Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе - Владимир Козлов

Такие стихийно возникавшие группы легко уходили из-под контроля государственных и общественных институтов, а нередко еще и полностью выпадали из-под воздействия официальной пропаганды. Обещанная романтика покорения целины и строительства новых городов резко отличалась от того, что реально можно было видеть в неосвоенных районах. В принципе умный начальник или партийный руководитель сравнительно легко мог справиться с проявлениями недовольства и всплесками групповой агрессивности, проявляя заботу об организации труда и снабжения, о развлечениях, а также контролируя снабжение новостройки алкоголем. Однако повышенная чувствительность временных коллективов к любым внешним воздействиям и раздражителям постоянно держала их на грани срыва, в преддверии стихийных форм протеста. Новостроечная лихорадка 1950-х гг., кампания освоения целинных и залежных земель наносили удар за ударом и по привычному укладу жизни местного населения, постоянно создавая дополнительные зоны напряженности — между местными и пришлыми, своими и чужими. В этих условиях любой индивидуальный конфликт мог включить механизм круговой поруки и вылиться в коллективную драку или массовые беспорядки.

Конфликтная ситуация на новостройках и целине, постоянно чреватая криминализацией группового поведения (массовое хулиганство, групповые драки, волнения и беспорядки), усугублялась тем, что Министерство внутренних дел СССР в принципе не успевало за процессом массового перемещения населения на Восток. Ему явно не хватало сил для обеспечения общественного порядка и выполнения рутинных полицейских функций в новых районах. Что же касается подчиненных МВД СССР внутренних войск оперативного назначения, прямой задачей которых была ликвидация волнений среди населения, то их численность с 1953 по 1956 г. сократилась более чем в три раза. Причем в начальный период освоения целинных земель и широкого индустриального строительства (особенно в 1954–1959 гг.) в зоне повышенной конфликтности (прежде всего в Казахстане, на Южном Урале и в Сибири) вообще не было оперативных войск МВД, как не было их и в большинстве городов центральной России.

К счастью для власти плохие пути сообщения, географическая удаленность и изолированность не позволяли волнениям перекинуться на сколько-нибудь обширные территории даже в самом Казахстане. Большинство локальных межгрупповых конфликтов прекращалось еще до серьезного вмешательства милиции — сразу после первой крови. Однако при определенных условиях отсутствие дополнительных полицейских сил в зоне риска способствовало стремительному перерастанию конфликтов в массовые беспорядки, кровавые бунты, погромы и т. д. Не успевая погасить вспыхнувший конфликт в момент его зарождения, власти нередко сталкивались уже с массовыми и обостренными формами противостояния, способными спровоцировать выдвижение антиправительственных лозунгов, а значит, приобрести статус особо опасного государственного преступления.

В бурлящем котле целинных и новостроечных противоречий и страстей вырабатывались стихийные формы самоорганизации, появлялись доморощенные альтернативные лидеры, население демонстрировало власти свое недовольство, а иногда и формулировало претензии. Чем разрушительней были последствия подобных событий, тем быстрее доходил до властей сигнал обратной связи, заставляя «принимать меры» и «исправлять положение», обычно в сочетании с жестокими репрессиями по отношению к зачинщикам беспорядков.

Самая обычная форма разрешения межгруппового конфликта в районах Казахстана и Сибири (а также других новостроечных территорий) — коллективная драка. В принципе в этом случае мы имеем дело с вульгарным групповым хулиганством — заурядным уголовным деянием. Однако важная черта подобных конфликтов — наличие элементов самоорганизации (групповая иерархия, стихийно выдвинувшие вожаки, круговая порука, противопоставление «чужим»), так же как и повышенная предрасположенность к насильственным действиям — позволяет говорить о накоплении специфического опыта конфликтного противостояния, активизации традиционных форм асоциального поведения. Все это можно считать важной, а скорее всего обязательной предпосылкой возникновения массовых беспорядков, активные участники которых не просто легко склонялись к насильственным действиям — они как бы «знали» и «помнили» как надо действовать в подобных ситуациях, чувствовали себя внутренне свободными от обычных моральных обязательств, ограничивающих агрессивность законопослушных и не имеющих криминального опыта людей. Конфликт мог отключить социальные тормоза даже у лояльных обывателей, но начинали насильственные действия, выкрикивали призывы и руководили толпой те, у кого эти «тормоза» уже отключались раньше, кто уже имел опыт неконтролируемых асоциальных действий, кто уже «выпадал» из социума. А таких людей в новостроечных и целинных районах было слишком много.

