Смерть меня не найдёт (СИ) - Ефимия Летова

— Что это такое? У вас тут так принято? Как… украшения?

— Нет, — он явно колеблется, и когда я уже открываю рот для того, чтобы сказать, что нисколько не настаиваю на откровенности, неожиданно продолжает, глядя в стену. — Я… мы с Ильяной росли в довольно глухом местечке, далеко от Магристы. Я уже говорил, что наши родители умерли, нас с сестрой воспитывала прабабушка. Бабушка отца. Так получилось.

Мы помолчали ещё.

— Она была уже очень, очень немолодая женщина, со сложившимся взглядом на мир. Знаешь, из тех, кто не приемлет даже культ Тираты, который вошёл в силу всего лишь в последние полвека. Разумеется, до этого в Единую тоже верили, но раньше большое вниманию уделяли грозным безымянным тёмным божествам, драям и другим сакралям.

По единственному верному, разумеется, мнению лирты Ласвиры, даруемые Единой донумы развращали и убивали своих носителей. В общем, когда выяснились мои способности к некромантии, она привела меня к своей соседке для того, чтобы их запечатать по древнему обычаю. Конечно, камень мезонтит гасит магию, но на самом деле в Магре его так мало и он так дорог, что все эти целители, лекарки, магички и прочая шушера, обещающая заблокировать нежелаемый донум, не более чем шарлатаны. Но каждый раз, несмотря ни на что, находится множество доверчивых граждан, — Март хмыкает и взъерошивает свои непослушные волосы, улыбается, немного натянуто.

— В общем, мне было шесть, когда наши с Ильяной родители сгорели в лесном пожаре, а бабка нашла меня, рыдающего на пожарище в компании обгоревших, мёртвых, но бодро прыгающих мелких лесных тварей. И лет восемь, когда терпение литры Ласвиры закончилось, и она привела поднимающего безголовых куриц, не в меру жалостливого правнука к своей соседке-магичке, с мнением которой она всегда считалась больше, чем с мнением верховного жреца Тираты. Ну и за одну зарезанную свинью да две кадки с квашеной рипсой маленького Мартена подвергли не самой приятной процедуре. Честно говоря, она имела эффект — это было так жутко, так больно, что пару лет после я действительно ничего магического совершить не мог, так боялся повторения.

— Дикость какая! — не выдержала я. — Но ведь твой донум остался при тебе?

— Это не мезонтит, просто речной камень, — Март пожимает плечами. — Хотя иногда мне кажется, не случись этого всего, я… Но что было — то было. Мне не мешает.

Он так же осторожно, как и я только что, касается пряди моих чёрно-бирюзовых волос.

— Красивый цвет.

— В том мире, без магии, который мне снился, — я немного запинаюсь, но всё же продолжаю, — люди не могут иметь такой цвет от рождения. А в Магре, выходит, могут?

— Цвет волос ни от чего не зависит, — Март уже привычно не удивляется моим странным замечаниям. — Просто какие-то оттенки встречаются реже, какие-то чаще.

— Нет никаких ограничений?

— Никаких.

Внезапно он поднимается на ноги, отряхивает песок с брюк.

— Подожди меня здесь, я сейчас вернусь, — и направляется в сторону кварковой бухты. А я, снова чувствуя эту щемящую нотку внутри, смотрю на медленно поднимающийся над горизонтом розовеющий Стилус.

* * *

— Молоко?!

Момент слишком уж романтичный, до слащавости. Небо такое синее-синее, и море отчаянно бирюзовое, вода пунцово блестит в лучах ночного светила, а пляж совершенно пустынный, ни одного человека не наблюдается, и такой чистый, ни бумажки, ни сигаретного окурка.

Вот сразу понимаешь — другой мир. Солнце белое, луна красная. И чистота, как на фотографиях в отфотошопленных рекламных проспектах.

Песок тёплый, нагретый, обувь я скинула, а Март уходил не просто так — притащил с собой два стеклянных бокала с чем-то холодным и белым.

— Молоко гваны! — заявил он гордо, как будто самолично доил вышеназванную гвану голыми руками.

Подал мне кружку и замер. Смотрит, чуть склонив голову к плечу. Улыбается.

Любуется.

А где-то в глубине глаз прячется тоска, такая неподдельная печаль, будто мы прощаемся прямо сейчас.

Будто он безумно не хочет меня отпускать, но и не отпустить не может.

…чего только не придумается! И я первая отворачиваюсь, собираю мельчайшие камушки, разбросанные по песку, и выкладываю из них его имя.

— Почему молоко, а не вино?

— Агнесса! — Март укоризненно качает головой. — Ещё немного — и я действительно и бесповоротно поверю в полную потерю памяти. В Магре запрещено пить алкогольные напитки под открытым небом.

— Это оскорбляет Тирату?

— Разумеется.

Не видя гвану живьём, довольно трудно решиться пить её молоко, если честно. Мало ли, из какого органа гваны оно добыто и вообще. Где гарантия, что гвана — млекопитающее? Может, "молоко" — это просто название?

— Что это такое? — Март с любопытством указывает пальцем на слово из камней.

А я отхлебываю из стакана большой глоток и некоторое время глухо кашляю. В целом на вкус ничего, сладкое и жирное, как молочный коктейль.

— Твоё имя. На моём языке.

— Ах, на твоём? Агнесса, ну, сколько можно? Зачем?

— Ты думаешь, я смогла бы так просто такое выдумать?

Он некоторое время разглядывает меня, задумчиво.

— А твоё имя как будет?

— Сейчас…

Некоторое время мы собираем камушки, то и дело сталкиваясь пальцами в песке. Я выкладываю "Камилла".

— А вот эти две буквы одинаковые, — почти с детским восторгом говорит Март. — А можно я?!