Сатанизм для интеллигенции - Кураев Андрей Вячеславович "протодиакон"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но бывает иначе. Бывает, что в мир вторгается идея, которая дышит ненавистью к Евангелию и к Церкви, и которая лишь притворяется в своей симпатии к христианству. Такая доктрина призывает к реформе Церкви и вероучения не для того, чтобы помочь большему числу людей действительно жить по Евангелию, а для того, чтобы сподручнее было в конце концов сломать хребет Церкви, реформированной (точнее – деформированной) по новоявленным проектам.
Теософия с самого начала формировалась в лоне именно таких доктрин. Среди прежних хранителей «древних и тайных знаний», которые наконец приоткрывает теософия, Блаватская и Рерихи называют каббалистов, розенкрейцеров, масонов7 …
Оккультное посвящение Николай Рерих получил от генерального делегата «Великой Ложи Франции» Чеслава фон Чинского, который в 1911 году устраивал спиритические сеансы в доме у художника8. Не Евангельскую традицию продолжает теософия, но сознательно анти-христианскую.
В Заявлении масонского Конгресса в Бельфоре (1911) содержится увещание к собратьям: «Не будем забывать, что мы антицерковь, приложим в наших ложах все усилия, дабы разрушить религиозное влияние во всех формах, в которых оно проявляется».
Конвент Великого Востока в 1903 декларирует: «Триумф Галилеянина длился 20 веков. Иллюзия длилась слишком долго… Он исчезает в своею очередь, Бог лжец. Он присоединяется к другим божествам Индии, Египта, Греции и Рима, которые тоже видели много обманутых ими существ, лежащих ниц перед их алтарями. Братья-масоны, нам должно быть приятно, что мы не чужды этому падению ложных богов!».
Обращение Конвента Великой Ложи Франции (1922) призывает: «Энергично будем поддерживать в каждом свободу совести, но без колебания будем объявлять войну всем религиям, ибо они суть истинные враги человечества. На протяжении всех веков они способствовали лишь разладу между отдельными людьми и народами. Будем работать, будем ткать нашими быстрыми и ловкими пальцами саван, который покроет в один прекрасный день все религии; таким образом мы добьемся во всем мире уничтожения духовенства и предрассудков, внушаемых ими9.
Эти признания взяты не из антимасонской, но именно из промасонской книги, написанной любимым учеником Елены Рерих – А. Клизовским. Апология масонства у Клизовского своеобразна: он не отрицает антицерковных и богоборческих масонских деклараций, приведенных его оппонентом. Он просто пробует сказать, что в хорошей семье масонов, дескать, не без люциферических уродов. Но разве не нечто вполне похожее на только что приведенные масонские декларации встречаем мы у Е. Рерих – «Всякая обособленная, ограниченная и упадочная религия есть, именно, опиум, злейший яд разъединения и разложения10. Итак, христианство без ламаизма и каббалистики есть «злейший яд»…
Полагать, что выношенная в такой среде теософия вдруг станет действительно совмещаемой с христианством без ущерба для совести христианина – значит обманывать себя.
Поскольку теософия рождена масонством, она не может декларативно опираться лишь на свою действительную родословную. Ей нужно было прислониться к какой-то менее одиозной религиозной традиции. Поэтому на протяжении полустолетия происходил дрейф теософии. «Тучка золотая» теософии пробовала переночевать на груди то одного, то другого «утеса-великана».
Первоначально Блаватская была полностью солидарна со спиритистами: «Я спиритка и спиритуалистка в полном значении этих двух названий. Я была матерьялисткой почти до 30 лет, и верила и не верила в спиритизм… Более 10 лет я спиритка и теперь вся моя жизнь принадлежит этому учению11. Спустя год Блаватская начинает ревизовать спиритуализм: «С тех пор, как я в Америке, я посвятила себя всю спиритуализму. Не феноменальной, материальной стороне оного, а спиритуализму духовному, пропаганде святых истин оного. Все старания мои клонятся к одному, очистить новую религию от всех сорных трав ее12.
