Обреченный взвод - Роман Галкин

Повинуясь рефлексам, выработанным еще в доармейских играх на симуляторе, как только стало невозможно что-либо рассмотреть через обзорную панель, машинально опустил забрало виртуального обзора, изображение на которое проецируется благодаря суммарным данным всевозможных камер, сканеров и датчиков. Похоже, оператор восьмого БПРа по каким-то причинам не сделал тоже самое, и я вижу, как он слепо барахтается, придавленный седьмым. Седьмой пытается сползти с товарища, упираясь манипуляторами в грунт, но тот подбивает их своими. Я, благодаря встречному течению, продолжаю медленно падать на них. Проклятия, ругань и одновременные противоречивые команды всех командиров, от капрала, до капитана, мешают принять какое бы то ни было решение. На ум приходит прием опять же из доармейских игр. Врубаю ранцевый прыжковый ускоритель в надежде перелететь через барахтающихся товарищей. Но второпях выбираю неверное направление – нужно было отскочить вбок, по ходу движения цепи, а я ринулся напрямик против течения, чья сила лишь немногим уступала силе реактивной тяги прыжкового ранца. В итоге мой БПР завис, буквально по сантиметру продвигаясь вперед и одновременно поднимаясь вверх.

Гомон в наушниках резко усилился. Даже не представляю, что подумали командиры, увидев вдруг вскипевшую воду над тем местом, где скрылись три БПРа. Искренне удивляюсь как витиеватости отпускаемых ротным фраз, так и замысловатости их конструкций.

Запас топлива в ранце рассчитан на несколько коротких маневров и вот-вот должен кончиться. Тогда я либо все же упаду на товарищей, либо, если поднимусь выше, буду отброшен течением дальше, и собью с ног следующий БПР

И тут восьмому удается сесть, но при этом он опять мешает отползти в сторону седьмому, свалив того себе на колени. Течение поддевает их, и они кубарем откатываются в сторону.

На последнем выхлопе ранца опускаюсь на освободившееся место и вцепляюсь в дно всеми четырьмя конечностями. После секундного размышления открываю бронещитки траков, складываю робота в походное положение и, отключив силовые поля рамы, выпрыгиваю из нее в кресло. Траки надежно вгрызаются в грунт, и теперь никакое течение не сможет перевернуть или сбить с пути мою машину.

Разворачиваюсь и, подцепив клешней одного из барахтающихся роботов, сдергиваю его в сторону. Он тут же следует моему примеру и складывает свою машину.

Вероятно, я в суматохе пропустил какую-то команду, ибо, осмотревшись, замечаю, что все отделение тоже опустилось на траки.

БПР капрала проехал вдоль цепи, вернулся на правый фланг, и мы вновь двинулись вперед. Только когда отделение прошло не менее четырех сотен метров, дно перестало понижаться и, наконец, пошло вверх. Однако течение оставалось сильным, и взвод оставался на гусеничном ходу.

– Логрэй, отпусти его! – слышится команда капрала.

– Это он сам в меня вцепился, сэр, – отвечает курсант.

– Кого вы там поймали? – Интересуется ротный.

– Второй футболоида зацепил, – докладывает командир отделения.

– Он сам на меня из-за камня прыгнул, – снова оправдывается Логрэй.

Я пытаюсь рассмотреть, кого там поймал правофланговый, но ничего не вижу через корпуса разделяющих нас БПРов.

– Эту гадость отпустите, – приказывает ротный, – Если двухвоста поймаете, того тащите.

– Двухвоста вряд ли поймают, господин капитан, – вставляет один из взводных, – Это футболоид, когда кладку охраняет, может даже на атомоход кинуться.

Так на гусеничном ходу и выезжаем из воды, и поднимаем БПРы на ноги лишь для того, чтобы взобраться на двухметровый обрыв.

Передаем роботов второму отделению и, когда те начинают форсировать реку в обратном направлении, привлекая этим процессом внимание командиров, обступаем Логрэя с расспросами о футболоиде.

– Да он под камнем лежал, – сбивчиво рассказывает тот, – А я еще думаю, что за тряпка такая на дне валяется? Чуть не наступил на него. А он как взлетит и хвать меня за коленный щиток. А я нет чтобы из пушки засандалить ему очередь в пасть, цапнул его правой клешней и тяну. А он вдруг ка-ак раздулся в такой шар – метра три в диаметре, не меньше. У меня клешня сразу с него соскользнула. Ну, короче, его течением сразу и унесло.

– Подробнее можешь обрисовать, какой он из себя был-то, этот монстр? – заинтересованно спрашиваю товарища.

– Да я же и не видел толком. Говорю же, на проекции будто тряпка какая-то была. А потом как пасть откроет… А я его клешней. А он как раздуется…

Глава – 9

Зимний экзамен

Белое покрывало зимы опустилось на землю как-то неожиданно. Еще вечером моросил противный дождик, а уже утром вместо зарядки курсанты очищали от снега территорию части.

Снег сыпал несколько дней, и вот, когда прекратился, наконец-то впервые более, чем за два месяца выглянуло солнце, озарив мир ослепительно-ярким сиянием, отражающимся в каждом хрусталике снежного покрова и заставляющим слезиться глаза. Только в отличие от летнего, зимнее светило вместо нестерпимой жары посылало со своим светом на землю довольно чувствительный мороз.

К счастью, выдвинутое Уиллисом предположение, что теперь нас будут учить, как потеть голышом на морозе, не оправдалось – нам выдали термокомбинезоны из особо прочной ткани, что в свою очередь избавило курсантов от вечной штопки вконец изношенного летнего обмундирования.

Для многих курсантов, как снег, так и морозы оказались в новинку, и, несмотря на инструктажи капралов и сержантов, в первые дни случилась прямо-таки эпидемия обморожения носов и ушей, что в свою очередь вызвало недовольное бурчание привыкшего к безделью персонала полковой санчасти. Не знаю, случайность ли это, или особенности каждого отдельного организма, только обмороженными ходили те же курсанты, которые сильно обгорали летом на солнце. В частности, у стефанов вновь были опухшими уши, и шелушились носы и щеки.

С прекращением снегопадов возобновились утренние кроссы. Только теперь Юрай гонял взвод по местам, где толщина снежного покрова достигала не менее полуметра. Правда, назвать бегом то, как мы, пыхтя и высоко задирая ноги, скакали по сугробам, можно было лишь с большой натяжкой.

Когда после пары дней относительно теплой погоды снежный покров оделся в жесткий сантиметровый наст, продвигаться по нему стало еще труднее. Только благодаря прочным комбезам мы не раздирали в кровь ноги. Но ссадин и синяков хватало.