2. Первые «новостроечные» конфликты после смерти Сталина

Сразу после начала кампаний по вербовке молодежи на освоение целинных и залежных земель и в районы нового индустриального строительства на Востоке в ЦК КПСС пошла информация о повышенной конфликтности новоселов и их стычках с местным населением. Весной 1954 года в совхоз «Казцик» Шостандинского района Акмолинской области Казахской ССР прибыло около 500 комсомольцев из Москвы. В первый же выходной день в клубе совхоза возникла драка между тремя местными рабочими и группой московских комсомольцев. И те, и другие были пьяны. Один из участников драки получил ножевое ранение и впоследствии умер.

Сообщение об этих событиях поступило в ЦК КПСС, минуя обычные каналы МВД. В ЦК КПСС дали команду «разобраться» в происшедшем. Как обычно бывало в подобных случаях, запрос ЦК вызвал бурю бюрократической активности. Для поддержания общественного порядка в районах сосредоточения приезжающих на целину людей МВД СССР начало создание постоянных милицейских подразделений. В те же районы были командированы ответственные работники Главного управления милиции МВД СССР1.

Эффект от потраченных на стабилизацию обстановки сил и средств последовал далеко не сразу. Кроме того, плохо поддавались полицейскому контролю массовые перемещения новоселов, а также мобилизованных на уборочные работы на целине по транспортным артериям страны. Фактически каждый шедший на восток эшелон был потенциально конфликтен, а некоторые представляли собой двигавшуюся по железной дороге пьяную орду, растворившись в которой, анонимный индивидуум легко терял чувство личной ответственности, способность к критической самооценке и самоконтролю.

15 августа 1954 года на станцию Купино Омской железной дороги прибыл грузовой поезд с автомашинами и шоферами, ехавшими в Алтайский край на вывозку зерна. Водители всю дорогу пьянствовали. В Купино они стали приставать к окружающим, распевать матерные песни, напали на пассажиров проходившего мимо поезда. Затем направились в городской сад и устроили там драку с местной молодежью. Нескольких человек избили, двоих тяжело ранили ножом. Потом ворвались в контору железнодорожной станции и устроили дебош там. На какое-то время работа железнодорожников была дезорганизована. Четверо сотрудников милиции попытались навести порядок, но встретили сопротивление и начали стрелять. Один из хулиганов был убит, другой — ранен в руку. Остальные в испуге разбежались1.

После событий 1954 года на целине наступило некоторое затишье. Однако невозможность организовать уборку целинных урожаев местными силами и потребность в сезонных перебросках значительного количества привлеченной рабочей силы из других районов СССР (студенты вузов и техникумов, военнослужащие, мобилизованные на уборку рабочие и служащие) превратили уборочные работы (с августа и до конца осени) в постоянную головную боль работников правоохранительных органов, высших и местных партийных инстанций. В середине 1955 г. МВД СССР (по поручению ЦК КПСС) пришлось принимать меры по наведению порядка в совхозе «Пятигорский» Акмолинской области Казахской ССР (хулиганство на почве пьянства, прогулов и бытовой неустроенности)1. В августе 1956 г. министерство специально отчитывалось перед ЦК КПСС о расследовании и привлечении к уголовной ответственности участников групповых драк между местными жителями и лицами, прибывшими из различных районов страны на уборку урожая в Казахстан[151].

3. Столкновения на железных дорогах

Частью коллективного опыта насильственных действий, использованного впоследствии населением в крупных городских бунтах и волнениях, стали участившиеся в 1956–1958 гг. погромы на железнодорожных станциях. В них, как правило, участвовали две конфликтные группы — либо новобранцы советской армии, направлявшиеся в месту постоянной службы, либо рабочие и учащиеся, мобилизованные на уборку урожая в том же Казахстане или Узбекистане (сбор хлопка).