Смерть у бассейна - Агата Кристи

— И вы считаете, что это было обличением? Отнюдь.

— Л чем же?

Вытянув ногу, Генриетта прочертила носком туфли узор, потом тихо сказала:

— Вы не забыли, в чем я вам только что призналась? Я имею в виду наши отношения.

— Ах, да. Он ваш любовник и поэтому, умирая, он говорит «Генриетта». Очень трогательно.

Она бросила на него гневный взгляд.

— Вам смешно?

— Я не смеюсь. Но я не люблю, когда меня обманывают, а вы, по-моему, как раз это и пытаетесь сделать.

Генриетта сказала спокойно:

— Я говорила вам, что я не слишком правдива — но все равно, когда Джон сказал «Генриетта», он не изобличал меня в качестве убийцы. Разве вам не ясно, что люди моего склада, люди творческие, совершенно не способны к отнятию жизни. Мне ли убить человека, господин Пуаро? Я не способна к убийству кого бы то ни было. Вот вам простая и полная правда. Вы заподозрили меня просто потому, что умирающий прошептал мое имя, хотя он едва ли сознавал, что говорит.

— Доктор Кристоу прекрасно все сознавал. Его голос был живым и осмысленным, словно у врача во время решающей операции, когда он говорит четко и требовательно: «Сестра, щипцы, пожалуйста».

— Но… — она казалась захваченной врасплох.

Эркюль Пуаро быстро продолжал:

— И дело не только в том, что доктор Кристоу сказал, умирая. Я и на миг не верю, что вы способны на преднамеренное убийство. Но вы могли выстрелить в какое-то мгновение жгучей обиды, а если так — если так, мадемуазель, — у вас хватит творческого воображения и способностей замести следы.

Генриетта встала. Она постояла чуть-чуть, бледная и потрясенная, глядя на него, потом сказала с внезапной грустной улыбкой:

— А я-то думала, что нравлюсь вам.

Эркюль Пуаро вздохнул и сказал печально:

— В этом-то моя главная беда. Нравитесь.

Глава 19

После ухода Генриетты Пуаро оставался на месте, пока не увидел инспектора Грейнджа, решительным непринужденным шагом шедшего мимо бассейна и свернувшего на тропу к павильону.

Шел инспектор с целеустремленным видом.

Он мог идти, следовательно, либо в «Пристанище», либо в «Голубятню». «Интересно, куда», — подумал Пуаро.

Он встал и прежним путем отправился обратно. Если инспектор Грейндж шел повидаться с ним, он бы хотел услышать, что тот собирается ему сказать.

Но, придя в «Пристанище», он не усмотрел никаких признаков гостя. Пуаро задумчиво взглянул в сторону «Голубятни». Вероника Крей, он знал это, не возвращалась в Лондон.

Он ощутил, как его интерес к Веронике Крей усиливается. Матовый блеск лисьего меха, разбросанные коробки спичек, внезапное, не вполне объяснимое вторжение субботним вечером и, наконец, откровения Генриетты Савернек.

«Занятный образчик, — подумал он. — Да, вот именно: образчик.

Столкновение личностей. Клубок смешанных чувств. И клубок необыкновенно запутанный — из темных нитей ненависти и вожделений.

Герда Кристоу ли стреляла в мужа? Или все не так просто?»

Генриетта поспешила с выводами, сочтя, что он подозревает ее в убийстве, хотя в действительности он и не заходил так далеко в своих предположениях. Чуть вероятнее была надежда, что Генриетта кое о чем знает. Кое о чем знает или кое-что скрывает?

Он недовольно пожал плечами.

Сцена у бассейна. Обдуманная сцена. Хорошо поставленная сцена. Кем поставленная? Ради кого поставленная?

Он сильно подозревал, что на второй вопрос следовало ответить: ради Эркюля Пуаро. Он стал так думать не сразу. Но сначала он вообще принял все за нелепую шутку.

Это и было нелепо, но не было шуткой.

А ответ на первый вопрос?

Он пожал плечами. Он не мог понять. У него не было даже малейшей догадки.

Однако он прикрыл глаза и вызвал в воображении — всех, — ясно видя их внутренним оком. Сэр Генри — прямой, достойный доверия, в прошлом — ответственный имперский чин. Леди Энгкетл — ускользающая и непонятная, и нелогично, против ожидания, обаятельная, с присущей ей неодолимой силой перескакивающей мысли. Генриетта Савернек, любившая Джона Кристоу больше, чем себя самое. Тихий невыразительный персонаж — Эдвард Энгкетл. Обаятельная, но некрасивая девушка по имени Мэдж Хадкасл. Ошеломленное потерянное лицо Герды Кристоу, держащей в руке револьвер.

Всех их накрыло теперь сетью закона. Ненадолго связали неумолимые последствия внезапной насильственной смерти. Для каждого эта трагедия имела свой смысл, каждый бы рассказал о ней по-своему.

