Непокорная девственница - Сандра Мартон

Беда в том, что Катарина жила этой регламентированной жизнью семь дней в неделю. Исключение составляли поездки в театр два раза в год. Больше она ни разу не покидала школу в течение восьми лет.

Нельзя уехать домой на выходные, если у тебя нет дома.

Стояла теплая ночь. Катарина немного приоткрыла окно, что уже являлось нарушением правил. Но ей хотелось вдохнуть аромат цветов, росших во дворе. Даже матушка Элизабет не смогла избавиться от них. Пожилой садовник каждую неделю вырывал их, но они опять вырастали.

Цветы имеют право на жизнь, как и Катарина. К несчастью, у нее нет никого, кто дал бы ей шанс расцвести.

Нельзя сказать, что она ненавидела школу, монахинь или матушку Элизабет, которые ограничивали ее свободу. Они выполняли свой долг и присматривали за Катариной.

Она подняла глаза к небу. В такую ясную ночь звезды казались ярче, чем обычно. Может, их освещало будущее.

Завтра ей исполняется двадцать один год, она станет совершеннолетней. Что-то принесет завтрашний день? Катарина думала об этом с восторженным трепетом.

Не надо выключать свет в девять часов. Не будет больше бессмысленных занятий, не придется корпеть над пыльными папками.

— Если бы у нас были компьютер и сканер, — сказала Катарина, — я могла бы занести всю информацию за несколько дней.

Матушка Элизабет отреагировала так, словно девушка позвала на обед дьявола.

— Нам не нужны никакие нововведения, мисс Мендес. Откуда вы вообще знаете о подобных вещах?

Она читала об этом в журналах, которые давал ей мальчик, доставляющий бакалею. Но говорить об этом нельзя, иначе им обоим не избежать неприятностей.

— Просто я так подумала, — кротко ответила Катарина.

В течение последующих двух недель ее запирали и комнате каждый вечер после ужина, словно маленькую.

Катарина тяжко вздохнула.

К чему думать о прошлом? Еще одна ночь — и она наконец вернет свободу, отнятую у нее в тринадцать лет, когда мать с отцом погибли при кораблекрушении. Двоюродный дядя, которого она никогда раньше не видела, стал ее опекуном и отправил сюда.

Сначала Катарина была слишком подавлена своим горем, чтобы задавать вопросы. Она впала в оцепенение, потом постепенно привыкла. Она наблюдала, как достигшие восемнадцатилетия девочки заканчивали школу и уезжали. Пять лет она ждала этого радостного дня.

Дядя тоже приедет и заберет ее домой, когда наступит время. В день своего восемнадцатилетия она дрожала от восторга. Он вошел в кабинет матушки Элизабет и опустился в кресло.

— Дядя, — сказала Катарина. — Я счастлива видеть вас.

Старик скрестил руки и сообщил, что в двадцать один год она получит большое состояние.

А потом разъяснил ей условия наследования.

Она должна оставаться здесь, пока ей не исполнится двадцать один год. По нынешним законам совершеннолетними становятся в восемнадцать. Но завещание составлялось давно, тогда бразильские законы не защищали права женщин. По воле ее родителей Катарина должна находиться под опекой до двадцати одного года.

Новость ужаснула ее. Катарина попыталась возражать, что закон теперь другой. Теперь женщинам не нужна опека.

— Да, — согласился дядюшка, — но завещание изменить нельзя.

Закон можно изменить, но завещание и жизнь Катарины — нет.

Отказаться от наследства глупо. Свободу дает только финансовая независимость.

Скрывая разочарование, она попросила дядю найти возможность обойти условия завещания. Он ответил, что это исключено и она останется в монастыре еще на три года.

Время шло. Несколько месяцев назад матушка Элизабет опять позвала Катарину к себе в кабинет.

— У меня для вас новости, мисс Мендес.

У Катарины застучало сердце. Может быть, дядя все-таки нашел способ помочь воспитаннице? Скоро ей исполнится двадцать один, но даже те несколько месяцев, которые оставалось провести в монастыре, тяготили ее.

Приехал поверенный ее дяди, сеньор Эстес. Оказалось, что дядя умер. Теперь опекуном стал Энрике Рамирез. К сожалению, сеньор Рамирез слишком стар и болен, чтобы лично встретиться с ней.

Сеньор Рамирез просил уверить, что положение Катарины не изменится. Она останется в этой школе до совершеннолетия.

Потом у нее будет два месяца, чтобы выйти замуж за бразильца, которого одобрит ее опекун. И тогда она сможет предъявить права на состояние.

Катарина похолодела.

— Что? Что? — переспросила она.

— Разве дядюшка не говорил вам об этом?

— Нет. Я не могу этому поверить. Это невозможно.

Энтес вынул из портфеля завещание, надел очки, прочистил горло и прочел ей нужные параграфы. Невзирая па протестующее шипение матушки Элизабет, Катарина выхватила у него документ и прочитала его целиком.

Все оказалось правдой.

Катарина потеряла самообладание, она стала возражать, повысила голос, стукнула кулаком по столу. Эстес пожал плечами и сказал, что ничего с ним не может поделать. Матушка приказала ей отправляться в свою комнату.

— Вы не можете диктовать мне, что я должна делать! — взвизгнула Катарина. Но конечно, матушка могла. Катарина была не одинока в своем несчастье. В школе было еще несколько девушек старше восемнадцати лет. Одни спокойно готовились стать покорными женами. Другие собирались принять постриг.

Катарина хотела лишь получить наследство и жить своей собственной жизнью.

Она даже подумывала убежать из школы, но у нее не было денег. А наследство — единственный шанс обрести свободу.

И вот всего одна ночь отделяет ее от долгожданного совершеннолетия. И она уедет отсюда, уедет далеко… Катарина затаила дыхание.

Настанет утро, и она выйдет за ворота свободным человеком. Больше никто не сможет диктовать ей, как жить, не заставит соблюдать суровый свод древних законов.

Заслышав шаги, Катарина быстро прикрыла окно и юркнула под одеяло, вспомнив, что не прочла вечернюю молитву.

Она прочтет ее сейчас, чтобы ее надежды на завтра сбылись.

Ее мать была уроженкой Бостона, и кровь О'Брайенов, текущая в жилах Катарины, придала особый оттенок ее молитве.

Она не собирается выходить замуж, жить с ужасным стариком, который станет ее мужем. Даже Господь не должен требовать от нее такой жертвы.

Хотя Джейк никогда прежде не бывал в Рио, город не вызвал у него интереса.

Он встретится с Эстесом, узнает про своих сводных братьев и сразу вернется домой.

Жара стояла ужасная. Джейк на такси доехал до отеля, переоделся, выпил густого, сладкого бразильского кофе, надеясь, что кофеин и сахар снимут усталость от перелета, и сразу же отправился к адвокату. Он с трудом сдерживал нетерпение.