Чужестранка. В 2 книгах. Книга 2. Битва за любовь - Диана Гэблдон

Передние ряды зрителей неохотно раздвинулись, когда рослый гнедой конь просунул длинную морду между тесно сдвинутыми плечами. Под удивленными взглядами всех присутствующих — включая и меня — тощая фигурка Неда Гоуэна проворно спрыгнула с седла.

Джефф в немалом недоумении разглядывал аккуратного худощавого человечка.

— Кто вы такой, сэр? — Такое вынужденно вежливое обращение явно было внушено серебряными пряжками на башмаках и бархатным кафтаном прибывшего: служба при лэрде клана Макензи имела свои выгодные стороны.

— Мое имя Эдвард Гоуэн, ваше лордство, — четко и ясно выговорил Нед. — Я адвокат.

Матт сгорбился и слегка покрутился на стуле, у которого не было спинки, и оттого долговязому туловищу судьи приходилось сильно напрягаться. Я от души пожелала, чтобы ему защемило позвоночный диск в пояснице, — уж если меня собираются сжечь за то, что у меня дурной глаз, пускай он причинит хотя бы это зло и отчасти рассчитается за меня.

— Адвокат? — переспросил судья. — Что же привело вас сюда? Седой парик Неда Гоуэна склонился в самом изысканном из официальных поклонов.

— Я прибыл предложить мои скромные услуги в поддержку мистрисс Фрэзер, ваше лордство, — ответил юрист. — В поддержку очаровательной леди, которую я лично знаю как добрую и отзывчивую при проведении целительных действий и осведомленную в том, как эти действия проводить.

Очень хорошо, одобрительно подумала я. Наконец-то удар в нашу пользу. Я увидела на губах у Джейли полувосторженную-полунасмешливую улыбку. Вряд ли кто-то проголосовал бы за Неда Гоуэна как за короля красоты, но в данный момент я не склонна была придираться к внешности.

Поклонившись судьям, а также всем прочим, в том числе — с полной официальностью — и мне самой, мистер Гоуэн выпрямился еще сильнее, чем это было ему свойственно обычно, уперся большими пальцами в бока и со всем романтизмом своего пожившего, но галантного сердца приготовился к сражению, избрав любимое законом оружие изощренной скуки.

Он был до крайности зануден. С упорством автоматической мясорубки он проверял каждый пункт обвинения на оселке своего опыта и безжалостно кромсал его на куски клинком законодательных актов и топором прецедентов.

То был подвиг благородства. Он говорил. И говорил. И говорил снова, делая по временам паузы якобы затем, чтобы почтительно обратиться за указаниями к суду, а на самом деле — для того, чтобы перевести дух и собраться с силами для нового неистового нападения оружием слова.

Поскольку жизнь моя висела на волоске и мое будущее определенно зависело от красноречия маленького иссушенного человека, я, казалось бы, должна была внимать каждому его слову с увлечением. Вместо этого я самым постыдным образом зевала, не в состоянии даже прикрыть рот рукой, потому что руки у меня были связаны, и переминалась с одной наболевшей ноги на другую, горячо желая, чтобы меня, сожгли немедленно и прекратили эту пытку.

Толпа, по-видимому, испытывала те же ощущения, но, по мере того как утреннее возбуждение переходило в полную апатию, негромкий и ровный голос мистера Гоуэна звучал неутомимо. Люди начали мало-помалу расходиться: кто вдруг вспоминал, что пора подоить корову, кто спохватывался, что не полил цветы, и у всех созрело убеждение, что, пока жужжит этот неумолимый голос, ничего интересного произойти не может.

К тому времени, как Нед. Гоуэн кончил свою первоначальную защиту, наступил вечер; толстый судья, которого я про себя называла Джеффом, объявил, что суд возобновит работу завтра утром.

После короткого, вполголоса, совещания между Недом Гоуэном, Джеффом и стражником Джоном Макри два дюжих гражданина отвели меня к гостинице. Бросив взгляд через плечо, я увидела, что Джейли уводят в противоположном направлении: она шла, выпрямившись, подчеркнуто не спеша и гордо не замечая сопровождающих.

В темной задней комнате гостиницы мои путы были наконец сняты. Принесли свечу. Потом явился Нед Гоуэн с бутылкой эля и тарелкой хлеба и мяса.

— Я могу побыть с вами всего несколько минут, дорогая, да и этого удалось добиться с трудом, так что выслушайте меня без промедления.

Маленький юрист близко наклонился ко мне, неровный свет свечи придавал его облику особую таинственность. Глаза у него блестели, и, кроме небольшой разлохмаченности парика, в нем не было заметно, никаких признаков напряжения или усталости.

— Мистер Гоуэн, я очень рада видеть вас, — искренне сказала я.

— Да, да, дорогая, — ответил он, — но теперь не время для таких разговоров. — Он погладил мою руку — ласково, но небрежно.

— Мне удалось уговорить их выделить ваше дело, решать его самостоятельно, а не вместе с делом мистрисс Дункан. Это может нам помочь. Мне кажется, что первоначально не было намерения арестовывать вас и вы были схвачены только потому, что находились вместе с ней… то есть с мистрисс Дункан. Однако, — продолжал он быстро, — вам угрожает опасность, и я не стану скрывать это от вас. В настоящее время настроение в деревне складывается не в вашу пользу. Что заставило вас взять на руки этого ребенка? — спросил он с несвойственной ему горячностью.

Я открыла рот, чтобы ответить, но он нетерпеливо отмахнулся от собственного вопроса.

— Ладно, теперь это уже не имеет значения. Мы должны попробовать сыграть на том, что вы англичанка и отсюда ваше неведение, именно на него надо упирать, а не на то, что вы чужестранка. Надо тянуть как только можно. Время работает на нас. Худшие из этих судов происходят в атмосфере истерии, когда весомость доказательств приносится в жертву жажде крови.

Жажда крови. Это полностью определяло те эмоции, которые написаны были на обращенных ко мне лицах людей в толпе. Там и сям я замечала выражения сочувствия и сомнения, но мало кто решился бы противопоставить себя толпе, а в Крэйнсмуире явно ощущалась нехватка подобных характеров, даже, скорее, полное их отсутствие. Впрочем, нет, поправила я себя. Один есть — сухой маленький юрист из Эдинбурга, крепкий, как старый башмак, на который он был так похож.

— Чем дольше мы будем тянуть, — продолжал констатировать мистер Гоуэн, — тем меньше возможность поспешных действий. Итак, — заключил он, положив руки на колени, — завтра ваше дело — молчать. Говорить буду я, и дай Бог, чтобы это принесло победу.

— Звучит достаточно логично, — сказала я со слабой улыбкой.

Из-за двери в переднюю часть гостиницы донеслись громкие голоса; я взглянула в ту сторону, и мистер Гоуэн, перехватив мой взгляд, кивнул.

— Да, я очень скоро оставлю вас, но я договорился, что ночь вы проведете здесь.