Как видим, Блаватская здесь прямо говорит о создаваемом ею учении как о религии, но пока она честно заявляет,что это именно новая религия и что именно она стоит у ее истоков. Но вот настала пора создавать «Теософское общество» – и Блаватская бросает первый якорь: «Олкотт теперь устраивает Theosophical Society в Нью-Йорке, которое будет составлено из ученых оккультистов, каббалистов, philosophes Hermetiques XIX века, и вообще страстных антиквариев и египтологов. Мы хотим делать сравнительные опыты между спиритуализмом и магией древних буквально по инструкциям старых каббал – и жидовских, и египетских13.
Итак, первая точка опоры, первая историческая любовь – это каббала. «Я посвятила всю жизнь мою изучению древней каббалы и оккультизма», – пишет теперь Блаватская14 , еще недавно уверявшая, что вся ее жизнь принадлежит спиритизму.
В 1877 году выходит «Разоблаченная Изида», наполненная уверениями в том, что теософия на этот раз происходит из некоего «буддхизма», который гораздо древнее любой другой индийской религии, и из тайной египетской мудрости.
Историко-религиозные построения Блаватской, ставящие буддизм раньше ведических религий, с таким сарказмом были приняты востоковедами, что пришлось искать новую почву для проращивания теософии в глубь столетий. Блаватская нашла замечательный ход: «Тайная Доктрина» пишется как комментарий к некоей «Книге Дзиан», которую не видел никто и никогда, кроме Блаватской, и которая ею провозглашена самой древней книгой человечества. Теперь уже ни Египет, ни буддизм не необходимы для теософии. Теперь можно сказать, что любая религия – отголосок «Книги Дзиан», и что любая религия исказила изначальную религиозную мудрость, ныне известную только Блаватской. При этом исходное лоно теософии – спиритизм – подвергается самому резкому осуждению («Повторяю: спириткой я никогда не была» – заявляет теперь Блаватская)15.
Позднее Рерихи, очевидно, не имевшие вкуса ко столь масштабным историко-религиозным авантюрам, вновь сочли необходимым пропагандировать теософию не как нечто самостоятельное, а как голос собственно восточных традиций, обращенный к западным читателям. Рерихами история теософии возводится к буддизму (Блаватская же никогда всерьез не отличала буддизма от религии Упанишад), и нити «традиции» привели их не в Индию, а в Шамбалу-Тибет. Египетского материала, столь важного для «Разоблаченной Изиды», Рерихи практически нигде не касаются.
Р. Штейнер же пытался гораздо активнее работать с западным, христианским религиозным материалом…
При этом дрейфе только одно оставалось неизменным: и буддистская, и брахманическая, и «христианская», и египетская, и герметическая версии теософии отдавали дань величайшего уважения Каббале…
Кроме того, с течением времени стала очевидной миссионерская неизбежность делать внешний слой теософии менее каббалистическим и более христианским. В первых книгах Блаватской ссылки идут почти исключительно на нехристианские источники, и даже существование Иисуса Христа подвергается сомнению. Затем он был признан «Посвященным», Адептом древней эзотерической школы. Вскоре теософские книги начали признавать в Нем не только ученика, но и Учителя. Наконец, Ему был присвоен титул «Учителя Учителей».
И поныне миссионерская необходимость поиска общего языка с православной культурой толкает многих теософов не только к декларативному, но и к действительному сближению с христианством. И поэтому происходит разделение теософии. В ней выделяются течения, которые становятся открыто антихристианскими, но появились и тенденции к постепенному сближению с христианством. Рерихи гораздо больше заинтересованы Россией и ее церковной культурой, чем Блаватская. Современные оккультные писатели (типа С. Н. Лазарева) пробуют освоить христианскую идею покаяния, к которой чрезвычайно враждебно относились и Блаватская и Рерихи.