Мышка для Котова (СИ) - Котлярова Екатерина

— Ты куда? — недовольно спросила в его спину.

— К маме, — даже не обернулся.

— А зачем? Ты разве тут живёшь? — нагнала Марка и глянула искоса.

— Нет, — слышу раздражение в его голосе.

— А как же срочные дела?

— Сам разберусь со своими делами, без твоего вмешательства.

Звонит в дверь, и наконец-то поворачивается ко мне лицом, окинув меня пренебрежительным взглядом с головы до ног. Что-то на миг проскальзывает в его взгляде. Вспыхивает и мигом гаснет. Скрывается за длинными густыми ресницами.

Вытираю влажные ладошки о ткань платья и отвожу взгляд в сторону, делая вид, что меня интересует вид за маленьким грязным подъездным окном. Смущение накрывает с головой. Потому что на один миг кажется, что в его взгляде промелькнула заинтересованность. И какая-то жадность.

Прикусила нижнюю губу, наблюдая за тем, как нервно дёргается кадык на его шее. Щурю глаза. Мне кажется? Или Котов действительно нервничает?

Дверь открывается. На пороге стоит невероятно красивая стройная женщина, которой на вид не дашь больше тридцати лет.

Она улыбается широко, из-за чего её лицо мигом светлеет.

— Привет, — я крепко обнимаю свою крестную, когда она распахивает для меня объятия. — Я точно тебе не буду мешать? Ещё не поздно меня выставить за дверь.

— Точно не будешь, Анюта. Мне даже будет веселее, — женщина пропускает меня в квартиру. — Марк, а ты что здесь делаешь? — спрашивает удивленно. — Ты же вроде должен быть…

— Петрович заболел, — прерывает свою мать парень на полуслове, вкатывая чемодан в квартиру.

— Ладно, — с подозрением тянет она, закрывая входную дверь и смотря в затылок сына. Вижу недоумение на её лице. — Пойдём, Анютка, я покажу тебе твою комнату, — женщина поставила передо мной домашние тапочки. — Я почти всё там разобрала, только на балконе остался всякий ненужный хлам. Извини.

— Ничего страшного, — скинула кроссовки и посеменила следом, чувствуя пронизывающий взгляд парня, направленный мне в спину. — Мне главное, чтобы место для сна было. И небольшое местечко для того, чтобы можно было учиться.

— Кто бы сомневался, — слышу смешок за спиной.

Сжимаю кулаки и оборачиваюсь к нему, сжав зубы. Вот ведь… Кинула на него испепеляющий взгляд на его смеющуюся физиономию и закрыла дверь в комнату, прямо перед его носом.

— Тут два шкафа. Все полки свободны. Все в твоём распоряжении, — рукой указывает на шкаф. — Тут стол, кровать. Впрочем, сама всё видишь, — тётя Оля оборачивается ко мне. — Комната полностью в твоём распоряжении. Можешь двигать, менять всё так, как тебе захочется. Надеюсь, что тебе будет тут уютно, — улыбается, но вижу в её глазах печаль.

Полтора месяца назад она позвонила моей маме, своей лучшей подруге со школы, и в слезах сообщила, что подаёт на развод. Сказать, что мама была в шоке, ничего не сказать. Не было пары крепче и красивее, чем тётя Оля и дядя Глеб. Для меня их пара была примером искренней и чистой любви, о которой только можно мечтать.

Дядя Глеб смотрел на тётю Олю с таким восхищение, с такой любовью и нежностью, что даже не верилось, что такие чувства действительно существуют.

— Ты располагайся, а я пойду на кухню. Ты что-нибудь хочешь? Чай? Кофе?

— Кофе, если можно, — улыбаюсь стеснительно. — Спасибо большое, тёть Оль.

— Просто Оля, — напоминает мне.

— Спасибо, Оля, — повторяю я, широко улыбаясь.

Женщина кивает и оставляет меня одну. Забираю чемодан из коридора и раскладываю свои вещи на полках. Когда чемоданы разобраны и отправлены на балкон, сажусь на край кровати и выдыхаю, чувствуя волнение в груди. Вот и всё. С сегодняшнего дня у меня начинается совершенно другая жизнь. Осталось отдать оригиналы документов в институт, и следующие четыре года предопределены.

