Здесь вам не клан - Ян Анатольевич Бадевский

—…этого — в облачное хранилище…

—…частичная консервация…

— …установите сроки… мне отчет оформлять…

— Оцифровка завершена.

Последняя реплика обрывает поток бессвязного бреда.

Я осознаю себя в небольшой комнате с прозрачными стенами. О том, что этот куб является комнатой, я сужу по контурам рёбер и некоему подобию мебели. Уточню: мебель весьма условна, ее как бы набросал незримый дизайнер. За гранями моей тюрьмы раскинулась вселенная. Бархатная тьма, испещренная далекими звездами. Я не сижу, не стою, не существую. Присутствую — и не более того.

Космос затягивает.

Бездна, от которой нельзя отвести взгляд.

Очень странная бездна. Я не вижу знакомых созвездий. Да и сами звезды… Мне кажется, это не солнца, а миры. Обитаемые миры, разбросанные по разным вселенным.

В сознание вторгается голос:

— Он может отказаться работать на нас?

Второй голос, женский:

— Его никто не спрашивает. Всё, что он будет видеть, система ментальных ретрансляторов передаст нам. Облачное хранилище сотрется из его памяти навсегда.

Помехи.

Комната становится еще более зыбкой, нереальной. Распад? Я пытаюсь удержать скатывающиеся в пустоту образы. Меня настигают слова невидимых собеседников:

— Приготовиться к трансплантации. Объект — Земля-124. Тестовое погружение, техномагический пласт…

Пауза.

Меня вновь окружает серость.

— Загрузка…

Я просыпаюсь.

В кресле с жесткими подлокотниками. Мои виски облеплены датчиками, провода тянутся в пол. Это не моя комната. Кровать исчезла, компьютер — тоже. Окон нет вообще. Потолок низкий. Тусклые световые панели заливают помещение мертвенным светом.

Передо мной — зеркало.

Широкое, во всю стену. Я вижу свое отражение — парнишка с недоуменным взглядом и взлохмаченными волосами. Знаю я такие зеркала. Односторонняя поляризация. С той стороны за мной наблюдают.

Кто?

Несложно догадаться.

Сон как рукой сняло.

Я напряг руки, дернулся — никакого результата. Как я сюда попал? Это бесконечные уровни реальности, иллюзия внутри иллюзии…

Соберись, Макс.

Даже у самой лютой дичи есть внутренняя логика. Ты просто не знаешь всех фактов. Не видишь подводную часть айсберга.

— Что здесь творится, вашу мать?

Ты засыпаешь в собственном родовом имении, а просыпаешься в локации, смахивающей на комнату дознаний. Или подпольную лабораторию свихнувшегося маньяка. В этом мире существует лишь одно объяснение — меня протащили через портал.

И я ничего не заметил?

— Снотворное, — раздался над самым ухом знакомый голос. — Маленький укольчик.

Тихие шаги.

Справа меня обошел Тимофей Волков собственной персоной. Фискал выглядел по своему обыкновению стильно и опрятно, только кепка на голове отсутствовала.

— Благодарю, — следователь кивнул кому-то у меня за спиной. — На сегодня свободны, Борис Георгиевич.

— Сами справитесь?

В зеркале отражался собеседник Волкова, на которого я поначалу не обратил внимания. Коренастый мужичок лет пятидесяти. Стрижка под полубокс успешно маскировала залысины. Борис Георгиевич носил светло-серую униформу, чем-то напоминавшую медицинский халат. Очередной целитель?

— Как обычно, — отозвался Волков.

— Датчики, — напомнил Борис Георгиевич.

— Подробный отчет, — напомнил следователь.

Так они и распрощались.

Едва закрылась дверь, Волков подошел ко мне и принялся снимать хрень, прилипшую к вискам. Провода тут же начали втягиваться в пол. Интересная технология. Чем-то подобным пользовалась Кара в фургоне, на котором мы покидали Детройт.

— Поздравляю, — сказал канцелярист, отступая на два шага. — Ты прошел собеседование.

— Шутите?

