Владыка битвы (СИ) - Хай Алекс

Мы ехали вчетвером: рыжий Элред правил гружёной повозкой, на которой лениво развалилась Гулла. Кьелл добыл нам лошадей — я был готов расцеловать его за этот бесценный дар. Мои покрытые волдырями и струпьями ноги ужасно болели при попытке сделать хоть шаг, и поездка верхом здорово облегчала жизнь. Лучше уж отбитая задница, чем сгнившие от неправильного ухода ноги.

Вива успела наготовить для меня целый горшок целебной, но очень пахучей мази. Когда я трижды в день наносил её на раны, все мои товарищи воротили носы и шипели, чтобы я управлялся побыстрее. Вонь от снадобья и правда стояла такая, что даже мухи не рисковали подлетать ближе пяти шагов. Однако с каждым разом мне становилось лучше. Я надеялся, что к прибытию в Омрик смогу нормально передвигаться на своих двоих. Ненавижу быть обузой.

— Одного не могу взять в толк, — задумчиво протянул Элред, пялясь на раскисшую дорожную колею. — Вам же нужно в Омрик. А до него ближе из Скелгата, куда поплыл ваш вождь. Вы могли бы дойти с ним до Скелгата на корабле, а оттуда до Омрика два или три дня пути на лошади вдоль Оствуда. Дорога там куда чище и безопаснее... А так будем тащиться через весь Свергло с юга на север, ещё и под дождём. Зачем же так усложнять?

— Не твоё дело, почему Скегги отправил нас длинным путём, — огрызнулась Гулла. — Тебе не платили за лишние вопросы, эглин. Вот и придержи язык, пока я его не вырвала.

Элред лишь тихо рассмеялся и взглянул на меня.

— Твоя женщина всегда такая злая?

— Ты меня ещё злой не видел, — прошипела ведьма. — И не стоит рисковать. Тебе не понравится.

Я чуть отстал и поравнялся с ней. Гулла раздражённо выковыривала грязь из-под ногтей тонким прутиком, то и дело бросая завистливые взгляды на нас с Кьеллом. Наверняка злилась на то, что ей не досталось лошади, и пришлось ехать в повозке.

— Прекрати шипеть на проводника, — велел ей я. — Без него у нас мало шансов исполнить волю Скегги. Мы должны не только попасть в Омрик, но и вернуться оттуда живыми.

Женщина придвинулась ближе и обожгла жарким дыханием моё ухо.

— Я не верю этому эглину, — выдохнула она. — Заставил снять амулеты, обрядил в нелепое тряпьё...

— Так нужно. Выбора у нас нет, — отозвался я, стараясь говорить как можно тише. — Просто будь начеку и не давай ему поводов сдать нас мерглумцам при первой возможности. Поняла?

— Да, — нехотя кивнула ведьма и снова повалилась на тюки с барахлом на продажу. — Пусть только попробует что-то выкинуть — кишки выпущу.

Ох, доведёт она меня до суда. Доведёт... Прибью однажды и не погляжу, что ведьма. Умела эта неистовая женщина доводить весь хирд до бешенства, но больше всех доставалось теперь мне. И как Скегги терпел её годами? Я начинал понимать, почему он испытал облегчение, когда Гулла выбрала проводить ночи со мной. То-то он так озорно улыбался. Знал, зараза, что меня ждало, но не предупредил.

А Элред, к слову, задал очень правильный вопрос. Когда Скегги рисовал на песке карту Эглинойра и обозначил города, я тоже заметил, что Скелгат, куда так стремился брат, находился почти что по пути к Омрику. Но Скегги настаивал, чтобы мы поехали сами.

Полагаю, брат хотел, чтобы мы разведали, как обстояли дела в Свергло на самом деле. Посмотрели на людей, на хозяйства, пообщались с местными. Увидели, как уживаются вместе эглины и сверы — простые люди, а не олдермены и ярлы. Решение мудрое — если уж Скегги метил в конунги Свергло, то должен был хорошо знать будущие владения и настроения в них. Да только нашего отряда явно было маловато, чтобы собрать достаточно сведений.

И всё же я старался запоминать каждую деталь пути. Природа радовала, а вот с погодой вновь не повезло. Насколько я понял, дожди для Эглинойра были делом если не постоянным, то до отвратительного привычным. Вот и мы ехали по раскисшей дороге, отплёвываясь от мелкой мороси. Вроде и не дождь, но эта вечная влага в воздухе раздражала. Хватило мне воды в море. Пару раз телега крепко увязала в грязи, и нам с Кьеллом приходилось спешиваться и вызволять колёса. Силач из меня, правда, был тот ещё — немного толку от человека, что даже стоять нормально не может. Но кое-как управлялись, когда Гулла снисходила до помощи.

