Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели - Лев Колодный

— Хотим вас попросить оформить Дом кино на Васильевской улице в Москве.

Я приехал, и все там сделал. То была интересная работа. Что там осталось от нее, не знаю, давно там не был.

На открытии Дома кино собралось много народу. Устроили банкет. Меня заранее предупредили, что придет Фурцева. Я сделал двенадцать сувениров для почетных гостей из меди. Среди них большой крест на цепочке. Взял у официантов поднос, положил все сувениры и подошел к Фурцевой. Прошу выбрать, что ей больше всего нравится. Она выбрала крест и повесила его себе на шею. А когда закончился банкет и все вышли в залы, она взяла меня под руку. Народ большими глазами смотрит. Идет Фурцева и ведет под руку меня, молодого художника.

Идея Хрущева была воплощена, когда сам Никита Сергеевич доживал свой век на даче, тайком диктуя воспоминания. Курорт открыли при новом правительстве Брежнева в 1967 году. Тогда еще бы мог получить главный художник Пицунды первую Ленинскую премию. К этому все шло, приезжали эксперты, восхищались увиденным. Но вмешалась в планы комитета по Ленинским премиям стихия. Очевидно, при сооружении комплекса строители, добывая песок, разрушили естественные барьеры, преграждавшие Черному морю выход на берег. Во время шторма разбушевавшиеся волны ворвались в корпуса и похозяйничали там, отомстив людям за ущерб природе. Такого прежде никогда не наблюдалось. Пришлось уродовать берег бетонными волнорезами. А архитекторы, художники и строители остались без наград.

— В Пицунде я жил в долгах. Долго не мог их отдать. Взял деньги под проценты, сумма долга росла. А когда приехал бухгалтер и привез гонорар — я обалдел. Рассчитался со всеми, и большие деньги остались. Звоню в Москву друзьям. "Что вы там делаете?" — "Вот мы сидим, пьем последнее белое «Цинандали», которое ты оставил. Пьем. Дождь идет, слякоть ля-ля-ля…" Там была Таня Щапова, умнейшая интеллигентнейшая женщина, жена академика, Лиля, жена Бернеса, Галя Хелевская, диктор, и многие. Я сказал: "Давайте, приезжайте. Я получил гонорар!" — кричал. Они приехали, я днем работал, они отдыхали, хорошо, я помню в белых юбках, белых джинсах, красивые. И давай гулять в разных местах, интересно вечер проводили.

На мой вопрос, что за Галя часто фигурирует на портретах, не Хелевская ли это, я получил такой ответ:

— Объясню. В Москве, с кем бы ни знакомился, везде была Галя, Таня или Наташа. Чаще всего Галя…

…В возрасте Христа, спустя девять лет после окончания академии приняли Церетели в члены Союза художников СССР. Республика присвоила ему звание заслуженного художника Грузинской ССР. И тогда же состоялась первая персональная выставка картин в Тбилиси.

При Брежневе набрал невиданную прежде силу культ Ленина. В честь "столетия со дня рождения основателя КПСС и СССР" по всей стране, начиная от Кремля, ставились памятники. А в Ульяновске, на родине Ильича, создавался мемориал невиданного масштаба. В город пригласили известных советских архитекторов, художников и скульпторов. Грузия делегировала Зураба. Таким образом, он попал в когорту избранных и вышел со своими монументальными работами за пределы Кавказа на просторы России.

Новое предложение поступило от известного московского архитектора Бориса Мезенцева, пользовавшегося большим уважением в профессиональной среде. Его называли в одном лице "ученым, зодчим, художником и философом". Мезенцев хорошо рисовал, писал пейзажи Подмосковья. В молодости мечтал строить театры. Пришлось сооружать вокзалы, разрушенные во время войны. Мезенцеву дали построить в Москве высотное здание на Садовом кольце, вблизи трех вокзалов. За эту высотку удостоили Сталинской премии. Ленинскую премию присудили за мемориал в бывшем Симбирске — Ульяновске.

Там, над крутым обрывом Волги, легендарным Венцом, подняли высотную гостиницу «Венец». Рядом с ней Мезенцев запроектировал водный бассейн. Его чашу поручил художественно осмыслить Церетели. Его высокая репутация к тому времени в кругах московских архитекторов сложилась окончательно. Прибыв на ударную стройку, Зураб предложил сделать бассейн больше. Мезенцев согласился. Стенки чаши протянулись на сорок с лишним метров в длину и пятнадцать — в ширину, зеркало бассейна достигло 651 квадратного метра. Церетели задумал заполнить дно бассейна мозаикой, она оказалась, таким образом, под водой, чего до Церетели никто не делал.

