В бухте «Отрада» (сборник) - Алексей Силыч Новиков-Прибой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открывается плита. В дыру влезает человеческая фигура. Раздается голос Трофимова:
– Это твой компаньон, Митрич. Не разговаривайте, а то услышат.
– Хорошо, – отвечает за меня мой попутчик тонким, совсем юношеским голосом.
Молчим. Друг друга не видим.
Спустя минут десять снова открывается плита. На этот раз в отверстие просовывается только рука, держащая какой-то узел. Опять слышен голос Трофимова:
– Держи, Митрич. Это тебе и Ваську говядина, хлеб и вода в жестянке. Пока до свидания. Завтра увидимся. Мы навалим на вас тонны три угля – безопаснее будет. Ну, с богом!
– Спасибо, дружище, – успел вымолвить я, и плита захлопнулась.
Все, что принес нам кочегар, я осторожно ставлю в сторону, боясь, чтобы не опрокинуть воду.
Захотелось покурить, а кстати и осмотреть при свете наше жилище и товарища по бегству, но я, как на грех, забыл спички у кочегара. И у Васька нет спичек, да он и не курит. Мысленно ругаю себя за свою оплошность.
Чтобы скоротать время, решаю соснуть. Ложусь на спину, заложив под голову руки. Ноги кладу в воду: иначе нельзя устроиться.
Над нами проходят люди, стуча каблуками о настилку. Слышен говор кочегаров. Мысли становятся смутными, расплывчатыми, и я крепко засыпаю…
III
Просыпаюсь. Кругом непроглядная тьма. Над головой что-то грохочет, как будто жесткие комья глины падают на гробовую крышку. Забыв, где нахожусь, я вообразил себя в могиле, заживо погребенным. По телу пробегает холод ужаса.
Пытаюсь вскочить, но чуть не до потери сознания ударяюсь головой о железо. Я бросаюсь в сторону, снова получаю удар и падаю на товарища.
– Дмитрич! Что с вами? – называя по имени, говорит он испуганным голосом.
Сразу вспоминаю, зачем я попал сюда. Становится понятным и грохот: это кочегары насыпают на настилку уголь.
Придя в себя, я мало-помалу успокаиваюсь. Скоро все стихло.
– Вы так напугали меня: нас могли бы услышать, – тихо шепчет Васек.
– Простите, – так же тихо отвечаю я, стараясь устроиться поудобнее.
Что-то теплое и липкое струится мне за ворот рубахи. Ощупываю голову. На ней рана, на лбу тоже ссадина и шишка. Только после этого начинаю чувствовать боль от ушибов.
Платье на мне мокрое. Воды заметно прибавилось.
Хочу пить – нахожу жестянку, но она опрокинута.
Делать нечего, надо терпеть.
– Вы куда едете? – слышится шепот Васька.
– В Лондон. А вы?
– Я тоже.
Немного погодя снова задает мне вопрос:
– Разве большие дела за вами, что бежите в такую даль?
Я не отвечаю. Мне вдруг приходит в голову, что это шпион.
Между тем Васек не перестает расспрашивать.
– Молчите! – с негодованием шепчу я.
Замолк…
Но в то же время я начинаю беспокоиться: почему он расспрашивает меня о таких вещах, когда нам сказано не разговаривать? Да, тут что-то не так. И чем больше думаю, тем более увеличивается моя подозрительность. Я уже не сомневаюсь, что со мной сидит предатель.
«Задушу!» – решаю я про себя.
Судя по голосу, он должен быть не из сильных. С таким справиться мне ничего не стоит.
Передвигаюсь на то место, против которого должна, по моему расчету, открываться плита. Руки мои дрожат. Пальцы судорожно корчатся. Пусть только вздумает приблизиться к выходу! Схвачу за горло и сдавлю так, что не успеет пикнуть! А там пусть что будет…
Но он лежит неслышно, как будто нет его.
Тихо. Сверху доносятся едва уловимые звуки колокола. Это бьют склянки. По семи ударам заключаю – либо 3½, либо 7½ часов утра.
Над самой головой слышен разговор:
– Где это ты, Ершов, вчера прогулял так долго?
– Да известно где. Затворниц навестил, – отвечает он охотно гнусавым голосом. – Запеканку пил. А мамзель-то какая! Чернявая! Так и обожгла!.. Да и то надо сказать: ведь в рублевый затесался…
Смакуя каждое слово, он подробно рассказывает о своих похождениях.
Кто-то закатисто хохочет.
Но Трофимов с ненавистью обрушивается на Ершова:
– Совесть твоя стала чернявая, как угольная яма!
– Да за что же ты, Павел Артемыч, так на меня? – лебезит он перед Трофимовым. – Сам ты рассуди: вреда я никому не делаю. А ежели какое удовольствие имею, так на это я трачу из своего собственного кармана. Видит бог – не вру…
– Знаю я тебя. Бога-то хоть не упоминай. За полтинник в любое время его продашь…
Кочегары продолжают разговаривать, но мысли мои снова возвращаются к соседу. Откуда он узнал, кто я такой? Неужели кто из кочегаров предал меня? Ничего не могу понять. Чувствую лишь одно: что я задыхаюсь от злобы и что лицо мое наливается кровью. Сердце стучит беспорядочно. Каждый мускул мой напрягается. Полный решимости, я жду только случая, чтобы наброситься на своего врага.
«А что, если он сильнее меня? – мелькнуло вдруг у меня в голове. – Ведь я уже не такой, как прежде: изломался, ослабел».
Уверенность в победе исчезает, но тут я вспоминаю, что в кармане у меня большой складной нож. Вынимаю его, раскладываю и держу в правой руке. Нет и тени страха. О последствии не думаю. Мозг мой работает исключительно над тем, как лучше нанести удар.
«Ну, подойди теперь ко мне, гнусная тварь, подойди! – мысленно злорадствую я. – Как всажу нож в твое подлое мясо! Только кровь брызнет… Больше уж никого не поймаешь…»
Безмолвствует.
Опять бьют склянки, и звонкий голос выкрикивает:
– Бросай, ребята, идем завтракать!
Ясно, что восемь часов утра. Скоро должны отвалить от берега.
Но что же мой предатель? Я занимаю выжидательную позицию.
Начинают разводить пары. Котлы зашипели и запыхтели. Послышался однообразный гул машины. Пароход вздрогнул, качнулся раз-два, и мы тронулись в путь.
Слава богу, Васек не предатель. Ведь ему нет никакого смысла ждать дольше. Я облегченно вздыхаю.
И тут же спохватываюсь… Ах, безумный я, безумный! Как я мог раздуть свои дурацкие предположения! Ведь я мог бы совершить самое безрассудное преступление. Стоило Ваську немного приблизиться ко мне или даже пошевелиться – и все было бы кончено… Меня бросает в жар. Стыд и угрызения совести разрывают сердце. Нет, я положительно ненормален.
С досады бросаю нож в сторону.
До обеда время проходит незаметно. Но затем наступают часы скучные, полные томительного ожидания. На новое место нас не переводят.
Пароход начинает раскачиваться. Мы, вероятно, выходим в открытое море.
Наше мрачное логовище наполняется водой. Она заливает ноги и часть спины.
Холодно.
Страшно хочется пить. Во рту пересохло, какая-то горечь. Я проклинаю селедку, которую с таким аппетитом ел накануне.
Васек все молчит.
Мне хочется загладить свою вину. Пробую с
