросив театральность жеста,

Кому бронируется место

В партере собственных утех.

Пастушка

По Р.Бернсу

Пас я с пастушкой молодой

Овечек в чистом поле,

Она была полунагой

Я тоже был неболе.

Весь день валялись мы в траве,

Овечки сладко спали.

Букашки ползали по мне

И чем то щекотали.

В глаза пастушке я смотрел,

Она смотрела тоже.

Я был застенчив и несмел,

Она была похожей.

Под вечер побрели домой

Овечки и барашки...

Мне вспоминается порой

Как ползали букашки.

Осьминог

Глубоко в прохладном море,

Вам, конечно, невдомек,

Проживает одинокий

Восьминогий осьминог.

Каждым утром, рано-рано,

Лишь забрезжится восток,

Умывает из-под крана

Восемь ножек осьминог.

Съест за завтраком рыбешку,

Дверь закроет на замок

И уйдет искать работу

Безработный осьминог.

Но на службу принимали

В царстве том одних миног,

Жили-были и не знали,

Что такое осьминог.

Как увидят - корчат рожи,

Не пускают на порог,

Говорят призренно: - Боже,

У него же восемь ног !

Вот и ходит грустный, грустный,

Молчалив и одинок,

Очень ловкий, очень умный,

Восьминогий осьминог.

Крабы

Как-то я у моря,

Под шумок прибоя,

Уташил двух крабов

Для крабьего боя.

Только в банке,сидя,

Крабы на окошке,

Жизнь мою всю видят,

Потирая ножки.

И смеются долго

Крабы спозаранку,

Мол посажен с ними

Я в квартиру-банку,

Мол украли море

У меня когда-то...

Вот какое горе

С крабами, ребята.

x x x

Мы сидим у огня,

мы Стучим по столу.

ты Стучишь на меня,

на тебя я Стучу.

в Стуках - воздух квартир

за решетками рам.

соткан Стуками мир:

ваш Стук - нам, наш Стук - вам.

Стук да Стук. Стук да Стук.

изо дня в день весь век.

достучался ты, друг,

вечный жид - вечный зек.

стал иным быт и мой

разделяя вражду,

за тюремной стеной

от тебя Стука жду.

Лефортово

Лефортово, Лефортово...

в Лефортово - жнивье.

граница между "будет"

и вывернутым "до".

там жизни вод течение

застойно и быстро.

шесть метров на мучение

да ржавое ведро.

и петли салом смазаны

и выстрел. вот он. твой...

в Лефортово повязаны

мы все одной судьбой.

Артист

Не совместив тоску разлуки

С обыденностью скучных дней,

Я жал не разбирая руки

И прятал отголоски скуки

В потоках праведных речей.

Не знал ни бунта, ни покоя

Уйдя от юношеских чувст

И за бронею домостроя

Сдавался прихотям без боя.

Был важен, но по сути пуст.

Над скучной жизнью на мгновенье

Взлетал, восторгом окрылен,

Но низвергался дуновеньм

Упреков, слез, чужого рвенья

И каялся, что посрамлен.

Любил других, когда любили

Меня, прощая все грехи.

То превращал в неправду были,

То делал вид, что позабыли

Меня и слезы и стихи.

x x x

Металась в воздухе зима

От оттепели до метели.

И у домов, качаясь ели,

Сводили ветренно с ума.

То гололед, то снегопад

Безумствовали постоянством.

Под небом беспробудным пьянством

Дымился райским светом ад.

Душа и шатко и смешно

По льду скользила эфимерна

Она не мучилась: безмерно

Ей было глухо и темно.

Зима, зима. Лишь только след