Особый отдел и пепел ковчега - Юрий Брайдер

— Налейте в графин... Кстати, как его зовут?

— Себя он называет... э-э-э... — Начальник охраны от натуги даже посинел. — Сафар Абу-Зейд ибн-Раис... Во как! На трезвую голову и не выговоришь... Но и на имя Сашка отзывается.

— Я вам покажу Сашку! — возмутился Обухов. — Никакого панибратства. Тут, может быть, моя судьба решается... Сюда его ведите.

— Слушаюсь!

Не прошло и пяти минут, как перед Обуховым предстал человек, уже вступивший в пору зрелости, но не растерявший юношеской порывистости. Одет он был более чем скромно, а обуви вообще не имел. Лишь его чалма сияла волшебной белизной, недоступной ни единому моющему средству.

Дерзкое лицо гостя покрывала жёсткая тёмная щетина, а в глубоко запавших глазах плясали опасные огоньки. Ничего восточного, кроме чалмы, в его облике не было, но в комнате как бы сразу повеяло дальними странами, чужим бытом, другой культурой.

Обухов в дружеском приветствии протянул через стол руку, но вошедший лишь сдержанно поклонился, коснувшись своего лица ладонями.

— Проходите к столу, присаживайтесь. — В поведении Обухова появилась так несвойственная ему суетливость. — Простите, что вас доставили сюда принудительным методом.

— На всё воля аллаха, — внятно и почти без акцента произнёс гость, обратив взор к небесам.

После этого он, скрестив ноги, присел прямо на пол. Обухову не осталось ничего другого, как последовать его примеру, что пятидесятилетнему грузному человеку далось не так уж и легко.

— Мне сказали, что вы приходитесь родственником досточтимому Абу-Хайяду, — льстиво улыбаясь, произнёс Обухов.

— Аллах создал всех людей братьями. — Руки гостя перебирали чётки, сделанные из обыкновенных речных камушков. — Но Абу-Хайяд, известный также как Султан Вахидов, был близок мне, как никто другой. Мир его душе.

— Когда-то он обещал мне любую помощь. Жаль, что наши земные пути разошлись... — Обухов тяжко вздохнул, то ли скорбя по неведомому Абу-Хайяду, то ли досадуя на своё собственное распоряжение убрать спиртное.

— В общих чертах я знаком с вашей бедой, — произнёс гость. — И скажу прямо: изгнать из человеческого тела джинна, заговорённого волшебным словом Пророка Сулеймана, невозможно.

— Я и не собираюсь изгонять его. По крайней мере, сейчас... Вы должны наладить с ним отношения. Установить контакт. Понимаю, что это будет непросто, но вы уж постарайтесь... Я хочу одного: чтобы во время суда, который состоится в самое ближайшее время, джинн выступил свидетелем защиты и взял на себя всю ответственность за совершённое преступление.

— Но это противоречит задаче, возложенной на джинна, — возразил гость. — О какой защите может идти речь, если он служит орудием изощрённой мести, заставляющим вас совершать дурные поступки?

— А нельзя ли его чем-нибудь ублажить? — упавшим голосом поинтересовался Обухов.

— Джинны созданы аллахом почти одновременно с этим миром и умрут вместе с ним. На их глазах сменились тысячи поколений, возвысились и обратились в прах великие державы. Смертный человек не располагает ничем таким, что может привлечь интерес джинна. Одно правильно сказанное заклятие — и эта комната наполнится золотом, а в твоей постели окажется красивейшая из женщин Востока.

— По-вашему, я обречён? — В голосе Обухова прозвучало горькое разочарование.

— Говорить об этом ещё рано. Всё будет зависеть от того, какой именно джинн вселился в ваше тело.

— А они разные? — удивился Обухов.

— Мне известно девятьсот девяносто девять видов джиннов, гулов, ифритов и силатов. Но на самом деле их гораздо больше. Просвещённые улемы называют цифру, превышающую количество звёзд небесных.

— И когда же вы... кхе-кхе... приступите к сеансу? — так и не подобрав нужного термина, поинтересовался Обухов.

— Если вы ничего не имеете против, хоть сейчас.

— Вот это мне нравится, — оживился Обухов. — Ещё один вопрос. Джинн — существо, так сказать, абстрактное. Вам придётся присутствовать на суде в качестве посредника и переводчика. Сможете ли вы подтвердить свою компетентность документально?

— Разве честного слова порядочного человека уже недостаточно?

— Увы... — Обухов развёл руками. — Наш суд привык верить бумажкам, а не словам.

