Истории про девочку Эмили - Люси Монтгомери

И конечно же Рода Стюарт и Дот Пейн были перед Илзи «что лунный свет пред солнечным, вода перед вином»[23]… или, вернее, были бы, если бы к тому времени Эмили знала и другие стихи Теннисона, а не одну лишь «Песнь рожка».

— Нельзя иметь все удовольствия сразу. Тебе придется с чем-то мириться, — сказала Илзи. — Я вспыльчивая — в отца, и ничего тут не поделаешь. Подожди, вот увидишь, каков он, когда разъярится.

Этого Эмили пока не видела. Она часто заходила в дом Бернли, но в нескольких случаях, когда доктор Бернли был дома, он не обращал на нее внимания, если не считать легкого кивка при встрече. Он постоянно работал, поскольку, каковы бы ни были его недостатки, никто не подвергал сомнению его мастерство врача, и практику в округе он имел обширную. У постели больного он оставался настолько же ласковым и полным сочувствия, насколько резким и саркастичным становился в стороне от нее. Пока вас мучила болезнь, доктор Бернли был готов на все ради вас; когда же вы были здоровы, он вас явно терпеть не мог. Весь июль ему пришлось прилагать огромные усилия, чтобы спасти жизнь Тедди Кента в Пижмовом Холме. Теперь Тедди был вне опасности и мог вставать с постели, но его выздоровление шло не так быстро, как хотелось доктору Бернли. Однажды он окликнул Илзи и Эмили, направлявшихся напрямик через лужайку к озеру с удочками и жестянкой ужасных жирных червяков — с последними имела дело исключительно Илзи, — и велел им сходить в Пижмовый Холм и поиграть с Тедди Кентом.

— Мальчику одиноко, вот он и хандрит. Сбегайте да подбодрите его, — сказал доктор.

Илзи очень не хотелось идти. Ей нравился Тедди, но, судя по всему, чрезвычайно не нравилась его мать. Что же до Эмили, то она ничего не имела против такого визита, хоть и не выразила своих чувств открыто. Тедди Кента она видела только один раз — в воскресной школе, как раз накануне того дня, когда он серьезно заболел, и с виду он ей понравился. Казалось, она тоже понравилась ему: она несколько раз заметила, как он, сидя за несколько скамей от нее, робко, но внимательно смотрел в ее сторону. По мнению Эмили, он был очень красив. Ей понравились его густые темно-каштановые волосы и голубые глаза под черными бровями, и впервые она подумала, что, возможно, с мальчиком тоже было бы довольно приятно поиграть. Разумеется, речь не шла ни о каком «поклоннике». Эмили терпеть не могла школьный жаргон, на котором мальчика называли вашим «поклонником», если ему случалось одолжить вам карандаш или предложить яблоко и если он часто выбирал вас партнершей в играх.

— Тедди — славный мальчик, но мать у него странная, — сказала ей Илзи на пути в Пижмовый Холм. — Она никогда никуда не ходит… даже в церковь… но я думаю, все это из-за шрама на лице. Они не здешние… живут в Пижмовом Холме только с прошлой осени. Они бедные и гордые, и соседи к ним редко заходят. Но Тедди ужасно милый, так что, если его мать будет на нас мрачно смотреть, не станем обращать внимания.

Миссис Кент не стала смотреть на них мрачно, хотя оказанный им прием оказался довольно прохладным. Возможно, она также получила какие-то распоряжения от доктора. Это была маленькая женщина с громадной копной мягких, шелковистых, блеклых светло-каштановых волос, с темными печальными глазами и широким шрамом, идущим наискось через все ее бледное лицо. Без шрама она могла бы считаться даже миловидной, а ее нежный голос звучал нерешительно, как ветер в зарослях пижмы. Эмили, с ее природной способностью с первого взгляда составлять мнение обо всех людях, которые встречались ей, сразу почувствовала, что миссис Кент не была счастливой женщиной.

Пижмовый Холм лежал к востоку от Разочарованного Дома, между озером и песчаными дюнами. Большинство людей считали это место неухоженным, уединенным, заброшенным, но Эмили нашла его очаровательным. Маленький, обшитый досками домик стоял на вершине невысокого холма, круто и неожиданно поднимающегося на обочине проезжей дороги и утопающего в ароматном, дерзком буйстве зарослей пижмы. Неровная изгородь, почти незаметная в разросшихся кустах шиповника, окружала участок, куда с дороги вела осевшая, давно не крашенная маленькая калитка. В склон холма были врыты камни, служившие ступенями, по которым можно было подняться к парадной двери. За домом стоял полуразвалившийся сенной сарай и раскинулось поле цветущей кремово-зеленой гречихи, отлого спускающееся к озеру Блэр-Уотер. А спереди у дома было неправильной формы крыльцо, вокруг которого протянулась яркая полоса красных маков, поднимающих к небу свои волшебные чаши.