И где-то в этой игре душ и страстей пряталась истина. Для Эркюля Пуаро важнее изучения людей в жизни было только одно — стремление к правде.

Он хотел знать правду о смерти Джона Кристоу.

— Ну разумеется, инспектор, — сказала Вероника, — я всей душой хочу вам помочь.

— Благодарю вас, мисс Крей.

Инспектор почему-то совсем иначе представлял себе Веронику Крей.

Он ожидал чар, волшебства, может быть даже фейерверка. Разыграй она какую-нибудь сцену, он бы ничуть не удивился.

Он и подозревал, что она разыграет сцену. Только не такую, на какую он рассчитывал.

Он увидел не слишком потрясающее женское обаяние — чары не были родником. Вместо этого он сознавал, что напротив него сидит женщина весьма миловидная и превосходно одетая, у которой явно благополучно идут дела. Вероника Крей, подумал он, отнюдь не дура.

— Нам нужен лишь ясный ответ, мисс Крей. Вы приходили в «Пещеру» в субботу вечером?

— Да. У меня кончились спички. Забываешь, как важны такие мелочи в деревне.

— И вы пешком пошли к «Пещере»? Почему не к вашему ближайшему соседу! Господину Пуаро?

Она улыбнулась — уверенной, роскошной, экранной улыбкой.

— Я не знала, кто мой ближайший сосед, а то бы обратилась к нему. Я думала, что это просто какой-то маленький иностранец, и решила, знаете ли, что он может начать надоедать своими визитами.

«Ага, — подумал Грейндж, — вполне правдоподобно. Она готова к любому вопросу».

— Вы берете спички — и вдруг узнаете старого друга, доктора Кристоу. Я верно понял?

Она кивнула.

— Бедный Джон. Да, я не видела его пятнадцать лет.

— В самом деле? — в голосе инспектора прозвучало вежливое недоверие.

— В самом деле, — ее тон был решительно категоричен.

— Вы были рады увидеть его?

— Очень. Это всегда восхитительно — встречать старинных друзей. Вы тоже так считаете, инспектор?

— В некоторых случаях, да.

Вероника Крей продолжала, не ожидая новых вопросов:

— Джон проводил меня домой. Вы захотите узнать, не говорил ли он чего-либо, что могло бы пролить свет на трагедию: я очень тщательно обдумала всю нашу беседу, но, честное слово, не нашла никаких намеков.

— О чем же вы говорили, мисс Крей?

— О прежних временах. «Ты помнишь?», «Л ты помнишь?», «А то?», «А это?» — она грустно улыбнулась. — Мы познакомились на юге Франции. Джон очень мало переменился. Хотя повзрослел, конечно, и увереннее стал. Я так поняла, что он добился хорошей профессиональной известности. Он совсем не говорил о своей личной жизни, но у меня осталось впечатление, что, возможно, его брак оказался не слишком счастливым — правда, это всего лишь самое неясное впечатление. Мне кажется, что его жена из числа женщин серых и ревнивых. Вечно, наверное, закатывала сцены из-за его смазливых пациенток.

— Нет, — сказал Грейндж. — Она такой совсем не выглядит.

— Вы имеете в виду, что все это было подспудно? — быстро сказала Вероника. — О да, да. Нетрудно представить, что это может оказаться куда более опасным.

— Вы совершенно уверены, что не ошибаетесь? По-моему, вы могли его встречать множество раз.

— Откуда, скажите на милость, такие предположения?

— Ну, кое о чем говорит вот это. — Инспектор Грейндж извлек из кармана письмо, пробежал его, откашлялся и прочел:

«Приди, пожалуйста, сегодня — и пораньше. Я должна тебя видеть. Вероника».

— Да-а, — она улыбнулась, — чуть повелительно, пожалуй. Боюсь, это влияние Голливуда — ну, излишняя самонадеянность.

— Доктор Кристоу, получив эту повестку, на следующее утро явился к вам. У вас с ним вышла ссора. Вас не затруднит объяснить мне: из-за чего?

Инспектор пустил в ход свою тяжелую артиллерию и от него не ускользнула вспышка гнева, раздраженно стиснутые челюсти.

— Мы не ссорились, — сказала она.

— Ну, нет, мисс Крей. Ваши последние слова были: «Я даже не думала, что способна ненавидеть кого-нибудь так, как ненавижу тебя».

На этот раз она промолчала. Он словно ощущал, как она соображает — поспешно, но осмотрительно. Другая женщина разразилась бы потоком слов. Но Вероника была слишком умна для этого.

Она пожала плечами и сказала беспечно:

— Ясно. Опять россказни слуг. У моей горничной богатое воображение. Как вам известно, существуют разные способы выражать свои мысли. Могу вас уверить, мне мелодраматизм не присущ. В действительности это было лишь игривое замечание. Мы с ним немного пикировались.