Три дня прошли среди унылой череды лесов, полей и лугов. Несколько раз мы заходили напоить лошадей к хуторянам, чьи одинокие хозяйства вырастали недалеко от дороги. Элред знал этих людей — то были эглины, как и он. Но эглины, заключившие честный договор с северянами. Признав в нас сверов, хозяева поначалу пугались — наверняка ожидали, что мы пришли мстить за набеги мерглумцев, но Элред успокаивал их. А я слушал их разговоры и пытался запомнить побольше эглинских слов. Наши языки и правда не настолько уж и отличались.

За весь путь мы наткнулись лишь на одну полностью разорённую сверскую деревню. Она располагалась в одном дне пути на север от Сандвена, и там мерглумцы разгулялись не на шутку. Ни одной живой души, ни единого целого дома — сплошь пепелище и свежие, ещё не поросшие травой, могильные холмы.

— Кто-то выжил, похоронил всех с почестями и ушёл из этого места навсегда, — сказала тогда Гулла, попробовав землю с могилы. — Обряд справлял кто-то из наших. Всё по правилам сделал. Да хранят его боги.

Именно после этого и без того скверный нрав Гуллы стал и вовсе невыносимым. Не знаю, что сказала ведьме земля и что поведали мёртвые, лежавшие в ней, но правда эта была жестокой и печальной. Даже такую, как Гулла, проняло до костей.

— Дальше, где дорога изгибается к западу, будет топкое место. — Элред указал рукой на край леса. — Если там не застрянем, то к вечеру будем во Фримсдене.

— И что там? — прогудел Кьелл. — Скегги не называл мне этого места.

— Деревня. Старая, большая. Ещё до сверов была здесь. Там можно заночевать. Я всегда там останавливаюсь, когда иду на север.

— Эглинская деревня? — уточнил я.

— Да, — кивнул проводник. — Но там безопасно.

— Уверен?

— Мы идём как торговцы, а не как воины. К тому же оставим у них немного денег. С чего бы им лютовать?

— С того, что мы северяне, например, — огрызнулась Гулла.

— Так ты помалкивай, моя хорошая. Веди себя смирно и глупо улыбайся. Тогда всё будет хорошо. — Проводник наградил Гуллу приторной улыбочкой и обернулся к нам с Кьеллом. — Легенда та же. Я торговец, Гулла — моя дальняя родственница. Пусть будет моей роднёй, чтобы местные не думали к ней лезть. А вас я нанял как охрану, ибо дорога нынче опасная. Спирали показывайте и много не болтайте. Кто спросит, где принимали веру — говорите, что в Крелбурге. Там в северной части есть церковь и монастырь неподалёку.

Мы с Кьеллом одновременно кивнули. Лгать я не любил, но как только дело доходило до власти или спасения своей шкуры, почему-то без этого ну никак не получалось. Надо принести хорошую жертву Брани — помощь великого обманщика и шута всех богов сейчас нам бы точно пригодилась.

— А как к северянам отнесутся в Омрике? — Спросил я, по привычке прикоснувшись к спирали на груди. — Знак защитит нас?

Элред пожал плечами.

— Правила те же. Ничего сложного. Без меня лишний раз не гуляйте, говорите мало. Кто будет спрашивать, откуда вы, скажите, что нанялись ко мне в Сандвене. И ещё вот что важно. Каждый двенадцатый день эглины справляют большие службы в своих церквях. Там собираются все верующие в мёртвого бога. Если мы попадём на такой день, придётся сходить в церковь и отстоять все молитвы. Иначе нам не поверят.

— Петь и плясать, надеюсь, не обязательно? — съехидничала ведьма.

Проводник тяжело вздохнул. Гулла утомила и его.

— Тебе бы, дорогая, лучше и вовсе притвориться немой, — ответил он. — Целее будешь.

Мне же не давала покоя близость к эглинским священникам. Насколько я понял, все они были образованными мужами. Быть может, некоторые могли признать в нас с Гуллой не просто северян, а обладателей силы.

— А что за молитвы? — спросил я у Элреда. — Как проходят их обряды?

— Похоже на ритуалы, что проводят наши жрецы. Жители города собираются в храме — там всё украшено священными символами, а иногда и цветами — на большие праздники. Монахи и святые отцы открывают большую книгу, много читают вслух на забытом языке, раздают всем вино и лепёшки, а затем святоши начинают петь гимны и длинные молитвы. У них для каждой есть своё название. Так они славят бога. Верят, что чем жарче молятся, тем легче ему воскресать каждый день.