Наследник - Денис Старый

- Граф опозорит Петрушу, если за этими потехами будет наблюдать двор, уж не знаю, какой рубака Чернышов, но он воинский человек, а наследник нет, - сказала Елизавета, но это ее, на самом деле, не особо интересовало.

Императрица уже сделала нужные выводы и дала указания, чтобы с Чернышовым провели беседу, отправили в Петербург и там он должен дожидаться назначения. Куда-нибудь… да хоть с посольством в далекую страну. Но то, что кто-то, пусть и из графов, может даже в шуточном бою оголить шпагу против наследника престола… Нет. Подальше его, графа этого, на всякий случай.

- Сдается мне, матушка, что Петр Федорович был вполне холоден головою при разговоре с Чернышовым и ведал, что творит. Он стал мужем, зело разумным мужем, - сказал Бестужев-Рюмин и после некоторой паузы рассказал и о своих впечатлениях от беседы с наследником и от той авантюры, что тот предложил.

- Сие есть, что немец стал русским? – спросила Елизавета, для которой было неожиданно услышать о стремлении племянника продать свой так любимый Шлезвиг, который Петр, впрочем, никогда и не видел.

- Мыслю, матушка, что он может вернуться к думам о возврате Шлезвига в зад Голштинии, но опосля. А руссаком он еще становится, посмотреть нужно дале, - ответил канцлер.

- И Россия станет вором, получив деньги, слово свое нарушит? – возмутилась императрица.

- Нет, матушка, только в Европе и нынче не спокойно – за Австрийское добро воюют, а буде еще горше, Фридрих силу набирает, Франция, как и всегда, интриги строит. А в мутной водичке, чего не случится! – Бестужев улыбнулся.

- Вот за толк не возьму, куда ему столько денег – три мильена. Чего не хватает? – задала вопрос Елизавета.

- А пусчай покажет себя, матушка, посмотрим, куда употребит, говорит, что на воинство русское и на флот денег отсудит, - начал было говорить Бестужев, но был перебит вседержительницей.

- Гвардии на пропой и глупости? – Елизавета строго посмотрела на своего сановника, но быстро ее взгляд смягчился и она продолжила. – Мое имя не должно быть употреблено в сием прожекте, но армию, что готовится идти к Баварии, при нужде дозволяю вести к Голштинии для острастки и данов и пруссаков, да пусть голштинцы провизии дадут. И деньги, кои могут быть у Петруши, под досмотр, коли тратить станет на непотребства, отобрать в казну российскую. Иди Алексей Петрович, да помирись ты с Ваней Шуваловым и с Воронцовыми, чего лаетесь, одно же дело делаете.

В Европе бушевала «Война за австрийское наследство», которая развернулась из-за того, что просвещенная Европа не приняла то, что уже становилось нормой для России – женское правление. Карл VI не имея наследников мужского пола, подписал «Прагматические санкции», по которым императором Священной Римской империи (считай Австрия и в разной степени подчиненные ей курфюршества да герцогства) может стать и женщина. И первоначально многие страны приняли такую прогрессивную норму. Но слишком сильно тлели угольки противоречий в Европе, подпитанные из амбиций европейских монархов, чтобы не использовать «санкции», как повод начать войну. Россия поддержала Марию Терезию – императрицу австрийскую, это было вполне естественно по ряду причин, из которых нельзя исключать и личные эмоции Елизаветы, и стремление к союзу в Австрией. Османская угроза довлела над Россией, все понимали, что мир с Блистательной Портой [по сути, название правительства Османской империи] недолговечен, а без Австрии встрять один на один с османами, как думали все, значит проиграть. Османов в Европе все еще боялись, слишком много земли, и народом под турецкой пятой оставалось. Однако, русская армия, что должна была броситься в топку европейского конфликта, только формировалась и готовилась выдвинуться. Василий Аникитич Репнин был деятельным военачальником, но и он встретился с огромным количеством проблем в деле формирования русского корпуса и его обеспечении.

Глава 3

Петербург 25 августа 1745 г.

Будучи в Москве удалось не только побывать на маскарадах, устроить скандал, но и поработать. Сильно я поиздержался. Покупка земель рядом с Люберцами обошлась в немалую сумму в сорок тысяч рублей, крестьян на купленных землях было за три сотни, но земли не особо плодородные достались, однако, думаю, для выращивания картофеля и свеклы с кукурузой подошли бы. Оказалось, что превеликой проблемой было найти те самые семена. Картофеля на посев нашли только три пуда, кукурузы не нашли вовсе, лишь заказали семена на следующий год, немного подсолнечника нашлось, благо его разводили, как декоративное растение. Так что клевер и овес стали основными культурами на полях, но лиха беда начало. Да и пусть об этом печалится Семен Абрамов – мой приказчик в Люберцах, которые пока еще и не мои, но уже окружены купленными землями. Этот человек был сосватан Петром Евреиновым, и оказалось, что не выкрест Абрамов, как я думал, а вполне себе православный и работал с землей и ранее, не имея отношения к богоизбранному, но гонимому народу. Вот и определил я его заведующим сельским хозяйством в Люберцах, а Петра Евреинова – главным и над Абрамовым и вообще над всеми моими землями. Сейчас же на купленных землях началось и строительство военного городка и домов, небольшим парка, но главное – места размещения солдат.

Пришлось строить казармы, из дерева, денег на добротные сооружения не было. Раз десять ко мне прибегал Петр Евреинов для уточнения строительства полосы препятствий и тренировочных площадок. Привлекал я и Бернхольса и еще одного прохвоста-шведского офицера, чтобы те помогли сообразить о нужности тех или иных препятствий в рамках армейских реалий. А еще плац, тренировочные поляны для кавалерии и штыкового боя, и много иного, о чем я первоначально и не думал.

Так что деньги утекали сквозь пальцы. А когда прибыли две с половиной тысячи гольштейнской гвардии, коих я выписал из своей бывшей Родины, то дело стало вообще худо. Сразу же выложил сорок тысяч рублей на их расквартирование, закупку провизии, пороха и свинца, пришлось даже сорок коней покупать, строительный инвентарь, купил английские плуги…

Теперь остаюсь всего с тридцатью пятью тысячами рублей. Уже и пытался подговорить и Ивана Ивановича Шувалова и Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, чтобы те намекнули императрице дать денег в честь, так сказать, соединения двух любящих сердец, то есть к свадьбе. Надеюсь, что-то выгорит и пожертвуют глупцу-транжире, то есть мне, деньжат. Однако,