Волнительно до дрожи. Здесь я не знаю никого, кроме семьи Котовых. Уезжать от мамы, с которой я жила все восемнадцать лет своей скучной жизни, не разлучаясь ни на день, было тяжело и грустно. Особенно больно было осознавать, что мама осталась там совершенно одна. Ведь кроме меня у мамы не было никого.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Своего отца я не видела никогда. Мама говорила, что он погиб, когда мне было полгода, оступившись на десятом этаже на стройке. Единственное, что у меня осталось в память об отце — потертые фотографии и рассказы матери. Мама так и не смогла никого полюбить. В её сердце навсегда остался одни единственный мужчина.

Все восемнадцать лет она вкладывала в меня душу и силы. Работала на двух работах, чтобы я ни в чём не нуждалась. Водила на различные кружки. Хотя порой я уставала от всей этой беготни. Я просто-напросто хотела посидеть с ней на кухне за чашкой чая и поговорить обо всём на свете.

Поговорив с мамой и убедив её, что я добралась спокойно и без происшествий, пошла на кухню, надеясь на то, что Марк уже уехал. Но к моему огорчению, Котов сидел на кухне, потягивая чай из кружки и смотря в экран телефона. Тёти Оли не было. Хотела развернуться и уйти, но голос парня меня остановил:

— Кофе на столе.

Развернулась нехотя, поймав взгляд Котова, направленный на мои ноги. Я переоделась в привычную для себя одежду — широкую футболку и шорты.

И сейчас чувствовала себя ещё более некомфортно, чем когда была в том платье.

Кашлянула, избавляясь от кома в горле, и подошла к рабочему столу, отвернувшись к парню спиной. Чёрт. Я думала, что смогу применять всяческие уловки для того, чтобы соблазнить его. Завлечь. Всецело завладеть его вниманием.

Но… опять это чёртово "но"!

Но моя влюбленность не прошла. Я трясусь как шестиклашка, которая увидела своего краша в коридоре. Ноги подкашиваются, когда Марк смотрит в мою сторону, а руки начинают мелко дрожать и совершенно меня не слушаются. Что за напасть такая?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Эй, Мышкина, ты там уснула? — раздался насмешливый голос на ухо. — Или решила погадать на кофейной гуще?

Тёплое дыхание Марка коснулось моей шеи и ушной раковины. Я вздрогнула от неожиданности и от нахлынувших толпой мурашек, которые скопом ринулись бегать по телу.

Глава 4

Обернулась настолько резко, что горячий кофе оказался на груди и торсе парня.

— Бл*, — шипит он, тут же сдергивая футболку через голову. — Ты совсем сдурела?

— Извини, я не хотела, — в растерянности пролепетала я, смотря на его торс, с идеальными кубиками пресса. Ох, мать моя женщина, роди меня обратно! В голове зашумело, будто рой пчёл решил посетить мои мысли. Уши заложило похлеще, чем несколько часов назад в самолёте. А сердце застучало настолько быстро, что стало страшно, что хватит инфаркт.

Разве законно обладать таким идеальным телом. Сглотнуло тяжело, и с огромным усилием перевела взгляд от пресса парня, на его лицо, которое сейчас было перекошено от гнева. Упс, кажется Котов просто в бешенстве. Навострила уши, прислушиваясь к тому, что орёт этот… бабуин неотесанный.

— Курица тупоголовая. Мне в клуб ехать, а ты мне испортила футболку. Как я, мать твою за ногу поеду с таким пятном?

— Маму мою не трожь, — ощетинилась я, тут же забывая о том, что только что восхищалась телом парня. — И вообще, чё ты так разорался? Переоденься!

— Где я по-твоему должен взять одежду? — цедит он, моча полотенце под холодной водой и прикладывая его к груди, при этом шипя сквозь зубы.

Взгляд невольно следует за его рукой, которая прикладывает мокрую ткань к покрасневшей коже. Капли воды медленно скользят по торсу, теряясь в резинке выглядывающих из-под джинсов боксерах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Так, Аня! Подобрала слюни и отвела взгляд. Сейчас же!

— Ты вроде бы дома у своей мамы, — совладав с собой, снова посмотрела ему в лицо. — Не найдётся одежды?

— Мама здесь живёт всего месяц. Моей одежды здесь нет, — откладывает полотенце в сторону.

— Так домой съездить можно, — дёрнула плечом. — Не понимаю в чём проблема.