Тедди был искренне рад гостьям, и втроем они весело провели остаток дня. Когда пришло время прощаться, на чистом, чуть желтоватого оттенка, лице Тедди уже играл легкий румянец, а темно-голубые глаза горели ярче, чем прежде. Миссис Кент с жадной радостью отметила это и горячо, хотя все еще не радушно, попросила девочек приходить почаще. Но Пижмовый Холм показался им таким очаровательным местом, что они и сами были рады прийти снова. До самого конца каникул почти каждый день Илзи и Эмили появлялись там — предпочитая для своих визитов долгие восхитительные августовские вечера, когда над зарослями пижмы парили белые мотыльки и дымчатые золотистые сумерки медленно угасали, превращаясь в лиловый полумрак над зеленым склоном позади дома, а на берегах озера зажигали свои сказочные факелы светляки. Иногда все трое играли в зарослях пижмы, и тогда Тедди и Эмили, как правило, оказывались на одной стороне, но даже вдвоем были не более чем равным противником проворной, сообразительной Илзи. Иногда Тедди приглашал их на чердак сенного сарая, чтобы показать небольшую коллекцию своих рисунков. Обе девочки находили эти рисунки совершенно замечательными, хотя даже не подозревали, насколько великолепны они были в действительности. Казалось чудом, что Тедди, взяв карандаш и кусок бумаги, может несколькими быстрыми движениями тонких смуглых пальцев изобразить Илзи или Эмили, или Дымка, или Лютика, так что кажется, они готовы заговорить… или замяукать.

Дымок и Лютик были котами, жившими в Пижмовом Холме. Лютик, прелестное, пушистое, желтое создание, лишь недавно перестал считаться котенком. Дымок, взрослый мальтийский кот, выглядел аристократом от кончика носа до кончика хвоста. Ни у кого не могло возникнуть сомнений в том, что он принадлежит к самому высшему кошачьему обществу. У него были изумрудные глаза и дымчатая плюшевая шубка с единственным белым пятном — восхитительной манишкой.

Самыми приятными из всех приятных часов, проведенных в Пижмовом Холме, Эмили считала те, когда, устав от игр, Тедди, Илзи и она втроем сидели на ступенях странного маленького крыльца, окруженные тайной и волшебством превращения света во мрак, и смотрели на темнеющие на фоне неба елочки за сенным сараем, которые казались лишь сказочными призраками деревьев. Облака на западе медленно темнели, и над полями поднималась громадная круглая желтая луна, отражение которой то появлялось, то исчезало на поверхности озера, где Женщина-ветер ткала чудесные гобелены из света и тени.

Миссис Кент никогда не присоединялась к детям, хотя — как с содроганием ощущала Эмили — украдкой следила за ними из-за кухонных жалюзи. Тедди и Илзи пели школьные песенки, Илзи декламировала, Эмили рассказывала разные истории, или все трое — каждый, бросив якорь в каком-то своем тайном порту мечты — просто сидели в счастливом молчании, а в зарослях пижмы, как одержимые, носились кошки, описывая круг за кругом вокруг дома. Иногда они неожиданно выскакивали на крыльцо и так же неожиданно снова спрыгивали с него. Их глаза горели, как драгоценные камни; их хвосты развевались, как плюмажи. Все в них пульсировало напряженной, тайной жизнью.

— Ах, до чего хорошо быть живым, правда? — сказала однажды Эмили. — Разве не было бы ужасно, если бы человек никогда не жил?

Тем не менее существование не было совсем уж безоблачным… об этом заботилась тетя Элизабет. Тетя Элизабет разрешила визиты в Пижмовый Холм неохотно — только потому, что таково было распоряжение доктора Бернли.

«Тетя Элизабет неадабрительно относится к Тедди, — рассказывала Эмили в одном из писем к отцу… количество этих посланий на тайной полке под старым диваном на чердаке постоянно росло. — Когда я в первый раз спросила ее, можно ли мне пойти и поиграть с Тедди, она посмотрела на меня сурово и спросила: Кто такой Тедди? Мы ничего не знаем об этих Кентах. Помни, Эмили, что Марри не общаются со всеми подряд. Я сказала: Я Старр, а не Марри, вы сами это сказал и. Дорогой папа, я не собиралась дерзить, но тетя Элизабет назвала меня дерзкой и до вечера со мной не разговаривала. Она, похоже, считала, что это очень суровое наказание, но я ничего не имела против, только это довольно неприятно, когда кто-то из твоей родни хранит презрительное молчание, глядя на тебя. Но потом она разрешила мне ходить в Пижмовый Холм, потому что пришел доктор Бернли и ностаятельно просил об этом. Доктор Бернли обладает странным влиянием на тетю Элизабет. Я не понимаю почему. Рода сказала однажды, будто тетя Элизабет очень надеется, что доктор Бернли и тетя Лора вступят в брак (это, как ты знаешь, означает поженятся), но это не так. Как-то раз вечером к нам на чай заходила миссис Андерсон. (Миссис Андерсон ужасно толстая, и ее бабушка была Марри, а больше о ней сказать нечего.) Так вот, она спросила тетю Элизабет, как она думает, женится ли снова доктор Бернли, а тетя Элизабет сказала: Нет, он не женится, и еще сказала, что не считает правильным, когда люди женятся или выходят замуж во второй раз. Миссис Андерсон сказала: Иногда мне казалось, что он женится на Лоре. Тетя Элизабет только бросила на нее высокомерный взгляд. Нет смысла отрицать, что бывают моменты, когда я очень горжусь тетей Элизабет, хоть она мне и не нравится.