Третья древняя, или И один в поле… - Борис Николаевич Григорьев

и трезвые решения — особенно тогда, когда посоветоваться было не с кем. Конечно, никотин убивает человека, но ведь не всё, что опасно для здоровья, вредно в жизни. Кто будет спорить, что в интересах здоровья ему следовало бы остаться на родной Задонщине и вообще не соваться в большой город? Ан нет! Человеческая натура, находящаяся в постоянном противоречии с требованиями медицины, всё время сталкивает человека со здоровой колеи жизни и выводит на интересную.

Поводом для «срыва» послужила беседа в столовой. Начал её однокашник Донцова по спецшколе и коллега по первой загранкомандировке, ныне один из «боссов» службы, Мишка Гогоберидзе, известный в народе по кличке Коба. Раньше Коба своё родство с меньшевиком Церетели «заминал для ясности», но последнее время, когда вместо партийных собраний стали проводить дворянские, он стал его выпячивать.

— Я пришёл к выводу, — начал Коба, складывая нож с вилкой на пустую тарелку из-под парных биточков, — что так называемая идейная основа вербовки иностранцев уже не срабатывает и только создаёт для оперативного состава вредные иллюзии.

— Совершенно согласен с тобой, — поддержал Кобу Серёга Безродных — Идеологическое противостояние двух систем закончилось, мы приступили к строительству капитализма. На нашу долю остались только деньги да компромат.

Безродных являл собой типичный вариант «позвоночника», пришедшего в разведку в том возрасте, когда нормальные люди уже уставали от вербовок. Тем не менее, он благодаря своим связям в самое короткое время сделал сногсшибательную карьеру, о вербовках зная лишь понаслышке.

— Здравствуйте, приехали! — возразил Донцов. — У каждой страны, а уж у России особенно, есть идеология, отличающая её от остального мира. Это сейчас у нас смута и безвременье, но скоро всё это кончится.

— И вообще сейчас наступило царство денег, — нравоучительно продолжал Гогоберидзе, не обращая внимания на Донцова. — Пора отбросить все упования на компромат и идеологию. Компромат аморален по своей сути, а идеология, как я уже сказал, больше не работает. Давно уже не работает — ещё когда мы только начинали свою карьеру в разведке, я убедился, что…

— Конечно, твой-то личный опыт как раз и подтверждает теорию о бесполезности использования всякой основы, — съязвил Глеб Тихонович и пожалел — Мишка был злопамятным и не прощал выпадов в свой адрес. Ну, да чёрт с ним, Донцову нечего его бояться, он свою карьеру сделал, а «наверх» отнюдь не стремится. В рядовые не разжалуют, дальше Африки не пошлют. Но Гогоберидзе, казалось, пропустил укол Донцова мимо ушей и, как ни в чём не бывало, продолжал развивать свои взгляды на разведку в современных условиях.

— Необходимость в приобретении агентуры на современном этапе тоже становится сомнительной, — безапелляционно изрёк он, сплёвывая косточки от компота на тарелку. — Достаточно устанавливать с иностранцем доверительный уровень отношений и работать с ним на добровольных началах.

— Постой, постой, Коба, ты что мелешь? — заволновался Донцов. — Мы что, по-твоему, вербуем их под дулом «Макарова»?

— Ну не под дулом, но под определённым моральным нажимом, — парировал Гогоберидзе.

— А когда ты женился на своей Нинон, ты разве не использовал на неё моральное давление?

— Допустим. — Губы Кобы растянулись в тонкой ниточке.

— Но в ЗАГСЕ её за язык никто не тянул говорить «да»?

— Это другое, — уклонился от ответа потомок грузинского меньшевика Церетели. — Нашёл с чем сравнивать. Сейчас настали другие времена. Уже виден конец столетия, а мы всё барахтаемся в дремучем средневековье.

— Может быть, к тебе поступила информация о том, что ЦРУ и СИС отказались от вербовок агентуры и переходят на работу с доверительными связями? Может американский или английский резидент шепнули тебе, что они уже выбросили на свалку истории весь набор оперативных методов, для того чтобы завербовать у нас агента?

— Попрошу без инсинуаций, — обиделся Коба и поднялся из-за стола. — Результаты взаимодействия службы с бывшим нашим противником превосходят все ожидания.

Коба отличался тем, что всегда оказывался во главе какого-нибудь новшества. Когда партия и правительство провозгласили курс на оказание помощи сельскому хозяйству, он первый выступил на общем собрании разведчиков с предложением организовать подсобное свиноводческое хозяйство. Теперь он возглавлял ставший модным последние годы участок сотрудничества с зарубежными спецслужбами и считал это сотрудничество единственно полезной формой разведывательной деятельности. — Если ты не веришь в плодотворность взаимодействия разведок, приходи ко мне, я тебе дам почитать наш годовой отчёт.

— Я и без тебя знаю, какие у вас там результаты, — отмахнулся от него Донцов. Дурят вас «цэрэушники» и «сисовцы» почём зря, а вы принимаете их дезу за чистую монету. А вы что в рот воды набрали? — набросился Глеб Тихонович на двух коллег, молча наблюдавших за спором. — Или вы тоже разделяете эти гнилые взгляды? — Гогоберидзе при этих словах демонстративно встал и, не говоря ни слова, удалился из столовой. — Чем же разведка будет тогда отличаться от дипломатии?

— Тихонович, не будь максималистом! — по-отечески похлопал его по руке Безродных. — Будь проще, и народ к тебе потянется.

— Пошёл ты, знаешь куда? Нашёл время и место ёрничать!

Донцов резко отставил в сторону стакан с компотом, поднялся из-за стола и зашагал из столовой. То, что его не поддержали коллеги, возмутило даже больше, чем конъюнктурное выступление Кобы. Ладно Безродных — он сроду живого агента в глаза не видел и всю свою карьеру делал на партийной работе, но Гришка Рогожин — он-то чего молчал?

…Глеб Тихонович вдыхал никотин с такой жадностью и силой, что сигареты едва хватило на три затяжки. Тогда он взял ещё одну и выкурил её уже с толком, чувством и удовольствием. Организм чутко реагировал на проявленную заботу и тут же успокоился, в голове прояснилось, а сердце прекратило попытки вырваться из грудной клетки.

На столе зазвонил телефон. Звонил начальник подразделения, от которого Глеб Тихонович когда-то ездил в длительную командировку в Англию. Оперативная судьба уже давно забросила Донцова в другой географический регион, и поэтому он несколько удивился, с чего бы вдруг ему стал звонить сам Дикушин, руководитель английского отдела.

— Глеб Тихонович, — без всяких предисловий начал свой разговор Дикушин, — ты не мог бы зайти ко мне на полчасика?

— Нет проблем, Дмитрий Иванович. Когда я мог бы подойти?

— Давай часика в три. Годится?

— Конечно.

«Уж не наклёвывается ли вторая командировка в Англию?» — подумал Донцов. — «А что: молодёжь нынче к вербовкам не очень-то привержена, а я, старый дурак, ещё могу».

Донцов знал, что на неофициальной бирже труда он как оперработник котируется достаточно высоко, а для разведчика почётней и заманчивей, чем загранкомандировка, ничего на свете не бывает. Не удивительно, что после звонка Дикушина в глазах Донцова появился характерный блеск, а сердце стало сладостно замирать и сбиваться с ритма. Перспектива «тряхнуть стариной» вдохновила его ещё