Один маленький грех - Лиз Карлайл

— Эсме? — Он произнес ее имя шепотом.

Не глядя на нее, Маклахлан вынул из кармана куртки свернутые бумаги и протянул их ей.

— Положите их в безопасное место, — сказал он. — А если когда-нибудь соберетесь уехать, — возьмите их с собой.

Глава 5

Прогулка по парку

Последующие две недели в доме царило уныние, словно несчастье, случившееся с миссис Кросби, расстроило весь привычный порядок вещей. Саму леди устроили в ближайшей к парадному входу спальне. Ее голова и ноги покоились на множестве маленьких подушечек. Каждый день после полудня Эсме заходила к ней и предлагала почитать, но миссис Кросби всегда отказывалась. Казалось, она была в большом смущении от того неудобного положения, в котором оказалась.

Доктор Штраус приходил каждый день и подолгу говорил со своей пациенткой — с сильным акцентом. Однажды, когда Эсме постучала в дверь недостаточно громко, она увидела Маклахлана, сидящего у кровати миссис Кросби с головой, опущенной на их переплетенные руки. Это была интимная, трогательная сцена. Они не видели Эсме. Она почувствовала что-то странным образом похожее на печаль и тихонько притворила дверь.

У миссис Кросби бывали и другие посетители. Каждое утро как по часам приходила пара по фамилии Уилер. Мистер Уилер — красивый мужчина лет пятидесяти — неизменно выглядел подавленным и озабоченным. Он также производил впечатление близкого миссис Кросби человека. Эсме была почти уверена, что видела его как-то на воскресной службе в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, но без жены.

Тем временем на лицо миссис Кросби возвращались краски, а к ней самой — хорошее расположение духа. Через три недели после печального происшествия Уилеры и доктор Штраус появились на Грейт-Куин-стрит с фургоном и брезентовыми носилками. Мистер Уилер и один из слуг осторожно снесли миссис Кросби по ступенькам, и леди наконец отправилась домой. Маклахлана нигде не было видно.

Все это время Эсме почти не видела Маклахлана. Ночи напролет он проводил неизвестно где, возвращаясь под утро не в лучшем виде. Однажды она услышала, как Эттрик, поднимаясь с подносом, на котором стояли кофейник и стакан, судя по всему, с содовой, шепнул Уиллингзу: «Снова набрался!» Даже издали Эсме могла заметить, что следы беспутной жизни проступили явственнее на его лице; теперь ему можно было дать все его тридцать шесть лет — Лидия мимоходом упомянула о его возрасте.

Тем не менее он был гораздо привлекательнее своего брата. За исключением того, что оба были высокими и широкоплечими, они нисколько не походили друг на друга. Если первый был щеголь, похожий на белокурого бога, то Меррик Маклахлан был смуглым и темноволосым, с безобразным шрамом, уродующим челюсть. Он выглядел суровым и, похоже, обладал плохим характером. Мистер Маклахлан жил, по словам Лидии, в «очень шикарном месте», которое называется «Олбани»[3] и в котором снимают квартиры состоятельные холостяки из общества. Это совсем не мешало Маклахлану смотреть на дом своего старшего брата как на свой собственный, в первую очередь это относилось к столовой.

В тех редких случаях, когда Эсме приходилось проходить мимо него, она старалась смотреть на него сверху вниз. Это было непросто, если учесть, что он горой возвышался над ней. Однако она продолжала держаться высокомерно. Меррик Маклахлан всегда сухо раскланивался и обходил ее.

Иногда он появлялся в сопровождении лорда Уинвуда. Уинвуд был приветлив, глаза у него были добрыми. Он неизменно интересовался, как поживает Сорча, и дважды, ожидая, когда к нему спустится Маклахлан, просил ее выпить с ним кофе в столовой. С Уинвудом ей было легко, и Эсме с удовольствием проводила несколько минут в его обществе.

Характер у Сорчи не менялся к лучшему, но теперь Лидия часть дня выполняла обязанности няни. Поэтому по утрам у Эсме появилась возможность сойти вниз и выпить чай с Уэллингзом и миссис Генри, и это было приятной передышкой.

Как ни странно, за это время начала вырабатываться определенная система взаимоотношений. Эсме по черной лестнице спускалась вниз, и почти тут же Маклахлан, который с помощью содовой и кофе к тому моменту более или менее приходил в норму, по парадной лестнице поднимался в классную комнату.

Здесь он, по словам Лидии, просто сидел и наблюдал, как играет Сорча. В слабой надежде, что она сможет приступить к обучению ребенка, как и положено гувернантке, Эсме купила мел и классную доску. К сожалению, Сорча не интересовалась алфавитом. Зато ей очень нравились — о чем со смехом рассказывала Лидия — странные фигурки из палочек и сюрреалистические изображения животных, которые рисовал для нее Маклахлан. Еще Сорча с удовольствием принимала его помощь, когда одевала свою куклу или складывала кубики.

К середине октября между Эсме и Маклахланом установилось что-то вроде перемирия. Как бы по взаимному соглашению, они всеми силами избегали оставаться наедине. Но однажды, когда Эсме сошла вниз, чтобы выпить чаю, на кухне случилась какая-то неполадка. Около часа Эсме прослонялась по дому, а затем возвратилась в классную комнату.

Заглянув в нее, она обнаружила там Маклахлана, пристроившегося на маленьком стульчике, и Сорчу, сидевшую на столе. Остальные девять стульчиков, которые не использовались, а служили, скорее, украшением, непонятным образом исчезли. Но в конце комнаты громоздилось какое-то сооружение с верхом из старого коричневого одеяла, из-под которого подозрительно выпирали бугры. Прекрасно. По крайней мере стульчикам нашлось какое-то применение.

Она снова перевела взгляд на Маклахлана и Сорчу, которые забавно смотрелись вместе — он с длинными ногами, вытянутыми почти через всю ширину стола, и Сорча с раскинувшимися вокруг, как у принцессы, юбочками.

На столе в беспорядке лежали несколько книг, которых Эсме прежде как будто не видела. Тут же были маленькие деревянные ящички, раньше стоявшие на полках в детской; крышки некоторых из них были откинуты. Сорча и ее отец как раз рассматривали что-то в одном из них. Внезапно Эсме поняла, что Сорча грызет что-то круглое и блестящее.

— Ой, что это у нее? — воскликнула Эсме, врываясь в комнату. Маклахлан вгляделся и нахмурился.

— Черт! — вырвалось у него. — Дай это сюда, озорница. Эсме ждала, что Сорча закапризничает. Но малышка выплюнула то, что у нее было во рту, в руку отца, заливаясь смехом, как будто это была веселая шутка. Аласдэр вытер этот предмет о брюки.

— О Боже! — сказал он. — Еще один византийский гиперпирон.

— Еще одна необычная монетка? — удивилась Эсме. — Где она их берет?

Маклахлан усмехнулся как-то почти по-мальчишески и показал на открытый ящичек.