— По этому поводу можете не беспокоиться. В своё время я закончил Казанский университет, аспирантуру ленинградского Института востоковедения, мусульманское отделение Сорбонны и медресе короля Сауда в Эр-Рияде. Соответствующие дипломы имеются. Кроме того, я являюсь официальным консультантом федерального комитета по связям с религиозными объединениями.

— Сколько же вам лет? — воскликнул Обухов.

— Вполне достаточно для того, чтобы заслужить уважение правоверных... Если все вопросы исчерпаны, займёмся тем, ради чего меня выкрали из родного дома.

— Ещё раз прошу прощения! Я в долгу не останусь.

— Человеческие страсти и человеческие страдания оставляют джинна равнодушным, — говорил гость, смешивая в фарфоровой вазе какие-то снадобья, с экзотическими ароматами которых не могла справиться даже сверхмощная система принудительной вентиляции. — Но мне известны минеральные и растительные средства, способные вывести его из состояния отрешённости.

Он вылил в вазу бутылку минеральной воды и принялся энергично взбалтывать получившееся пойло. У Обухова, предусмотрительно пересевшего подальше, запершило в носу.

— Это надо выпить? — с дрожью в голосе произнёс он.

— Обязательно, причём всё до последней капли.

— А меня не стошнит?

— Непременно стошнит. Средневековые арабы Поили этим снадобьем боевых верблюдов, дабы те не ощущали боли, страха, усталости и полового влечения... Пейте! — Гость протянул вазу Обухову.

Тот пригубил отвратительное пойло, содрогнулся, зажал левой рукой нос, сделал несколько глотков и бросился в туалет, находившийся буквально в пяти шагах.

Даже через толстенную дубовую дверь было слышно, как его там выворачивает наизнанку. Гость тем временем быстро и сноровисто осмотрел комнату — проверил содержимое ящиков письменного стола, заглянул под ковёр, обстучал стены и пол, взял пробу пепла из камина.

Когда Обухов вернулся назад — бледный, растрёпанный, с висящей под носом соплёй, — гость уже находился на прежнем месте и как ни в чём не бывало потряхивал вазу.

Пытка возобновилась. Обухову удалось допить верблюжье снадобье только с пятого захода. Его вырвало ещё пару раз, но уже не столь интенсивно. Сделав небольшую передышку, он невнятным голосом поинтересовался:

— Ну как там ощущает себя мой джинн?

— Зашевелился, — ответил гость. — Разве вы сами это не ощущаете?

— Я ощущаю себя так, словно выпил полведра денатурата, смешанного с коровьим помётом... Вам бы не джиннов вразумлять, а алкашей от запоя лечить... Безотказное средство.

Язык Обухова заплетался, а в глазах появилось бессмысленное выражение, свойственное душевнобольным, пропойцам и людям творческих профессий. Гость затянул заунывный мотивчик и, сидя на пятках, принялся раскачиваться в завораживающем, постепенно нарастающем ритме.

Когда Обухов окончательно впал в транс, восточный гость, под личиной которого скрывался оперативный сотрудник особого отдела майор Цимбаларь, приступил к допросу:

— Как тебя зовут?

— Костя, — замогильным голосом ответил Обухов, судя по всему, утративший власть над своими словами и поступками.

— Фамилия?

— Обухов.

— Воинское звание есть?

— Было...

— Какое?

— Капитан.

— Твой любимый цвет?

— Зелёный.

— Ты служил в Афгане?

— Служил.

— Где?

— Везде.

— Сколько будет дважды два?

— Семь.

Отвесив собеседнику оплеуху, Цимбаларь повторил предыдущий вопрос и добился-таки приемлемого ответа. С отрешённым видом Обухов доложил:

— Сначала в провинции Каттаган... Потом в Шиндане и Кабуле...

— Ты участвовал в специальных акциях?

— Да.

— В том числе и в устранении полевого командира Хушаба Наджи?

— Да.

— Какова на вкус морская вода?

— Солёная.

— Как закончилась операция?

— Успешно.

— Кто добил Наджи?

— Я.

— Что он обещал тебе за своё спасение?

— Сто тысяч долларов.

— Сколько ног у кошки?

— Четыре.

— Почему ты отказался от денег?

— Я не мог нарушить присягу.

— Какой сегодня день?

— Вторник.

— Как твоя фамилия?

— Обухов.

— Как Наджи отреагировал на твой отказ?

— Он проклял меня.

— В чём это конкретно выразилось?

— В меня вселился джинн, заставляющий совершать неблаговидные поступки.

— Но ведь благодаря этому ты стал очень известным и богатым человеком.

— Меня вознесли вверх только для того, чтобы сбросить в бездну... Конец близок... Позорный конец...