— Я работал в связке с нашим менталистом, — заявил Волков, освобождая мне руки. — Теперь нам известны твоя биография, обстоятельства смерти и ряд других фактов… которые я бы назвал бесценными.

— Разве я с кем-нибудь общался во сне?

— Ты этого не помнишь.

Начинаю растирать онемевшие запястья.

— Давайте, проясним один момент, Тимофей…

— Петрович, — подсказал мой новый куратор.

— Итак, Тимофей Петрович, вы хотите сказать, что вторглись в родовое поместье Корсаковых, вкололи мне какую-то химию, выдернули из постели и, воспользовавшись порталом, переправили сюда? Я так понимаю, мы находимся в тайной канцелярии.

— Правильно понимаешь, — кивнул следователь. — И процесс в общих чертах описан верно.

— А вы можете вот так… вторгаться к дворянам?

— Мы всё можем, — заверил Волков.

— И что мешало пригласить меня на это ваше собеседование? Я же согласился сотрудничать с Особым отделом. А так… целое представление устроили. Эффектно, не скрою.

— Ты не должен догадываться о начале собеседования, — отрезал Волков. — Разум защищается, выставляет блоки. В подобных случаях мы не можем пробиться в ядро личности и получить доступ ко всем воспоминаниям, включая заблокированные.

Я вспомнил фиаско родового целителя.

— Часть моих воспоминаний заблокирована?

— Послесмертие, — кивнул следователь. — И прошлая жизнь твоего носителя.

— Как это получилось?

— Хороший вопрос, — Волков поставил напротив меня черный стул и уселся на него, забросив ногу на ногу. — У нас сложилась интересная картинка, но она тебе может не понравиться.

— Я весь внимание.

Следователь вздохнул.

— Для начала уладим формальности.

В руках фискала появилась папка с документами. Фокусник хренов. Я вспомнил, что этот тип умеет призывать вещи. Тот пистолет, к примеру, с помощью которого я завалил гаражную тварь. В моем мире такую способность назвали бы телекинезом. Наверное.

Из воздуха выпала ручка.

Солидная, черная.

Волков выхватил ручку и протянул мне вместе с папкой.

— Я бы хотел ознакомиться.

— Не всё ли равно? — мой собеседник пожал плечами. — При любых раскладах ты под колпаком. Особый отдел шагу не даст ступить такому как ты без дополнительного согласования.

Я раскрыл папку.

Внутри обнаружились контракт и договор о неразглашении. А еще — разрешение на ментальные подключения для сотрудников Особого отдела. Игнорируя недовольное лицо следователя, я погрузился в чтение. Контракт был объемным и насчитывал порядка двадцати страниц мелким шрифтом. Я пропустил юридические определения и форс-мажоры, заострив внимание на обязанностях сторон и последствиях нарушения.

М-да.

Обязанности были преимущественно у меня, тайная канцелярия обладала сплошными правами. Косяки наказывались жестко, вплоть до реальных тюремных сроков с отбыванием в суровых сибирских дистриктах. Заключалось всё это сроком на пять лет с автоматической пролонгацией. От сотрудничества в будущем я могу отказаться, но тогда вступает в действие какой-то хитрожопый протокол под номером 113. Подозрений много, проверять не хочется.

Меня подсаживают на иглу.

Долгосрочную иглу, слезть с которой будет непросто. Если я и выйду из Отдела, то исключительно вперед ногами. Сука, как меня задолбали такие схемы.

Договор о неразглашении — всего одна страница. Суть проста, как член — я не имею права сообщать третьим лицам информацию, полученную в стенах тайной канцелярии. Или в ходе расследования, инициированного тайной канцелярией.

Третья бумага — самая отвратительная.

Менталисты Отдела имеют право влезать в мою черепушку, когда им заблагорассудится. Или связываться со мной посредством мыслепередач в ходе выполнения совместных операций.

Скривившись, я подписал всё это дерьмо.

И вернул папку с ручкой своему куратору.

— Чудесно, — обрадовался Волков. — А теперь можно и побеседовать по душам. Есть хочешь?

Я понял, что хочу.

— Сейчас примерно девять утра, — с иезуитской улыбкой сообщил следователь. — Тебе надо восстановить силы.

Ага,