Мемориал дружно строили все республики Советского Союза. Каждая из них преподносила родине Ленина подарок. Из Грузии дар прибыл на грузовиках. Он состоял из 651 плиты. Каждая из них равнялась 1 квадратному метру. И на каждой помещалась мозаичная картина. Все, по словам Зураба, на одну тему: «Рыбки». Любого, кто попытался бы нарисовать 651 рыбу, подстерегала опасность однообразия, повторения. Но она миновала бывшего слушателя курсов по развитию фантазии. Ни одна из «рыбок» не повторяла другую. Не похожи друг на друга и композиции, составленные на одной плите из нескольких морских существ. То были некие вымышленные фигуры, напоминавшие крабов, осьминогов, золотых рыбок, подводных черепах, китов и тюленей, морских звезд. Дав волю воображению, он рисовал их, как дети, не заботясь о точном следовании натуре. Под слоем воды сотни картинок образовали фантастический "Морской мир".

Велико было удивление местного партийного руководства, когда его взору рядом с домами, где родился и жил Володя Ульянов, рядом с монументальным музеем Ленина, напоминающим большой собор, предстала картина морского дна. Она не была связана с генеральной концепцией мемориала. Из Ульяновска последовала жалоба на автора "Морского мира" в ЦК партии. Пришлось ему впервые отправиться для объяснения на Старую площадь.

По словам Зураба дело обстояло так:

— Когда меня пригласили в Ульяновск, я сделал огромнейшее зеркало воды с морским миром, в котором это здание, этот «Венец» отражается, как бы поднимается. Это отражение уже романтика. И архитектура выигрывает. Под водой, если облицевать дно мрамором, что получится? Бани. Я сделал мозаики, морской мир. Ну, сразу соответствующая реакция. Вскочил этот из горкома или обкома. Шум. Как я работал? Один работал. Не потому, что хотел что-то припрятать. Я во что верю, туда и шагаю. Одному быстрее. Вот докладываю: "Все! Закончил". Думаю, сейчас аплодировать будут. Днями и ночами работал. Снимаю полотно. И вижу, этот из обкома сначала покраснел, потом побледнел. Машет. Кричит. Не понравились ему там рыбки, осьминоги. "А что должно быть?", — спрашиваю. "Революция!" — кричит, — Ленин идет!" Все стоят испуганные. Я сел в самолет и улетел оттуда. Анекдот. Он побежал Суслову жаловаться. Я объяснил, что этот деятель революцию под водой предлагает. Как можно революцию под водой делать? Вроде выпутался успешно.

Московское руководство оказалось либеральнее ульяновского, «рыбки» остались плавать под водой. Более того, за "Морской мир" и за мозаики, выполненные в Тбилиси, Зураб Константинович Церетели получил первую правительственную награду — Государственную премию СССР.

О каких работах в Тбилиси шла речь в постановлении о Государственной премии? После духана в Чиатуре и ресторана в Пицунде поручили в родном городе оформить ресторан «Арагви». Он построен в парке в стиле, утвердившемся по всему СССР. После "сталинского ампира" зодчество вдохновлялась некогда преданными проклятиями идеями конструктивизма. Фасады зданий лишилось привычных деталей классики. Образ создавался геометрическими формами. Чтобы обогатить плоские одноцветные стены, Зураб исполнил две крупные мозаики, одну — на главном фасаде ресторана, другую в большом зале. А третью — поместил на дне водного бассейна, как в Ульяновске. Впервые представилась возможность исполнить в интерьере мозаики с размахом — полотно стены зала равнялось120 квадратным метрам. Мозаики сыграли роль моста между архитектурой и искусством. Они стали равнозначными величинами, дополняющими друг друга.

На стене зала повис от пола до потолка орнаментальный ковер. Среди веток винограда три добродушных пучеглазых игрушечных бычка волокли на телеге громадный грузинский кувшин — квери. Как подсказывало воображение, не пустой, а залитый до краев вином, красным, как стенки кувшина. Эта комическая сцена вызывала невольную улыбку. В этой картине вырвался на свободу природный юмор Зураба, проявился грузинский характер, дарованный природой и землей, где всем всего тогда хватало — солнца, фруктов и вина. Вид циклопического кувшина-квери вызывал желание быстрее сесть за стол, разлить по бокалам доброе вино, какое пили во времена езды на быках. На стенке сосуда сиял диск со свастикой, символизирующей солнце. Она не раз попадала на глаза во время экспедиций с этнографами. За такую свастику в Москве автору бы пришлось держать ответ. В духане в глубокой провинции такая вольность сошла с рук.